кольцо с бриллиантом, я приняла подарок, зная, что не люблю его. Физически он был мне абсолютно безразличен. Но я относилась к нему с большим уважением, чувствовала себя с ним спокойно и уверенно. Наверно, эти-то свои чувства я и приняла за любовь.
И все же одно я усвоила твердо: у меня появился панический страх перед замужеством. Я не хотела новой неудачи. И хотя я переехала к Сергею, в шестикомнатную квартиру, где они жили вдвоем с матерью, я решительно заявила, что оформлять брак не желаю. Пока что не желаю — мне нужно время. В его квартире хватало отдельных комнат, и его мать никогда не врывалась к нам, как когда-то мамуля. Но жить с Надей оказалось нелегко. Поначалу меня это забавляло. Человек, с которым я жила, полностью доверял мне, а его мать — нет. Это она выбрала меня для своего сына, а посему преисполнилась решимости пресечь любые попытки отнять меня у него. Вскоре я убедилась, что, когда мне звонили, она поднимала отводную трубку и подслушивала разговоры. Не однажды я замечала, что она выходит из дому вслед за мной с намерением проследить, куда я иду и с кем встречаюсь. Не то, чтобы ее заботила моя репутация. Нет, ее заботила лишь репутация ее сына. Женщине, близкой ее сыну, надлежит быть безукоризненной во всех отношениях и жить только его жизнью, и она, Надя, сделает для этого все, что в ее силах.
Сергей, однако, вполне спокойно принял наш образ жизни.
— Я и правда не хочу выходить замуж, — объяснила я ему. — Хватит и того, что я живу с тобой. Я твоя, и я счастлива.
Он принял мои условия, и мы и впрямь были счастливы. Наш образ жизни устроил, по-моему, и мамулю. Во всяком случае, если у нее и были какие-то сомнения, я не припоминаю ни одного худого слова, услышанного от нее. Она ведь тоже еще не забыла Ираклия.
А Сергей уповал на то, что со временем я изменю свое отношение к браку. И не только потому, что любил меня, сюда примешивались еще и карьерные соображения — для его карьеры будет лучше, если он женится. Наш уговор привнес в его досье маленькую черную отметинку.
Но Надя с нашим уговором никак не желала мириться. По какому такому праву досье ее сына запятнано? Разве брак с ее сыном — не величайшее счастье для любой женщины? Что со мной происходит?
Я никогда не умела противиться давлению. После пяти месяцев совместной жизни с Сергеем и нажима Нади я сдалась. Быть может, Надя права. Действительно, что со мной происходит? Я вполне счастлива с Сергеем, у нас прекрасные отношения. Мы пошли в загс и официально зарегистрировали наш брак. Это произошло в 1971 году.
Думаете, Надя изменила свое поведение? Ничуть не бывало. Единственным положительным результатом нашей женитьбы был приезд Надиного брата Анатолия. Удивительно милый, приятный человек, он понимал нас с Сергеем и прекрасно видел, что творит его сестра. Но она и его ни в грош не ставила.
— Разве тебе понять, каково быть матерью? — кричала она. — Да и где тебе, если ты никогда не был женат!
Он только посмеивался над нею:
— Как будто замужество прибавило тебе хоть каплю ума.
В 1971 году мне выпало счастье вновь встретиться на съемочной площадке с Мишей Богиным, тем самым режиссером, который пригласил меня на фильм «Двое». Новый его фильм назывался «Про любовь», и я исполняла в нем роль женщины-скульптора, которая не желает поступаться своими идеалами и играть роль любящей жены и матери, отведенную женщинам той поры.
Казалось бы, Надиному самолюбию должно было льстить, что ее невестка — киноактриса, которой предсказывают блестящее будущее. Но, по-моему, она считала, что я использую свою работу лишь как предлог для того, чтобы уклониться от исполнения супружеских обязанностей. И хотя дальше ворот путь на студию был для нее закрыт, она по-прежнему шла следом за мной по улицам и подслушивала мои телефонные разговоры.
В перерывах между фильмами Надя с Сергеем так услаждали мою жизнь, что, казалось, они поставили себе целью вконец испортить меня роскошью. Домработница приносила мне завтрак в постель, хотя я неоднократно говорила Наде, что люблю завтракать за столом. В промежутках между съемками Надя старалась предугадать практически каждое мое желание, лишь бы я не выходила из дому. Мало-помалу я стала ощущать себя эдакой птичкой в клетке. Я потолстела и обленилась, все чаще и чаще прикладывалась днем к подушке — отдохнуть от утренних хлопот, в которых не принимала ровным счетом никакого участия.
Но даже не принимая в расчет Надю, моя жизнь с Сергеем как-то не складывалась Он работал над диссертацией и не очень был склонен выходить вечерами из дому. А уж если мы и шли куда-нибудь в гости, то непременно к его друзьям. Я понимала Сергея, да и друзья его были со мной предельно вежливы и дружелюбны, но нам не о чем было друг с другом разговаривать. Я ничего не смыслила в научных проблемах, которые их занимали, а потому лишь улыбалась, произнося время от времени ничего не значащие фразы.
У моих же друзей Сергей по большей части молчал. Ему было явно неуютно среди завсегдатаев мира театра и кино. Его молчание всех угнетало.
И все же самой большой проблемой было постоянное вмешательство Нади в наши дела. После одного особенно неприятного эпизода, связанного со слежкой за мной, она избрала новую тактику. Теперь она взяла на вооружение тему детей. Каждый вечер за ужином она подводила разговор к нашему будущему ребенку. Почему мы не заводим ребенка? Сергею нужно стать отцом, пока он еще молод. Что за будущее ждет нас и ради чего мы работаем, если не ради ребенка? И хотя я в довольно резких выражениях объяснила ей, что еще не готова стать матерью, а Сергей меня поддержал, Надя продолжала свою широкую агитационную кампанию в пользу будущего внука.
В конце концов я объявила Сергею и его матери, что сыта всем этим по горло. А поскольку мамуля к этому времени переехала в новую, более просторную квартиру на Кутузовском проспекте, я перебираюсь к ней.
— И я с тобой, — заявил Сергей.
Что я могла ответить? Мне было приятно, что Сергей поддерживает меня, но, по правде говоря, я не очень бы убивалась, если б он остался со своей матерью. Я понимала: где бы мы ни поселились, Надя, пока я с Сергеем, всегда будет для нас источником больших проблем.
Мы прожили у мамули чуть больше месяца, как вдруг мне позвонили из Ленинграда, пригласив сниматься в новом фильме. В тот момент, когда я почувствовала, что гораздо больше хочу уехать, чем остаться с Сергеем, я поняла, что нашему браку пришел конец. Я сказала мамуле:
— Мне плевать на его блестящее будущее, на его престижную работу и на все остальное. Я хочу быть свободной.
Мамуля покачала головой.
— Не понимаю тебя, Вика. Чего в конце концов ты хочешь? Никого лучше Сергея тебе никогда не найти. Он тебе идеально подходит. Неужели ты бросаешь его только из-за матери?
— Нет. Даже без нее наш брак все равно обречен. Просто я не люблю его.
— Ну ладно, — сказала она. Подойдя ко мне, она сжала руками мою голову. — Что же такое произошло с тобой, Вика, за те годы, что меня не было рядом? Сможешь ли ты когда-нибудь полюбить?
— Конечно, смогу, — ответила я, но ее вопрос напугал меня. Мне почудилось, что где-то внутри меня что-то сжалось, как от холода. Тот же вопрос я не раз задавала себе и сама. Мне двадцать пять лет, У меня за спиной уже два неудачных брака. Усилием воли я постаралась выбросить этот вопрос из головы. Точно болезнь, о которой не хочется думать.
Когда я объявила Сергею, что уезжаю в Ленинград и больше к нему не вернусь, он сказал:
— Я буду тебя ждать.
Пока меня не было, он перебрался обратно к матери. Спустя два или три месяца после моего возвращения из Ленинграда он позвонил мне. У меня было вполне достаточно времени, чтобы подумать о нашей совместной жизни. Что-то я все же утратила, уйдя от него. Он хороший, порядочный человек, и, кто знает, приложи я чуть больше усилий, может, мне и удалось бы наладить нашу жизнь? Вот почему на его вопрос, не вернусь ли я к нему, дав ему еще один шанс, я ответила согласием.
Когда я вошла в квартиру, дядя Анатолий даже прослезился и крепко меня обнял Надя поцеловала в
