что вроде все это уже было. Драко, сказавший ему что-то жесткое, уже уходил
прочь, а он стоял и боролся с желанием догнать его.
Остатки гриффиндорской гордости, не до конца выпитой поцелуями слизеринца, выжатой его объятиями,
растворившейся в его семени, приковали Гарри к месту, не давая броситься вслед за Малфоем, валяться у
него в ногах, умолять признаться, что это была всего лишь жестокая шутка.
- Гарри… - услышал он полный сострадания голос Гермионы, и вскинул руку. Она замолчала, и Гарри был
рад - он не был уверен, что может сказать что-нибудь. У него слишком сильно болело в горле и в груди.
У самых его ног что-то шевельнулось. Гарри опустил голову - над телами огневиков совершенно неподвижно
сидела Сольвейг. Только пальцы ее двигались туда-сюда, поглаживая мертвые крылья - черные и белые.
- Паркер, он ведь пошутил, да? - услышал Гарри свой собственный голос - сдавленный и хриплый.
- Да отвали ты от меня, Поттер! - зарычала слизеринка - и вдруг
