содержания. Трудно сказать, почему посол зашел столь далеко. Может быть, он хотел этим выслужиться, может быть, уступил давлению нетерпеливого московского монарха, желавшего договор «здесь и сейчас». Так или иначе, Шнитценпаумер заключил договор, Василий III на нем присягнул, и теперь оставалось только Максимилиану его ратифицировать.
Польская дипломатия засуетилась. Альянс России и империи ничего хорошего Ягеллонам не сулил. В апреле 1514 года на Петроковском сейме было решено задобрить Максимилиана демонстративным замирением с Тевтонским орденом. Но польский посол Рафаил Лещинский, несмотря на роскошный подарок императору — 160 соболиных шкурок, был принят очень холодно. Максимилиан скептически отнесся к намерениям Польской короны самостоятельно урегулировать тевтонский вопрос и напомнил, что только он, император, является высшим арбитром в спорах Польши и ордена. Тогда посольство в поддержку Сигизмунда I прислал венгерский король Владислав Ягеллон. Максимилиан был очень доволен, расценив это как готовность Венгрии идти на уступки. Правда, он продолжал настаивать на имперском суде в тевтонском вопросе, причем Сигизмунд должен был заранее дать обязательство признать любое решение суда.
Дело, кажется, налаживалось. И тут выяснилось, какую свинью подложил императору Шнитценпаумер. Ведь по заключенному им договору империя теперь находилась в военном союзе с Россией. А Россия воевала с Короной из-за Смоленска. И верная союзническому долгу империя должна вмешаться в этот конфликт. И это тогда, когда все так хорошо складывалось и, казалось бы, было решено дипломатическим путем!
Ратифицировать договор было нельзя, но и отказываться от ратификации тоже нельзя — Василий III просто не понял бы подобных дипломатических кульбитов. Он выступил в третий Смоленский поход, рассчитывая на военную помощь империи и ее удар по Польше, что сковало бы силы Ягеллонов и не позволило бы оказать помощь Смоленску. Речь шла уже не об абстрактных принципах, а о конкретных действиях в конкретной ситуации. Империя воевать за русские интересы не хотела категорически, она рассчитывала на обратный вариант — чтобы Россия воевала за ее интересы. Ради этого, собственно, все и затевалось. И надо же такому случиться, чтобы русские всех опередили и начали войну раньше!
Поэтому решено было, всячески заверяя Россию в любви и дружбе, предложить ей другой, более мягкий вариант договора. Шнитценпаумер попал в опалу. Император решил, что имперский посол превысил полномочия и включил в договор обязательства, которые христианский мир не должен нести перед московскими варварами. Главное, что вычеркнул Максимилиан, это обязательство империи быть военным союзником России. Кроме того, он претендовал на роль арбитра — имперские представители должны были разобрать конфликт Сигизмунда и Василия III и выработать условия для их примирения. 4 августа русские послы, обескураженные таким поворотом событий, без ратифицированного договора, но с новой императорской грамотой отбыли в Москву. С ними ехали императорские послы Яков Ослер и Мориц Бугшталер. 1 декабря 1514 года они прибыли в Москву, но новые переговоры прошли безрезультатно. Василий III был оскорблен самим фактом самовольного изменения текста, на котором он уже принес присягу. Кроме того, его возмутило желание императора встать над схваткой и судить Россию с Польшей. Кому, спрашивается, был нужен такой судья? Император, что, претендует на власть над Русью и хочет указывать, с кем ей воевать и на каких условиях с кем мириться? Переговоры прошли в обстановке взаимонепонимания и завершились провалом. Русско-германский альянс не состоялся.
Империя вздохнула с облегчением. Почему? Здесь роковую роль для Василия III сыграло поражение под Оршей, скорее даже не само поражение, а та антимосковская пропаганда, которую Польша обрушила на Европу. Во-первых, всячески посрамлялась русская армия. Распространялись слухи о десятках тысяч убитых и множестве пленных. В подтверждение своих слов Сигизмунд послал русских пленных в подарок римскому папе и венгерскому королю. Во-вторых, умело разыгрывалась религиозная карта. Поляки указывали, что фактически спасли христианский мир, католическую Европу от нашествия схизматиков. Ну а в-третьих, всячески обыгрывалась тема русского варварства, звериной жестокости, тирании, ненависти к культуре и «латинянам» и т. д. Польская пропаганда преуспела в том смысле, что Максимилиан заколебался. Василий III уже не казался ему столь выгодным союзником.
Справедливости ради надо сказать, что провал был частично вызван глубокой пропастью между европейской и московской правовой культурой. Собственно говоря, Максимилиан предложил Василию III обычную имперскую практику. В Европе империя не раз выступала международным арбитром именно в подобных спорах. Этим пользовались и Тевтонский орден, и Польша, и Дания, и другие. Сторона, считавшая себя ущемленной, могла подать императору
Русской дипломатии подобная практика была абсолютно чужда. Весь правовой опыт Василия III протестовал против подобной ситуации; среди русских князей кто судит, тот и господин, хозяин положения. Поэтому Москва гневно отвергла такую процедуру, которая вообще-то на международной арене ее возвышала. Ведь распространяя на Россию в русско-литовском конфликте право разбирательства императора, Максимилиан тем самым вводил ее в европейское правовое поле, делал частью Европы, христианского мира. Василий же усмотрел здесь коварство, каверзу. Что ему такие юридические тонкости, международное право? Ему были нужны гарантии военного союза против Ягеллонов. Прямые и недвусмысленные. А империя предпочитала сперва говорить языком дипломатии и юриспруденции, а потом уж воевать. Поэтому стороны не договорились, да и при такой разнице политических культур не могли договориться.
Максимилиан предпочел помириться с теми, с кем говорил на одном политическом и правовом языке, то есть с Ягеллонами. Летом 1515 года состоялся Венский конгресс, в работе которого приняли участие сам император, польский король Сигизмунд I и венгерский и чешский король Владислав. Ягеллоны уступили требованиям империи: было достигнуто соглашение, что после смерти Владислава права на Чехию и Моравию перейдут к наследникам Максимилиана. Наследники получались очень просто: на том же конгрессе стороны заключили договор о женитьбе Людовика, сына Владислава, на внучке Максимилиана Марии и Фердинанда, внука Максимилиана, на дочери Владислава Анне. Третья внучка Максимилиана, итальянская принцесса Бона Сфорца, была отдана в жены самому Сигизмунду I. Ягеллоны были в восторге от брачных перспектив, Максимилиан на радостях заявил, что готов с польским королем «пойти и в рай, и в ад».
Политической составляющей решений Венского конгресса были отказ империи от поддержки территориальных претензий Тевтонского ордена к Польше (в общем-то, вполне обоснованных — после Тринадцатилетней войны Корона аннексировала огромные орденские земли) и обещание имперского посредничества в урегулировании споров с Россией, в частности, в возврате Смоленска.
«Бесова деревня Опочка», или Как закончилась Смоленская война
Европейские дипломаты могли договариваться о посредничестве и переделе континента сколько угодно, но реальная судьба Восточной Европы всегда решалась не в Вене или Риме, а на полях сражений. После Оршанской битвы русско-литовская война продолжалась до 1522 года. Правда, крупномасштабных боевых действий не было. Кампания приняла привычные формы взаимных набегов, грабительских рейдов, погромов окрестностей городов и т. д. В 1515 году московские войска сожгли Браслав и Друю, а литовские отряды разоряли Северскую землю. Ян Сверчовский во главе литовского отряда сжег посады Великих Лук и Торопца. Русская кавалерия прошла рейдом под Мстиславль (полки Б. И. Горбатого и С. Ф. Курбского), Витебск (полк В. Д. Годунова) и Полоцк. Псковский наместник А. А. Сабуров взял Рославль. В 1516 году московские дворяне под командованием А. Б. Горбатого хозяйничали в окрестностях Витебска, а литовские нападали на Гомель.
В 1517 году Сигизмунд I запланировал крупную войсковую операцию, целью которой был захват
