Параллельно шло изучение новых соседей. Как правило, этот процесс заканчивался осознанием того, что «чужие» все-таки, по терминологии П. Багге, «существенно другие»[172] . Они в принципе невосприимчивы для культурного влияния. И их нужно тем или иным способом колонизировать или обезопасить, сделать слугами или союзниками.
Все это мы видим в настойчивых попытках интегрировать государство Василия III в Европу через католическую унию, предложение королевской короны, включение в состав антимусульманской лиги, навязывание юридического посредничества Священной Римской империи в международных делах. Иными словами, в первой трети XVI века Россию изо всех сил затаскивали в Европу. Предлагали стать одним из европейских государств и разделить все их ценности: католицизм, верховенство папы и императора и т. д. Россия не захотела терять себя путем отказа от веры и от самостоятельности в политике. Значит, она «существенно другая». Дальше включался механизм ее осмысления как «антиевропы», и к середине XVI века Россия — уже идеологическое пугало Европы, ужасная страна…
Но неужели до конца XV — начала XVI века европейцы ничегошеньки не знали о России? В XV–XVI веках Россию для Европы открывали путешественники, купцы, дипломаты, то есть главные действующие лица эпохи Великих географических открытий. Но не меньшую роль, чем «практики», в этом процессе сыграли «теоретики» — европейские географы, историки и теологи, которые никогда не были в далекой Московии, но составили ее первые описания и карты. И здесь принципиально важно, какое место западные кабинетные ученые отводили новой стране на карте мира.
После трудов античных ученых европейцы знали главные русские географические ориентиры — Рифейские и Гиперборейские горы, из которых вытекали реки — Борисфен (Днепр), Танаис (Дон) и Ра (Волга). Считалось, что практически всю территорию от Дуная до подножья Рифейских гор покрывает таинственный Герцикский лес, начинающийся еще в Германии. Античные авторы были уверены, что данные пространства населяют многочисленные варварские народы, у которых нет ни единого предводителя, ни общего государства. Собирательным названием для них было «скифы» или «сарматы».
Развитие географической мысли в период средневековья было шагом назад по сравнению даже с данной концепцией. Вплоть до XV века доминировала так называемая «монастырская география», главным образцом творчества которой были
На ранних картах (например, Эбсторфской 1234 года) отдельные русские города (Киев, Полоцк, Смоленск, Новгород) были расположены «в правой руке Христовой», в сегменте, образуемом Танаисом и Средиземным морем, то есть в Европе. С XIV века на итальянских портоланах, происходящих из итальянских колоний в Крыму, Причерноморье фигурирует также в составе Европы (карты Каригнано и Пиззигано, списки 1320–1456 годов, так называемый атлас Медичи, 1351 год, и др.). Среди объектов на этих картах значатся реки Дон, Днепр, Волга, Нева, территории Кумания (Земля кочевников), Газария (в устье Дона), Сарматия, Земля амазонок, Рифейские горы, Северный Ледовитый океан и у побережья Балтики — Курляндия и Новгород.
Большой интерес для ментальной географии представляет собой так называемая Францисканская карта 1350–1360-х годов, составленная неким монахом из Кастилии. Он никогда не совершал своего путешествия, а изучил каталонские карты мира, а потом нарисовал собственную карту Европы, как он себе ее представлял. В районе Танаиса у него располагалась воображаемая империя
Особый статус последнего города на средневековых картах, видимо, был порожден его известностью как торгового центра. На карте бенедиктинского монаха из Зальцбурга Андреаса Васпергера (1448) огромное изображение Новгорода занимало все пространство от Азовского до Балтийского морей. При этом восточнее Новгорода располагались Рифейские горы, за которыми жили каннибалы, а также народы Гога и Магога. То есть восток Европы, согласно Васпергеру, состоял из Новгорода и земель, заселенных дикими народами-людоедами.
К XV веку можно отнести первые изображения собственно России на картах Европы. Причем она однозначно помещается в европейский знаковый контекст. На карте Андреа Бианко 1436 года нанесена
Важным этапом в развитии знаний о восточных рубежах Европы было составление в 1457–1459 годах карты Фра Мауро. Границей Европы и Азии у него выступает Волга, на которой расположены
В связи с реанимацией птолемеевской традиции в конце XV века перед географами эпохи Возрождения встала проблема Сарматий. На восьмой карте Европы у Птолемея перед Доном и Рифейскими горами нанесена Европейская Сарматия, а за Доном — Азиатская. Последняя дана в подробностях на второй карте Азии. Таким образом, ученый авторитет четко обозначил пределы европейского мира и даже субъект, который лежит «наполовину в Европе, наполовину в Азии» — Сарматию. К ней в XV веке относили земли Польши, Литвы, Московии. Это, наверное, первое формулирование парадигмы о «срединном положении» России между двумя антагонистическими мирами.
Освоение птолемеевской традиции в эпоху Возрождения не было буквальным, а скорее происходило на уровне соблюдения форм и номенклатуры понятий. Практически сразу же началась, по выражению Л. Багрова, «диффузия птолемеевской географии»: на карты античного ученого наносились современные границы, очертания, страны и народы, которые на первых порах соседствовали с андрофагами и амазонками. Постепенно подборка античных карт вытеснялась работами географов XV–XVI веков, однако, что важно, при этом нумерация карт повторяла структуру Птолемея. И заданные им параметры европейских и азиатских пределов перешли в средневековье. Например, на Генуэзской карте 1457 года между Днепром и Доном находится
Постепенно происходила разработка новой номенклатуры стран и народов Востока Европы. В 1490 году в переиздании Птолемея Генрихом Мартеллом Германусом на карте Европейской Сарматии у подножия Рифейских гор мы видим
