Я ждал, но объяснений не последовало. Он пил, прихлебывая мелкими глотками, кажется предвкушая вопросы.
— Вы открыли его здесь, так?
— В определенном смысле — да.
— Давно вам известно о нем?
— Много лет.
— И есть другие?
— На данный момент нет.
Все это ни о чем мне не говорило.
— Почему вы ждали так долго, зачем скрывали? Что вам дало ваше молчание?
— Время. Я уже говорил вам как-то. Время — самое важное. Я изучал его как человека, а не как диковинку. Естественно, ему нужно было время, чтобы повзрослеть. Разве можно судить о поведении человека по ребенку?
— Значит, вы нашли его, когда он был еще очень мал?
— Да. Воистину очень мал.
Он таинственно улыбнулся.
— И когда вы определили, что это человек?
— До того, как я… нашел его.
— Это бессмысленно! — воскликнул я. — Зачем говорить загадками? Каково ваше определение человека?
— Я не нуждаюсь в определении, — заявил он, явно наслаждаясь.
Ходсону хотелось рассказать мне все, неодолимая тяга ошарашивать коллег вернулась к нему, поднимая настроение.
— Видите ли, я не совсем открыл его, — сказал он. — Я знал, что он человек, потому что создал его.
Последовало долгое молчание, во время которого ученый наблюдал за мной.
— Вы имеете в виду мутацию?
— Особую форму мутации, совершенно особую. Это не изменение, а регрессия. То немногое, что я сообщил вам в ваш прошлый незваный визит, было правдой, да только не всей правдой. Я сказал, что открыл способ контроля мутации, но на самом деле зашел гораздо дальше. Управляя мутацией, я обнаружил, что она — ключ к клеточной памяти. Закон мутации может быть применен для разблокирования забытых репликаций.
Ходсон осушил стакан. Лицо его пылало румянцем.
— Понимаете, клетки забывают. Вот почему мы, например, стареем. Наши клетки забывают, как воспроизводить молодость. Но это знание, пусть и забытое, все еще в них. Точно так же то, что забывает человек, хранится в его подсознании. Так же, но на другом уровне. И вот как подсознательное можно извлечь при помощи гипноза, так и клетку можно заставить вспомнить при помощи химической обработки. В этом-то, Брукс, и есть корень жизни. Возможно, даже ключ к бессмертию среди прочего. Мы в силах научить наши клетки не забывать репликацию молодости. — Он пожал плечами. — Но человек, каков он есть, недостоин вечности, и я не заинтересован в том, чтобы дарить ему бессмертие. Пока не время. Меня интересует человеческая эволюция, и я применил свои знания к этой области. Я первый и единственный человек, видевший, как происходит эволюция. Брукс, я создал своего предка!
На лице его был написан не только энтузиазм. Что-то сродни безумию искажало черты Ходсона.
— Но как…
— Вы еще не поняли? Я обработал родителей, химически воздействовав на их гены. Их отпрыск, существо, которое вы видели, переброшен в прошлое через множество эпох, он несет черты, давным-давно забытые нашими клетками. Я, вероятно, мог бы зайти еще дальше, вернувшись к первым формам жизни — одноклеточным существам периода зарождения жизни на планете. Но это меня тоже не интересует. Я ограничил себя человеком.
Он взял мой стакан, пересек комнату и снова наполнил его.
— Как вы классифицируете это существо? — спросил я.
Ходсон сел, нахмурившись:
— Точно я не уверен. Предок ветви современного человека. Возможно, не нашей ветви, а параллельной. Человек, каким он мог быть десять миллионов лет назад. Или пять миллионов лет. Время неопределенно.
— И оно действительно отпрыск ныне здравствующих родителей?
— Отец его мертв. Боюсь, что его потомок — или предок, как вам будет угодно, — несколько лет назад разорвал папаше глотку, — с равнодушием врача сообщил Ходсон. — А мать… вы удивлялись, как может старуха справиться с ним? Почему он возвращается сюда, когда ему больно? Она его мать.
Помолчав, я выдохнул:
— О господи!
— Шокированы или удивлены? — осведомился Ходсон.
— Как можно было создать нечто столь чудовищно противоестественное?
Он презрительно взглянул на меня:
— Вы ученый или моралист? Вам, несомненно, известно, что наука — единственное, что имеет значение. Что вам до этой старой карги? Или до нескольких мертвых овец? Или даже нескольких мертвых людей — ноль цена всему этому. Я наблюдал поведение одного из предков человека, и разве это не стоит любых страданий? — Он говорил быстро, энергично жестикулируя, сверля меня горящим взглядом. — И дальнейшие варианты бесчисленны. Возможно, на этот раз, если мне не помешают работать, я смогу повернуть процесс в обратную сторону. Да-да, даже так! Научусь продвигать клеточную память вперед. Подтолкну эволюцию куда пожелаю. Знание должно быть уже там, клетки этому просто еще не научились; они учатся постепенно, забывая старое. Но оно там, Брукс. Оно было там, еще когда первая жизнь выползала из моря. Будущее и прошлое бок о бок. Подумайте об этом! Создать человека, каким он будет через миллион лет!
Я раздваивался. На поверхности лежали сомнения, верить ему или нет, но глубже, там, где я не мог не верить, зачарованный его голосом, мои реакции снова расходились в разные стороны. Сам факт и вытекающие из него возможности были безмерно удивительны и непостижимы, но детали устрашали, использование в экспериментах человеческих существ казалось чудовищным. Мысль о том, что живая женщина родила сидящего в клетке монстра, вызывала отвращение. Возможно, в некоторых вопросах я действительно был моралистом, и научный интерес боролся во мне сейчас с омерзением.
— Только подумайте! — повторил Ходсон, закатывая глаза, сам, видимо, погружаясь в раздумья.
Костяшки его сжатых на стакане пальцев побелели. Возможность поговорить о своих открытиях глубоко взволновала его, тяга разбить двадцатилетнее молчание оказалась неодолимой. Мы беседовали уже очень долго. За окном забрезжил сероватый рассвет; снаружи зачирикала какая-то птаха. В окрестных горах начинался день, пробуждались дневные создания, а ночные возвращались в свои норы и логова, следуя путями природы и не замечая путей науки. Но наука настигала природу и овладевала ею. Я закурил и втянул едкий дым глубоко в легкие. Нет, то, что совершил Ходсон, нехорошо, и дело не только в попранной морали.
— Это неправильно, Ходсон. Так обойтись с примитивными людьми, не понимающими, что вы с ними делаете. Эта старая женщина…
Удивительно, но он кивнул соглашаясь. Но по иным причинам.
— Да, это была ошибка. Я недооценил эффективность своего процесса и, что гораздо важнее и менее простительно, не учел теории параллельной эволюции. Это существо не первая моя попытка, но оно первое выжившее. Остальные не выдержали нагрузки, хотя вскрытие трупов многое прояснило. Но на ошибках учатся, и я наконец доказал, что все современные люди не произошли от одного общего предка. Полагаю, это стоящее открытие. Эволюция в Новом Свете, по крайней мере в этой части Южной Америки, развивалась без связи с остальным миром, более того, совсем в другой период истории.
Он говорил тихо, почти устало, но вдруг ораторский тон вернулся к ученому, и взгляд его опять загорелся.
