Например, любой человек имеет точно такую же человеческую природу, что и его отец, в полной мере. По природе они одинаковые. Однако их нельзя считать одной и той же личностью, одним существом. В первые века христианской эры споры разгорелись не по поводу того, обладали ли Отец и Сын одинаковой природой, ибо божественная природа Сына признавалась в семи сторонами. Дебаты, растянувшиеся на столетия и нередко сопровождавшиеся проявлениями озлобленности, касались того, был ли Христос единосущным Отцу (по греч., омоусиос), или же подобосущным ему (греч., омоиусиос). См.: Международная стандартная библейская энциклопедия, т. IV, с. 918, 919; В. Френд, «Рост христианства» [The Rise of Christianity, W. H. C. Frend, англ.], с. 538–541; Ярослав Пеликан, «Иисус на протяжении столетий» [Jesus Through the Centuries], Jaroslav Pelikan, англ.], с. 52, 53, 62, 63.
Среди прочих не принявших учение о троице групп можно назвать унитариев, христадельфийцев, Церковь Бога (Авраамовой веры) и другие небольшие по размеру церкви.
В различных справочниках отмечается, что это учение в целом основывается на афанасьевском символе веры и требует понимания таких терминов как «сущность», «естество» «субстанция», «природа», «ипостась», «лицо». И хотя почти все эти слова встречаются в разных переводах Писания, Библия, в отличие от церковных соборов, не пытается дать им четких определений. Протестантская реформация в целом сохранила догмат о Троице в том виде, в каком ему учит католическая церковь, хотя ряд конфессий и внесли в него свои изменения. В основном они затрагивают «воплощение» Иисуса и то, как он мог одновременно обладать человеческой и божественной природой (так называемое «ипостасное единство»).
Международная стандартная библейская энциклопедия, 1988, Wm B. Eerdmans Publishing Company, Grand Rapids, Michigan (англ.) т. IV, с. 914.
«Строительные материалы» — не единственное осторожное высказывание в посвященных Троице исследованиях. В других работах говорится о «семенах», «ростках» или общих «контурах» учения. Понятно, что с точки зрения использовавших подобные слова богословов, для того, чтобы «семена», «ростки», «контуры» или «строительные материалы» превратились в подробно разработанную доктрину, было необходимо прибегнуть к толкованию.
И до, и после приведенной цитаты Брюннер неоднократно называет это учение «богословской рефлексией», продуктом Церкви, в противоположность библейской керигме (вести). Хотя он убежден в том, что данная «рефлексия» соответствует библейским «контурам», он не единожды упоминает о том, что в формировании учения большую роль сыграли «предположения». (The Christian Doctrine of God, с. 206, 217, 222, 226, 227, 236, 237, 239).
Мы увидели, что слово «ортодоксия» этимологически означает «правильное учение». Со временем, однако, «правильность» воззрений стала определяться церковной властью. Подобным образом, греческое слово догма в общем смысле означает просто «мнение, взгляд», однако со временем оно приняло смысл утвержденного церковной властью непреложного учения, а прилагательное «догматичный» приняло значение «мыслящий односторонне, схематично… оперирующий догмами». Если Писание явно содержит какое–нибудь учение, то мы по справедливости можем считать его учением «правильным», «ортодоксальным», быть в нем уверенными. Однако если у того или иного воззрения нет столь прочного основания, настойчивость на нем является проявлением догматизма.
Брюннер в сущности показывает, что эти сомнения имеют под собой разумную причину. Он пишет: «Понятия, использованные в Афанасьевском символе веры и из него перекочевавшие в традиционную Церковную доктрину о Троице — una substantia, tres personae [одна сущность, три лица] — должны с самого начала настораживать нас. Откуда появилась идея „субстанции“ в христианском богословии? Она является результатом того ухода в теоретизирование, при котором размышление, сдерживаемое откровением, заменяется на умозрительное и обезличенное мышление» (с. 227). Он добавляет: «Даже идею о „Трех Лицах“ следует воспринимать с осторожностью. В действительности ее невозможно понимать иначе, как идею о троебожии, сколь сильно бы мы ни выступали против такого толкования». Другими словам, Брюннер отмечает: легко говорить о «Трех Божественных Лицах», которые тем не менее, суть один Бог, однако мыслить в таких категориях невозможно, ибо в голове неизбежно появляется картина трех Богов. Позднее швейцарский исследователь называет учение о Троице «камнем преткновения для мысли» и отмечает: «Поэтому неудивительно, что как раз те богословы, чье мышление полностью подчинено библейскому откровению, испытывают меньше всего симпатии к учению о Троице. Я имею в виду целую школу богословов–библеистов» (с. 238).
