преступлением нарушать одиночество этого человека. Но он, открыв глаза, устремляет на меня абсолютно нормальный, без высокомерия или раздражения, взгляд, и лишь коротко кивает в знак согласия.
Всё ещё чувствуя себя несколько неловко, я чуть топчусь на месте, но потом всё же шагаю ко второму свободному креслу, стоявшему сбоку от кресла Снейпа.
Присев на край, начинаю возиться с кедами. Почему-то хочется снять обувь и залезть с ногами. Наконец, расправившись со шнурками, сбрасываю обувь и забираюсь в невероятно удобное кресло, расправив плечи и чуть откинув голову на спинку.
- Почему вы не развлекаетесь с родственниками? - неожиданно звучит вопрос.
- Ну… я просто хотел поговорить с Вами, - пожимаю плечами.
- О чём же? - он вопросительно изгибает бровь.
- Для начала, почему нет Питера? Он же всегда приезжал чуть ли не в первых рядах… - задумчиво отвечаю я, изучая черты лица мужчины рядом.
- Я не могу дать тебе ответа на этот вопрос, поскольку Петтигрю не соизволил известить меня о причине своего отсутствия, - спокойно отвечает Снейп, задержав на мне взгляд и пригубив чуть напитка из своего бокала.
- Хм, ладно. Тогда ещё вопрос. Почему Вы…ну…приехали раньше, чем обычно?
Я чуть разворачиваюсь в кресле, садясь вполоборота, чтобы не приходилось каждый раз поворачивать голову в попытке посмотреть на профессора и, облокотившись, подпираю подбородок ладонью, задумчиво постукивая указательным пальцам себе по губам.
- На то у меня были свои личные причины, - отзывается Снейп, снова задерживая на мне взгляд, причём дольше, чем позволяют нормы этикета.
- И какие?
- Поттер, что
- Эм…да в принципе всё понятно… - как можно более непринуждённо отвечаю я, в который раз пожимая плечами. Что-то он темнит. Ну да ладно, сейчас не совсем подходящее время для выяснений. Узнаю завтра. В конце концов, можно спросить у мамы.
- Гарри, милый, где ты?
Раздавшийся со стороны дома голос мамы заставляет меня невольно вздрогнуть и обернуться.
- О…вы с Северусом, - её красивое лицо озаряет тёплая улыбка.
- Да, беседовали малость, - отвечает Снейп, так же оборачиваясь к маме и чуть улыбаясь ей в ответ.
- Это хорошо… Гарри, солнышко, уже пора спать, время позднее.
- Конечно, мам, - ныряя назад в кеды, даже не потрудившись зашнуровать их, подбегаю к ней и, чмокнув её в щёку, уже хочу зайти в дом, но в последнюю секунду оборачиваюсь:
- Спокойной ночи, профессор.
И уже в миг до того, как я закрыл за собой дверь, до меня донеслось тихое «Спокойной ночи, Гарри».
Глава 2
Ночью мне снится кошмар. Всё как в тумане, голоса и образы настолько неясные, так что мне приходится напрягать слух и зрение, чтобы что-то понять.
Мне снится наш дом поздним вечером, я словно наблюдаю за ним с улицы. Всё тихо и спокойно, как вдруг тёмные до этого проёмы окон второго этажа озаряются ярко-изумрудной вспышкой. Я бросаюсь к входу, буквально взлетая вверх по лестнице, и как часто бывает во сне, складывается впечатление, что я бегу на одном месте, хотя стараюсь изо всех сил. Чувство отчаяния охватывает меня, дыхание сбивается, и вдруг сновидение растворяется, как дым, и на смену ему тут же приходит новая картинка.
Я уже в своей спальне на втором этаже, сижу на полу, а в моих руках лежит женщина, но лица не видно, словно перед моими глазами пелена. Я начинаю щуриться и различаю огненно-рыжую копну волос. В душу закрадывается ледяной страх, потому что в следующую секунду я узнаю в этой женщине собственную маму, неподвижную и бездыханную. Я хочу закричать, но вдруг обнаруживаю, что не могу издать даже писка. Отчаянно силясь привести маму в сознание, то похлопывая по щекам, то тряся за плечи, я вдруг краем глаза замечаю фигуру стоящего неподалёку высокого человека, облачённого в длинную чёрную мантию. В его руке волшебная палочка, на конце которой затухает зелёный огонёк. Лицо волшебника скрыто капюшоном, но стоило мне присмотреться, как всё моё внимание вмиг оказывается приковано к ярко- красным глазам с вертикальными зрачками. В них плескается столько ненависти и лютой злобы, что я скорее слышу, чем понимаю, что кричу, и мой отчаянный крик заполняет всё пространство, оглушая и лишая чувств.
В следующий миг перед глазами снова возникает мама, только уже более реальная, чем пару секунд назад, и живая.
- Гарри, Гарри, милый! Господи, что с тобой? - взволнованно говорит она, глядя мне в лицо, трогает за лоб, и только сейчас до меня доходит, что кричал я наяву и поднял весь дом.
Потому что из-за маминой спины выглядывают испуганные лица папы, Сириуса и Ремуса.
Какое-то неземное облегчение от того, что это был лишь сон, накрывает меня с головой, и я, так ничего и не ответив, просто утыкаюсь лицом в мамино плечо, крепко сжимая её в своих объятиях. Она бормочет над моим ухом что-то абсолютно бессвязное, но успокаивающее.
- Всё в порядке, Гарри? - слышу я голос Сириуса.
Подняв голову, я обвожу троих мужчин взглядом, и вдруг позади всех замечаю прислонившегося к дверному косяку Снейпа, скрестившего руки на груди в своей излюбленной манере. С такого расстояния, да ещё и без очков я не могу рассмотреть выражения его лица.
С лёгким вздохом утвердительно киваю в ответ на папин вопрос.
Все тоже облегчённо вздыхают, и только мама ещё раза три переспрашивает, точно ли всё хорошо. Убедившись, она вместе со всеми покидает мою спальню.
Мягко опустившись на спину, провожу ладонью по простыни и обнаруживаю, что она абсолютно сырая от пота. Нет, так дело не пойдет.
Опускаю ноги на пол и осторожно встаю. Чувствую, как меня слегка пошатывает.
Нацепив очки на переносицу, я подхожу к бельевому шкафу и выуживаю оттуда чистую глаженую простынь. Заново перестилаю постель, стараясь не скрипеть половицами, как вдруг чуть не подпрыгиваю от хоть и не громкого, но неожиданного стука в окно.
- Букля… - белая полярная сова сидит на подоконнике и постукивает клювом по стеклу.
Я впускаю сову и только сейчас обнаруживаю, что к лапке птицы привязано письмо. Ах да, я же писал друзьям на днях. Должно быть, они ответили.
Осторожно отвязав почту и напоив Буклю, теперь довольно ухающую где-то сверху шкафа, я присаживаюсь на край кровати и, включив ночник, разворачиваю письмо.
Аккуратный каллиграфичный почерк Гермионы нельзя спутать ни с чьим другим. Подруга очень подробно и в богатых красках описывает её весёлое времяпровождение в гостях у семейства Уизли. Конечно, Гермиона не удержалась от того, чтобы напомнить мне о той толстенной книге о зельях, которую она однажды приобрела в магазине на Косом Переулке и торжественно вручила мне, чтобы я «наконец стал разбираться в этой столь тонкой и весьма занимательной науке». В тот момент она мне так ясно напомнила Снейпа с его фанатичным увлечением зельеварением. Хотя нет, «фанатично» - это громко сказано. Он просто любит свою работу. Наверно больше жизни. Но Снейп - не фанатик. Я вряд ли когда-либо смогу увидеть его в подобном приступе слепой любви к зельям, как когда-то наблюдал профессора Трелони с её одержимостью Прорицанием. Нет уж, увольте, Северус Снейп с одуревшим взглядом и мечтательными нотками в голосе - это будет слишком…низко для него. Этому человеку не надо выказывать свою любовь к науке, она и так понятна всем и каждому, кто хоть чуть с ним общался, ну или как минимум бывал на его уроках. К тому же интересы Снейпа весьма разнообразны, и с ним можно поговорить абсолютно на любую тему. Я понятия не имею, откуда этот человек столько всего знает, причём порой про такие тёмные и опасные вещи, что у меня мурашки по коже бегают.
У него всегда есть своя, замечу, особенная точка зрения. Порой даже непонятная мне, но, тем не менее,
