Я иду на поводу у подозрительного щемящего чувства в груди и утыкаюсь носом в плечо профессора. Даже боюсь представить, как всё выглядит со стороны, но не задумываюсь об этом. Запахи ударяют в нос, настолько родные и близкие, что я прикрываю глаза, ладони сами собой тянутся к напрягшейся руке зельевара, пальцы одной руки пробегают вверх до локтя и замирают там.
В сознании проплывают яркие и солнечные картины прошлого: я вспоминаю мамину огненную гриву, папину лучезарную улыбку и смешинки в глазах, тонкие женские пальцы, сжимающие мою ладонь, и крепкие отцовские объятия, подарочный свёрток с мантией-невидимкой внутри и вкус свежеиспечённого малинового бисквита.
Детали, сумбурные и хаотичные, но не менее драгоценные, чем цельные картины.
Чужие пальцы мягко, но настойчиво теребят мою ладонь, сжатую на локте Снейпа, и воспоминания, спугнутые прикосновением, растворяются в сознании.
Я медленно открываю глаза, но руку не убираю. Профессор внимательно смотрит на меня, его пальцы смыкаются вокруг моего запястья. Он так близко, и я понимаю, что медленно и мучительно краснею, но в то же время ещё одна мысль неспешно доходит до разума: мне спокойно. По-настоящему спокойно рядом со Снейпом.
Он молчит, и я ничего не говорю, только смотрю в глубину его тёмных глаз, которая может пугать, и собственные глаза уже жжёт, потому что я боюсь даже моргнуть. Умом понимаю, что надо бы разжать пальцы на его локте, но ведь если бы ему было неприятно, он дал бы мне знать, ведь так?
- У тебя… - тихая, как шелест страниц, фраза слетает с его губ и растворяется в воздухе, пахнущем книжной пылью.
Я понимаю, что прямо сейчас переступаю какую-то черту, выхожу за допустимые рамки, но мне плевать. Потому как мне до одури важно знать, что «у меня» такого есть. Это явно не то, что он когда-либо говорил мне, что-то, что я услышу о себе впервые и, чёрт побери, я должен это услышать, ибо второго шанса просто может не быть.
Я привстаю на цыпочках, чтобы быть выше, уже двумя руками держась за руку профессора, и опираюсь подбородком на его плечо.
- У меня?.. - повторяю я максимально тихо, но он слышит. Суставы на пальцах немного затекли, но больше я не позволяю себе пошевелиться, замерев, как статуя, чтобы не спугнуть откровенность Снейпа.
Он медленно хмурится и отвечает таким тоном, будто сам удивлён тем, что он это говорит:
- Глаза, как у твоей матери.
И я понимаю. Глаза, как у Лили. Как у женщины, которую он некогда любил, и которая погибла.
Он не привык жаловаться на судьбу, не пытается прятаться за чужие спины, не приемлет ничьей помощи и уж тем более не признаётся в собственных слабостях. Да, я всё это прекрасно знаю, а то, что он сейчас произнёс, красноречиво подтверждает его переживания из-за потери близкого человека. Я абсолютно не понимаю, как ему удаётся держать это в себе.
Он снова хмурится. Только не так, как до этого, а более чем осознанно. Будто до него доходит всё то, что сейчас происходит. То, что мы так близко друг другу, и он мягко сжимает моё запястье, что я стою на цыпочках и опираюсь подбородком на его плечо, а между нашими лицами ничтожные дюймы.
- Десять капель. Перед сном. Не забудь, - произносит Снейп отрывисто и совсем без эмоций, его пальцы исчезают с моего запястья так же неожиданно, как и их хозяин, отстранившийся от меня и затем уже вихрем скрывшийся за стеллажом.
Гулкий звук быстро удаляющихся шагов, скрип двери - и тишина, нарушаемая лишь тихим шорохом зачарованных учебников, летающих где-то под сводчатым потолком, вновь воцаряется в библиотеке.
Потрясающе. Ученик, у которого мозги в последнее время набекрень, настойчиво цепляется за своего профессора, как репейник за мантию. Хм, или профессор делает всё для того, чтобы этот самый ученик привязался к нему?
Я фыркаю. Мерлин, нет, ну что за бред? Чтобы Снейп - и…
Нет, определённо и безоговорочно, нет.
Ведь рядом с Сириусом я не чувствую ничего такого, как со Снейпом. Или с Люпином. Они защищают меня, хотя я не просил их об этом, и всего-то.
В таком случае, от чего защищает меня Снейп? На этот вопрос я не знаю ответа, но в другом я точно уверен: он говорит всё так, как есть, не боясь произнести вслух порой даже самых жестоких, но правдивых слов. Ни от кого другого я не дождусь ничего подобного, потому что они страшатся ранить меня или потревожить болезненные воспоминания.
А Снейпу неизвестен страх. Да, слова - самое страшное, но в то же время действенное оружие. И он знает, что нужно сказать, чтобы воздействовать на меня.
Или, что ещё удивительнее, иногда он выдаёт такие сугубо личные факты, от которых я впадаю в ступор и делаю то, чего абсолютно не ожидаю даже сам от себя.
Только теперь меня гложет очередная проблема. Я хочу помочь ему.
- Обалдеть, - выдыхаю, отодвинув стул и упав на сиденье всей тяжестью своего тела.
Да, я знаю, как глупо и смешно это звучит! Взрослый мужчина не нуждается в помощи семнадцатилетнего мальчишки. Но у нас беда - одна на всех. Если я могу достучаться до Сириуса, до Люпина, то до Снейпа - никак. Я не верю, что он ничего не чувствует, что не страдает в глубине души. Он же не каменный, в конце концов.
Я знаю, что сделаю. Я подкараулю его после отбоя. У меня же есть мантия-невидимка.
Грустная улыбка появляется на моих губах. Подарок отца…
Ох, боюсь, что нарвусь на град упрёков и замечаний по поводу того, что не сплю ночью, а, следовательно - не пью зелье, но ничего. Оно того стоит. В конце концов, мне какого-то чёрта понадобилось увидеть его Чёрную метку. Я сам не понимаю, почему это так важно для меня, но нутром чую, что, если он сможет показать её мне, то я найду в себе силы задать самый главный вопрос: что происходило на собрании Пожирателей в тот роковой вечер.
* * *
Жуткая новость, которую я узнаю из письма Невилла, приводит меня в оцепенение. Большая хохлатая сова приносит мне почту во время ужина в Большом зале. Я писал другу пару дней назад, и вот получаю от него ответ.
Оторвавшись от морковной запеканки, разворачиваю небольшого размера пергамент и вижу четыре предложения, написанные явно дрожащей рукой:
Ниже стоит вчерашняя дата.
- Господи, Невилл…
Ложка выпадает из моей руки, я вскидываю глаза и впиваюсь потерянным взглядом в профессора Люпина, сидящего напротив. Он встречает мой взгляд, хмурится, медленно опускает вилку на стол, потом разжимает мои пальцы, забирая пергамент, и читает. Когда он вновь поднимает глаза, я вижу, что в них читается почти такой же шок, какой одолевает меня.
Сидящий рядом с ним Сириус тоже изучает письмо. Теперь мы уже втроём видим отражение немого ужаса в лицах друг друга.
Алиса и Фрэнк в Госпитале имени Святого Мунго? Значит, они живы. И что означает фраза «пытаясь выведать моё местоположение»? Он что, в момент нападения не был с родителями?
Барти Крауч-младший. Так вот как его зовут. Я снова и снова прокручиваю фамилию в своей голове, пытаясь вспомнить, где я мог слышать её, только без окончания, а просто Крауч. Не в Министерстве ли есть человек с такой фамилией?
С ума сойти, если моя догадка подтвердится, и окажется, что Барти, Пожиратель Смерти, - сын какого- либо министерского работника… Откуда тогда взяться порядку в волшебном мире?
Люпин встаёт с места и, подойдя к Дамблдору, что-то шепчет ему на ухо. Выслушав, директор размышляет буквально пару мгновений, бросает взгляд в мою сторону и только после этого отвечает Ремусу. Тот кивает и возвращается за стол.
