произошло. Все наши Патронусы и совы возвращались обратно, оказавшись не в силах отыскать адресата, к тому же, сам он не подавал никаких признаков своего нахождения где бы то ни было. Последнее, что нам известно, - профессор отправился на собрание Пожирателей Смерти, «чрезвычайно важное и срочное», как сказал он сам, но не вернулся. Директор пересказал мне ваш разговор о твоих видениях, а именно о конкретном из них, когда змея напала на Пожирателей. Это всё очень странно и загадочно, более того, у нас есть предположение, какое отношение она имеет к Волдеморту и тебе, раз между вами установилась связь. Что касается тёмного волшебника, думаю, Сириус ввёл тебя в курс последних событий. Фадж вероломно отмалчивается и не желает предпринимать ни малейших попыток для того, чтобы остановить возвращение Тёмного Лорда.
Видимо, чистейший ужас находит отражение на моём лице, раз Ремус мрачно качает головой и, скрестив руки на груди, продолжает отнюдь не радостным тоном:
- Да, Гарри, они нашли способ, как оживить своего Господина, сам Снейп не раз упоминал об этом. То, что власти бездействуют, только играет им на руку, а Орден слишком мал, чтобы как-то помешать Пожирателям. Пропажа профессора Снейпа - тяжёлая утрата, так как именно благодаря ему мы могли располагать правдивой информацией. Опережу тебя и скажу, что он дорог для всех нас не только как тайный агент, но прежде всего как человек, как близкий друг твоей семьи.
Люпин даёт мне немного времени осмыслить только что услышанное, обходит стол и отмыкает верхний ящик. Достав оттуда плитку шоколада, какими он угощал меня ещё с самого детства, профессор вызывает домового эльфа. В следующий миг возле нас с тихим хлопком материализуется тот самый эльф Добби, который передавал мне слова Снейпа, а после поил ароматным чаем.
- Профессор Люпин, сэр, - раскланивается эльф, при этом его уши резко хлопают, как крылья небольшой птицы. Наконец, он замечает меня. И без того большие глаза увеличиваются до размера десертных блюдец, голубая радужка подсвечивается прямыми солнечными лучами, а озорные зайчики устраиваются на длинной светлой робе эльфа.
- Гарри Поттер, сэр, Добби очень рад вас видеть! - он театрально шаркает и так низко кланяется, разве что не достаёт лбом до худых коленок.
Ремус с интересом наблюдает за восторженным существом, пару раз бросает на меня слегка удивлённый взгляд, но губы, то и дело растягивающиеся в улыбке, говорят о том, что разыгравшаяся картина ещё как раззадоривает профессора.
- Я тоже рад тебя видеть, друг, - улыбаюсь эльфу, а тот открывает рот на слове «друг».
- Добби, будь так добр, принеси мистеру Поттеру что-нибудь поесть, а то он пропустил завтрак, - вежливо просит Люпин, и Добби, рассыпаясь в обещаниях раздобыть самое вкусное, наконец, испаряется.
- Не знал, что этот эльф в восторге от тебя, - усмехается Ремус, откидываясь на спинку стула, а я развожу руками, улыбаясь в ответ. - Подождём его, а потом я продолжу.
Ждать приходится недолго: через минуту эльф появляется вновь с огромным подносом в руках, заставленным таким количеством еды, что здесь смело хватит на трёх, а то и четырёх человек. Поблагодарив эльфа и в который раз заработав его восхищённый взгляд, я принимаюсь за еду.
- Насчёт Трелони я не удивляюсь. Из всех её пророчеств, к счастью, сбылось только одно - ты знаешь, о чём я говорю. Дамблдор только потому и держит её в Хогвартсе - вдруг на неё снизойдёт озарение и она даст ключ к разгадке многих тайн, связанных с Волдемортом. Однако не принимай на веру всё, что она скажет тебе.
Я проглатываю картофель и растерянно смотрю на Люпина.
- Но, Ремус, она права. Я действительно изменился, стал хуже, чем был. Во мне словно живёт ещё кто- то, и этот кто-то становится тем сильнее, чем больше отрицательных эмоций я испытываю. Думаю, ты знаешь о лопнувших стаканах. Ещё более яркий пример: чуть больше, чем полчаса назад, я бросился с кулаками на Симуса, разбил ему нос и тем самым получил отработки у МакГонагалл до самого Рождества.
Уголок рта Ремуса дёргается, сам он подаётся вперёд и, облокотившись о стол, недоверчиво переспрашивает:
- Ты побил Симуса Финнигана? Интересно, по какой причине?
- По той, что он оскорблял память о моих родителях своими крамольными утверждениями. Он говорил, что я якобы пожертвовал ими ради того, чтобы стать знаменитым! - восклицаю, в негодовании отбросив недоеденную куриную ножку.
Люпин хмурит брови, в задумчивости проводит ладонями по волосам.
- Понимаю, подобные слова нельзя оставлять безнаказанными, но я никак не ожидал, что ты пустишь в ход кулаки.
Самое удивительное, я вовсе не обижаюсь, наоборот, даже соглашаюсь.
- Вот и я не ожидал от самого себя. Я никогда не лез в драки, а тут ярость ослепила меня. В подобном состоянии я всё чаще не ведаю, что творю. Пойти, Ремус, это ненормально и очень, очень пугает меня. Что, если в один момент я превращусь в злодея? Что, если я стану похожим на Волдеморта? Что тогда?..
Последние слова звучат так глухо и потерянно, что Ремус покидает своё место. Опустившись передо мной на корточки, он вкладывает в мою ладонь плитку шоколада и, проведя пальцами по непослушным волосам на моей макушке, говорит мягким и успокаивающим тоном:
- С чего ты взял, что должен становиться похожим на него, Гарри? Я знаю тебя с момента твоего рождения, и никто не заставит меня поверить в то, что ты можешь быть злодеем. Все мы не идеальны, нет абсолютно добрых и совсем злых, каждому присущи как положительные, так и отрицательные чувства и эмоции. Вопрос лишь в том, какой стороны хотим придерживаться мы, только и всего.
- В том-то и дело, я не знаю, чего хочу. С одной стороны, мне безумно не хватает родителей, я всё чаще чувствую себя слабым и беспомощным, но порой во мне просыпается такая сокрушительная злость, что я понимаю: если Волдеморт возродится, я готов схватиться за палочку и собственноручно убить его ещё раз за то, что он лишает меня самых близких людей. Понимаешь, Ремус, я допускаю мысль об убийстве живого человека, а Волдеморт, несмотря на все свои ужасающие поступки, всё равно человек. Это чудовищно.
Перевожу взгляд на светлое окно, ощущая настойчивое покалывание в глазах. Пальцы сами собой перебирают обёртку, сквозь шорох которой я различаю тихий вздох Люпина. Из-за ширмы раздаётся всплеск воды, а за окном начинается сильный снегопад, рябью поплывший по глади солнечного света. Солнечные зайчики рассыпаются, в негодовании скачут по всему кабинету, безуспешно стараясь отвоевать потерянное господство.
- Почти весь Гриффиндор - если не вся школа - считает меня психом, и они правы. Я сам уже давным- давно сомневаюсь в собственной адекватности. Скажи, Ремус, всему этому когда-нибудь придёт конец?
Подняв глаза на обеспокоенного Люпина, я чувствую себя маленьким беспомощным ребёнком, который по воле жуткого случая остался без родителей и совсем-совсем не знает, что делать с такой странной и безумно сложной штукой, как жизнь. Профессор в задумчивости трёт подбородок, а потом просто обнимает меня за плечи. Я с чувством какого-то неземного облегчения прижимаюсь щекой к его груди и прикрываю глаза, дышу медленно и глубоко, успокаиваясь.
- Конечно, придёт. Единственное, нам не дано знать, когда. И ещё, Гарри: я долго думал об этой странной связи между твоим сознанием и сознанием змеи. Если ты можешь вторгаться в него в моменты, когда змея испытывает сильные эмоции, не думаешь, что она может делать то же самое, только в обратном направлении? Будь осмотрительнее со своими эмоциями, иначе ты становишься слишком уязвимым.
Словно не веря собственным ушам, я поднимаю голову и долго вглядываюсь в серьёзное лицо Ремуса, на чьих скулах прыгают неугомонные солнечные зайчики.
Тот же смысл вкладывал Снейп в свои слова тогда, у замёрзшего фонтанчика в Хогсмиде.
* * *
И я действительно следую совету двух людей, которые не могли сговориться и намеренно сказать мне одно и то же, только разными словами. Я учусь владеть своими эмоциями, как подобает взрослому человеку. Возможно, дело не столько в страхе, что Волдеморт - или часть его души в змее, - неважно - что он сможет заглянуть в моё сознание, сколько в том, что я должен, я обязан учиться на своих ошибках. Я до конца осознал это ещё в канун Хэллоуина, когда отказался от опасной авантюры путешествия в Лондон, и я не должен противоречить собственным убеждениям. Пускай я изменился далеко не в лучшую сторону, пускай
