А возбуждение Снейпа, тем временем, стало почти постоянным и очень болезненным.
Образ Поттера преследовал зельевара и днём, и ночью. Для этого не требовалось даже закрывать глаза. И всё меньше оставалось сил бороться с этим наваждением, с этим проклятием.
Что бы он ни делал, где бы ни находился, все мысли и устремления неизменно возвращались к одному студенту, который по-прежнему избегал любых встреч с ним. И это только усиливало его потребность.
Снейп всё чаще ощущал себя «не здесь», «не сейчас» и не мог объяснить постоянное чувство внутреннего дискомфорта, мешающего сосредоточиться, сконцентрироваться. Эмоции и чувства зачастую отказывались подчиняться самоконтролю, а понимание происходящего позорно ускользало от профессора, не оставляя в его мыслях и тени зацепки.
Ощущение безысходности наползало со всех сторон, угнетало, всасывало в адову бездну, будто щупальца гигантского безжалостного чудовища опутывали его ноги и сдавливали грудь, лишая воздуха, утягивая в зловонную клоаку. И Снейп всем своим существом сопротивлялся, стремился наверх - к свету, к свободе, к надежде, впиваясь ногтями, вгрызаясь зубами, с одним пульсирующим желанием - ЖИТЬ!
До предела вымотанное сознание профессора, наконец, выбросило белый флаг и Снейп, впервые за последний месяц, принял вполне осмысленное и обоснованное решение.
Он шёл к нему долго, мучительно, сопротивляясь из последних сил, не желая быть так позорно побеждённым. Вопрос в том - кем или чем побеждённым? Кому он проиграл? Поттеру? Нет. Уж Поттер, при всём желании, не способен вклиниться в его сознание, вызывая хаос разума и чувств.
Нет, Снейп проиграл самому себе, как ни горько было это признавать. А сопротивляться себе и дальше стало просто невыносимо, да он и устал.
И, обессилев, решился, наконец, выяснить - в каком соотношении находятся его «сознательное» и «подсознательное». Снейп понимал, что выяснить это можно только одним способом - вставить недостающее звено. И этим звеном, судя по всему, был именно Поттер.
Имела ли эта гипотеза право на существование, необходимо было проверить экспериментальным путем. И Северус Снейп решил действовать.
Дождавшись, когда магические часы на каминной полке пробили час ночи, профессор поднялся с постели, размашистым движением накинул мантию и стремительно вышел из своих покоев.
* * *
Соседи по спальне, устав от утомительных уроков, нудной зубрежки, торопливых обжиманий с объектами своей временной или постоянной страсти под сенью зеленеющих деревьев после выматывающей отработки у Филча, просматривали уже не первый сон, наслаждаясь легким дуновением Морфея.
Прошёл почти месяц с тех пор, как он в последний раз видел Снейпа. Верный своему слову, да и чтоб душу лишний раз не травить, Гарри всячески избегал общества профессора.
Готовиться к экзаменам самостоятельно, пусть даже и под неусыпным оком Гермионы, было трудно, но встречаться со Снейпом каждый день было еще труднее.
К тому же, он надеялся, что Северус, лишённый возможности видеть его, превратит существование Снейпа в ад, сумеет прорваться через его толстокожесть и бездушность. Вновь... как это было уже раньше... Как же давно это было...
Гарри, отмахнувшись от непрошенных воспоминаний, вернулся к учебнику.
Первое время после разговора он ждал, что вот-вот скрипнет дверь и войдёт Северус...
...Но ничего не происходило, и надежды медленно таяли, оставляя горький осадок разочарования в душе.
Предложение Дамблдора остаться в Хогвартсе в качестве преподавателя ЗОТИ выглядело весьма заманчивым. Но что, если Северус никогда не вернётся? Видеть профессора каждый день, наталкиваться на его, полный презрения или равнодушия, взгляд? Это было бы слишком мучительно. Гарри не был готов к этому.
Оставалось лишь несколько дней до Выпускного бала... Несколько дней призрачной увядающей надежды... Чуть больше недели - и Хогвартс останется позади. И Северус тоже...
Гарри запретил себе думать о нём, запретил вспоминать нежность его прикосновений, невесомость поцелуев, жар объятий. Так проще, не так больно. К чему напрасные иллюзии - они не приносят ничего, кроме безысходной тоски.
Он не примет предложение директора, если за эти несколько дней ничего не изменится. Он всё оставит в прошлом - любовь, потерю, слёзы… Нужно жить, дышать, идти дальше…
И упиваться болью, а тем более жалеть себя Гарри не собирался. Снейп дал понять, что он не нужен, что его чувства обременительны и неуместны, более того - что они неискренни.
Так зачем навязывать себя человеку, который не собирается признавать существование своей лучшей половины? Который сознательно задвигает её на задворки подсознания, отсекая от себя? Навязываться - это ведь так унизительно. А гордость у Гарри ещё оставалась, пусть и уязвлённая, израненная.
Её можно было бы и задвинуть куда-нибудь подальше, если бы Гарри был уверен, что может достучаться до Снейпа, что у него есть надежда вернуть Северуса. Но тот разговор дал понять, что от него теперь мало что зависит, что Снейп сам должен в себе разобраться.
Время шло, но ничего не менялось. И надежда медленно уступала место тоске.
Какой-то очень коротенький промежуток времени Гарри был счастлив… был любим… Но это продолжалось слишком недолго, так недолго, что казалось призрачным наваждением.
Гарри вздохнул, убрал учебник, перо и пергамент в тумбочку и, заложив руки за голову, уставился невидящим взглядом в пустоту. Слёз уже не осталось.
«Он не вернётся… Он уже никогда не вернётся… И даже не смей думать о прошлом» - Гарри из последних сил старался заставить себя быть сильным.
Ночной светильник он так и не погасил.
* * *
Вдруг до слуха юноши донёсся легкий звук открывающейся двери. Он насторожился, сел на кровати, инстинктивно нащупывая под подушкой палочку. На короткий миг откинулся полог, а через секунду появился профессор. Гарри с удивлением смотрел на него во все глаза и не мог поверить происходящему, не мог произнести ни слова. Мысли его путались, а дыхание перехватывало.
Не в лучшем состоянии был и сам зельевар. Глаза его горели дьявольским огнём, на скулах - невиданное дело - расплывался румянец, ноздри трепетали от неровного дыхания. Он молчал, потом поднял палочку, произнёс несколько заклинаний и подошёл ближе.
Всё так же молча Снейп скинул мантию и Гарри ахнул - под мантией профессора не было ничего, хоть отдаленно напоминающего одежду. Снейп стоял перед ним во всей своей красе, в полной и безоговорочной готовности и пожирал Гарри глазами.
- Покажи мне, как ты ЧУВСТВУЕШЬ…
Юноша всё ещё не верил в реальность происходящего, но пылающий взор профессора, обнажённое тело с явным доказательством желания, вызвали вполне предсказуемую реакцию юного тела, которое редко прислушивалось к голосу разума.
И Гарри забыл обо всём на свете, задвинул свою гордость куда-то очень глубоко и кинулся в объятия мужчины, обвил его шею руками, уткнулся ему в ключицу и не смог сдержать слёз. Они текли по щекам, оставляя влажные дорожки. А он боялся пошевелиться, боялся разомкнуть объятия, чтобы их утереть, боялся поверить в происходящее, думая, что это только сон, и он сейчас проснется.
Профессор осторожно обхватил лицо юноши ладонями и поднял к себе, долго и пристально вглядываясь в заплаканные глаза. Гарри почувствовал лёгкое проникновение в своё сознание и открылся… полностью… доверчиво… ничего не скрывая...
Снейп увидел всё… увидел и понял… и, наконец, поверил… Поверил в то, что с такой маниакальной одержимостью отказывался признать. Поверил, что этот мальчик, дрожащий в его объятиях, вверяет ему не только тело, но душу, всего себя… без остатка… до дна... без обид и претензий... без оглядки на прошлое…
Поверил, что любим самой чистой, самой трепетной, самой бескорыстной любовью…
…И все осколки доселе разрозненной мозаики вдруг встали на свои места в его истерзанном сознании, потерянные детали головоломки соединились в логической гармонии, и профессор почувствовал, что недостающее звено встало на своё место, вернув утраченное равновесие, шаткий баланс между
