Охота на Нострадамуса

Скребущий отзвук железа все дальше и дальше уходил вверх, отрезая девочку от внешнего мира, который давно погрузился в давящую, удушливую тьму. Сквозь еще остававшуюся единственную косую щель между досками, единственный спасительный лоскут внешнего мира, были видны ветки, небо и куцый огрызок луны, тусклым светом освещавший исцарапанную и испачканную щеку девочки, с полосками слез.

Страх сжимал сердце, стискивал горло и вязко набивался в легкие, мешая дышать. Где-то на краю обезумевшего сознания, на которое так внезапно и беспощадно обрушилась чудовищная плита насилия, ясно и четко пульсировал факт, что на помощь никто не придет. Чуда не будет. Но ребенок все равно продолжал надрываться из последних сил. Вдруг кто-то услышит. Ну, хоть кто-нибудь.

— Помогите! Помогите, пожалуйста! Кто-нибудь! Прошу вас! Папа! Папочка…

Охоту на Иллинойсского Могильщика дождливой осенью 85-го помнили долго. Весь штат, от мала до велика, во главе с губернатором (еще не окончательно спившимся Сэмом Брейкобом, за которым впоследствии тоже закрепилась парочка не совсем чистых делишек) прочесывал «Землю Линкольна» дюйм за дюймом, вдоль и поперек, от Миссури до Индианы. Объявления с приметами и куцей информацией о пропажах развешивали на бензоколонках и придорожных столбах, печатали улыбающиеся детские лица с вопросом «Вы меня видели?» на пакетах с молоком, трубили в новостях и по радио — без толку. Народные дружины, полчища перекрикивающихся копов, сопровождаемых кинологами с армией скалящихся полицейских собак, перетрясли Иллинойс буквально по камню. Но что такое пара пропавших детей на гигантской площади в сто пятьдесят тысяч квадратных километров — все равно что разыскивать иголку в стогу сена. И поначалу распаленный праведным гневом энтузиазм сплотившихся перед общей угрозой людей стал быстро падать. Не поменяли ветер даже фэбээровцы, почти целый месяц с настойчивостью вымуштрованных ищеек разнюхивающих тут и там. Могильщик не оставлял ни свидетелей, ни следов. Но чьи-то молитвы все-таки были услышаны.

И одному ребенку повезло. Практически замученную девочку-подростка удалось-таки обнаружить и спасти в самый последний момент. Правда, бедняжка осталась сиротой, мать зверски зарезали в день похищения, а отец, по слухам, пустился в бега. Но после этого случая в один день все прекратилось. Как отрезало. Теперь о похождениях зловещего Иллинойсского Могильщика можно было услышать только за стаканчиком в каком-нибудь придорожном кабаке, да пару куцых баек от фыркающих в усы копов, лениво мусолящих ваши документы на обочине за мнимое превышение скорости.

Ребенок устал, был одурманен хлороформом и смертельно напуган, но из последних сил хватался за жизнь, остервенело молотя окровавленными кулачками в стиснувшие со всех сторон, неоструганные доски самодельного гроба. В глазах плескался жестокий нечеловеческий ужас, лишавший остатков сознания и сводивший судорогой исцарапанные, липкие от крови пальцы.

— Господи… Боженька, если ты есть…

А вдруг это просто кошмар? Дурной сон, и она вот-вот проснется, как бывало миллионы раз. Она проснется. Стряхнет отголоски сна, и мама принесет ей стакан воды.

— Пожалуйста…

В спутанных волосах с изорванной лентой извивалась толстая противная гусеница, но девочка не могла повернуть головы или подтянуть руку. Звуки извне доносились все приглушеннее, словно в уши замученной пленнице забили беруши.

— Помогите! Кто-нибудь! — теряя силы, одними губами прошептала она.

Завтра день ведь долог,
И нужно отдыхать…

Последний ком дерна плюхнулся на деревянную крышку самодельного гроба, загораживая единственный проем между досок и заглушая короткий детский вскрик…

Через восемь лет в пятидесяти милях к северу от места захоронения девушка Кейт Либби вздрогнула и проснулась.

Часть 1 Человек, который знал все

Глава первая

Нет хороших парней, нет плохих парней,
Оружие в руке плохого человека — плохая вещь.
Любое оружие в руке хорошего человека не навредит никому…
…кроме плохих людей.

Чарльстон Хестон

Чикаго, Иллинойс, 2001

Я не мог жить, не делая того, что мне нравится, дорогая. И я должен был быть готов умереть за это. Я трус. Знаю.

Мы все отстаивали надуманные идеалы, хуля бесчисленные пороки, которые сами же и порождали, а когда приходил черед уйти с поля, нам становилось глубоко наплевать, каким, собственно, становился исход той войны, на которой мы проливали кровь и обрели свой конец. Сколько убили с той стороны, а сколько с этой. Кто прав, кто виноват. Черные или белые. Война — это миф и самообман. Нерв. Электрическая петля на кадыке человечества. Тогда почему мы все еще здесь, ведь неужели нам больше некуда идти? Солдаты без фронта, душ и семьи. Что ждет каждого из нас, кто рано или поздно будет вынужден переступить черту, разделяющую жизнь на «до» и «после»?

Молния, которая расчертит небо и одним ударом отпустит грехи, перемешав их в пепел вместе с плотью.

Летнее небо за витриной кафе раскатисто заворчало.

Значит, все-таки будет гроза, — думал Дениел, глядя на громадную свинцовую тучу, неспешно наползавшую на крыши домов далеко на востоке. — Для общества бунт — вещь не менее полезная, чем гроза для природы, так, кажется, говорил Джефферсон… Видел бы ты, что стало с этим миром сейчас, старина.

Июль в этом году выдался на редкость дождливый. Природа словно ощущала неуловимые колебания, в нефизических сферах случившиеся в городе за последний месяц. Неужели это все из-за него, пока они его искали? А его искали, он в этом не сомневался. Но пока везло. Сказочно везло.

Все-таки линии вероятности — странная штука. Он давно заметил, что последовательность событий, на которые можно влиять, остается неизменной — за что уж не стоит беспокоиться, — а вот с погодой