губах старенькую гармонику, выводя незамысловатый мотив и изредка подпевая сам себе. Он пел восхитительно. Пел о боге, мире и войне, Иисусе и крови, о слишком коротковатой юбке малышки Долли, о первых лучах солнца и той радости, что наступило новое утро, которое Господь показал ему, позволив еще раз проснуться. Старый человек пел, и ему было хорошо.
Было рано, витрины магазинов еще опущены, не выползли неторопливые поливальные машины, орошающие улицы фонтанами воды, в которых резвилась галдящая детвора, а школьные автобусы не развезли на учебу детей постарше, но старый Бо Дидди был уже на своем ежедневном посту. Скрипящее соло гармоники гулко металось между наседающими над медленно прогревающейся улицей коробами домов. Толстая Латифа, работавшая маникюршей в салоне за углом, по обыкновению высунувшись из окна и скрестив руки на необъятной груди, облокотилась на подоконник, покачивая в такт музыке подбородком, и ветерок шевелил ее многочисленные косички. Кативший мимо патрульный Джэф коротко просигналил, и, на мгновение прервав мелодию, одинокий музыкант поднял руку, просалютовав гармошкой. Потом выдержал паузу, облизнул губы и снова запел, морща покрытые кудрявым волосом щеки. Это был свой, привычный, размеренный мир, который неожиданно тепло принял переведенную в Чикаго Кейт в ряды своих обитателей. В первый вечер живущая сразу под ней Латифа даже испекла пирог.
За пару дней, что она провела в городе, направленная в Иллинойсский отдел конторы, Кейт пообвыклась просыпаться под музыку старого Бо. Простые, незамысловатые песенки напоминали ей о пластинках, которые в детстве ей давал слушать отец.
Почувствовав, что задыхается, Кейт села на кровати, сбрасывая с себя липкую простыню. Покрытое испариной тело противно знобило. Девушка зябко растерла дрожащие плечи. Потерянно оглядев пустую половину на смятой кровати рядом с собой, она поджала ноги и, уткнув в колени подбородок, запустила пальцы в налипшую на лоб челку.
— Господи, когда же это кончится? — тихим голосом жалобно спросила она сумеречную пустоту, нашаривая на тумбочке возле кровати пузатую баночку с таблетками. — Сколько еще можно терпеть?
Не надо было прекращать их пить. Но как же ей надоела вся эта терапия, этот проклятый курс, с силой навязанный психотерапевтом, который за отдельную сумму кое-как согласился не упоминать об этом в ее личном деле. Еще не хватало. Девушка чувствовала себя как последняя наркоманка. Надо успокоиться и попробовать еще хоть чуточку поспать. Разжевав горькую клейкую массу, Кейт снова легла, свернувшись под одеялом, и не заметила, как забылась. Было еще слишком рано, а музыка за окном успокаивала и баюкала.
Сон был приятный и напомнил дом. Или это просто вновь подействовали проклятые таблетки? Ей приснилась рыбалка с отцом, на которую они смотались незадолго до перевода. И она, наконец, впервые побывала в Канаде.
«Разрешенное время осетровой рыбалки — с 15 июня до 31 октября, количество выловленной рыбы — 1 штука в день» — гласило предупреждение на широкой табличке при въезде в речной заповедник.
Залитая багрянцем река Фрейзер образовывала самый большой бассейн в канадской Британской Колумбии, площадью в двести двадцать тысяч квадратных километров. Спокойная, безмятежная тишина изредка нарушалась отдаленным всплеском рыбы да хриплым кряканьем возившихся в траве не то уток, не то гусей. Воздух звенел стрекотом просыпающихся ночных насекомых. Как же хорошо всего через полтора часа езды от Ванкувера было оказаться за пределами города, наедине с природой. Дышалось легко и непринужденно, рядом был возившийся с удочками отец, и выходные продолжались.
Она валяла дурака, много купалась и даже успела обгореть. Впрочем, так всегда бывает, когда находишься рядом с водой. Ранним утром, пока отец еще спал, Кейт выходила на каменистый берег и, скидывая безразмерную мужскую рубашку с белоснежного «speedo», некоторое время стояла по щиколотку в ледяной воде, ощущая, как от обжигающих прикосновений ледяного течения по телу бегут мурашки и упруго твердеют соски. Она пару раз даже окунулась нагишом, скинув купальник, но на второй день ее заметил патрулирующий берег лесничий, и на вопросительный оклик хулиганка с русалочьим смешком стремительно ушла под воду, прежде чем мужчина успел опомниться. Хорошо отцу не сказал. Да он и не видел-то толком ничего.
А еще тогда она поймала свою первую рыбу. Взмывающий над поверхностью воды силуэт осетра был хорошо виден — даже в самую темную ночь речная гладь остается светлее окружающей среды.
— Видела? — азартно вскрикнул отец, когда рыба, на короткий миг давая себя разглядеть, сверкнула чешуей и с глухим шлепком ушла обратно на глубину. — Здоровенный! Не меньше пяти-шести килограммов!
Она научилась правильно обращаться с удочкой и держать ее — жесткое спиннинговое удилище с катушкой и прочной леской, на конце которой крепилась донная оснастка. Аккуратно подматывая леску, Кейт осторожно добивалась ответной реакции осетра, который, очнувшись от удивления, начинал упорную борьбу за жизнь. Пока она воевала с удочкой, отец вбежал в воду и стал выталкивать пойманную рыбу на берег чем придется.
Вечером они сидели в коттедже на берегу, и отец рассказывал разные истории про осетров. Например, о том, что промышленный лов этой рыбы в Канаде запрещен, а мяса и икры в продаже не бывает.
— А еще в свое время весьма ценился воздушный пузырь осетра, как источник желатина, использовавшегося при очистке пива и вина.
— Фу-у, папа-а! И люди это пили?
— Еще бы. Это был самый лучший фильтр. А вот, кстати, ты когда-нибудь знала, что…
Забравшись с ногами в глубокое кресло и потягивая какао, Кейт с улыбкой слушала отца, прихлебывавшего бутылочный «Миллер», и в ее карих глазах отражались языки пламени, которые весело плясали в камине. Оба понимали, что это последний вечер. Их последний спокойный вечер перед ее отъездом. Отец шутил, но от волнения, как это всегда бывало, говорил только о том, что знал лучше всего после автомобильной механики, которой зарабатывал на жизнь, — о рыбалке. Она слушала и не перебивала, хотя сама хотела поговорить о другом — о детстве, маме, том времени, что они провели вместе. А еще она знала, что внутри он не хочет ее отпускать.
Потом они молчали, думая каждый о своем и слушая, как в камине уютно потрескивают догорающие поленья. Как же быстро выходные закончились. Прошло всего несколько дней, а она уже по нему соскучилась. Даже запах пропал. Резкий запах рыбы, насквозь пропитавший одежду и даже купальник, казалось, въелся в самые кости. Словно Кейт последние дни была не в заповедных лесах Канады, а разгружала кильку где-нибудь в портовой зоне Нью-Джерси.
Заелозивший под подушкой мобильник вырвал девушку из воспоминаний, сразу вернулась головная боль — несколько новых соседей устроили ей накануне теплый прием. Вдобавок вновь напомнивший о себе кошмар пробежался по сердцу липкими прикосновениями страха, хотя до этого Кейт спокойно спала целую неделю. Ее личный рекорд. Это все алкоголь, не надо было вчера уступать.
— А чего ты ожидала, девочка. Ты ведь совсем не умеешь пить, — почти не разжимая губ, пробормотала она, нащупывая под подушкой настойчиво вибрирующий телефон. — Алло, говорите… Эй? Ну что там еще?
— Кейт? Привет, это Муни, — по-привычному коротко представившись, зазвучал в динамике хрипловатый голос итальянца. — Спишь?
— Попробуй угадать, — сонно пробормотала девушка, откинув волосы, и, подслеповато поглядев на часы, зевнула. — Такая рань, что случилось?
— Везуха, а я уже третий час на ногах, — с ноткой зависти откликнулись в трубке. — Чую, если так и дальше будет продолжаться, придется серьезно поразмыслить о поиске нового способа зарабатывать на
