– Не знаю.
Тед откинулся назад, еще раз окинув свою дочь оценивающим взглядом, прежде чем снова заговорить, прикидывая, насколько продвинулся к цели.
– Я жалел о каждой минуте, что прожил без вас и мамы, – он широко улыбнулся, морщины прорезали его щеки от глаз до подбородка. – Мне кажется, это подействует. Правда. Я хочу, чтобы завтра ты первым делом сказала ей, что нам надо пойти поужинать всем вместе, хорошо? Договорились, Джулия? Помнишь, как мы отправлялись ужинать каждое воскресенье вчетвером? Так будет снова, точно так же. – Он вытянул ноги, колени хрустнули, он глубоко вздохнул.
Джулия прищурилась, на мгновение ей страстно захотелось увлечься так же, как раньше, когда Тед заражал их своим энтузиазмом, увлекал новыми планами, в своем магазине, в их спальнях, когда помогал им с домашними заданиями, на прогулках в выходные, когда так часто хотелось то новую игрушку, то что-нибудь еще. Его энтузиазм и возбуждение по поводу любого плана, особенно на начальном этапе, действовали на всех них неотразимо. Она быстро встала.
– Я, пожалуй, пойду спать.
– Хорошо.
Он улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ, не так широко, но все же.
Однако, удаляясь от него, она сильно закусила пухлую нижнюю губу, которая предала ее, вонзая в нее передний зуб еще, и еще, и еще, пока не почувствовала солоноватый привкус крови. В конце концов, ей бы следовало поумнеть.
– Спи спокойно, – сказал Тед ей вслед. – И не забудь. Первым делом, когда в воскресенье мы вернемся, идет?
Далеко в темноте Джулия забралась в спальник.
Тед сидел у костра, наблюдая, как он медленно угасает, дожидаясь, пока Джулия заснет, потом вытащил из рюкзака флягу, поднес к губам и долго пил большими глотками, потом опустил ее на колено, – виски, ночь, его дочери – все хорошо.
К полудню Энн уже прочла газету, сделала уборку в комнатах девочек и сменила зеленую мраморную бумагу на кухонных полках. Она беспокойно бродила по дому, перекладывала с места на место журналы, щелкала переключателем радио и видела впереди лишь бесконечную череду пустых воскресных дней, выстроившихся один за другим, словно костяшки домино, через всю ее незамужнюю жизнь. Она позвонила из кухни.
– Сэнди? Привет. Что ты делаешь? Не хочешь заглянуть и составить компанию старшей сестре?
Через двадцать минут Сэнди въехала на подъездную аллею на своей видавшей виды «Хонде» цвета морской волны. Энн наблюдала из окна гостиной сквозь тюлевые занавески, как Сэнди идет к крыльцу быстрой уверенной легкой поступью – так она ходила всегда. Она была немного уменьшенной, более утонченной копией Энн, сгустком нервной энергии и бесконечной живости. Голова опущена, подбородок выставлен вперед, при этом тылы у нее всегда были защищены. Она несла большую кожаную сумку, постоянное присутствие которой казалось Энн загадочным и вызывало у нее зависть, как тайный знак жизни более разнообразной и сложной, чем ее собственная. Она с улыбкой открыла дверь.
– Спасибо, что заехала.
– И куда же Тед Великолепный забрал детей на выходные? – спросила Сэнди, войдя в кухню вслед за Энн, устраиваясь за ослепительно белым столом и наливая себе бокал белого вина, которое поставила Энн.
– Охотиться на горе Флетчера.
– Он решительно собрался сделать из девочек настоящих маленьких мужчин.
– Разве девочки не должны иметь точно такого же права охотиться, как мальчики?
– А ты кое-чему научилась, – сказала она, улыбаясь. – Но дело не в этом. Мне казалось, что ты не одобряешь охоту.
– Да.
– Не понимаю, почему ты всегда позволяешь Теду поступать по-своему.
– Сэнди, они и его дети тоже.
– Ошибка природы. Может, нам повезет, и с ним произойдет несчастный случай. На ружье сядет или еще что-нибудь.
– Как ты можешь так говорить? Я все выходные не могла отделаться от мысли, что они там, наверху, без телефона…
– Без видеомагнитофона, без игровой приставки…
– Я не шучу. – Она посмотрела на Сэнди, такую практичную, такую уверенную, никогда не позволявшую никакой мысли, никакому страху вторгаться в ее мир без ее желания, Сэнди, которая в десятилетнем возрасте пугала Энн твердостью своих суждений. – Помнишь, когда мы с Тедом только поженились, единственная работа, которую он сумел найти, была оценка имущества за пределами штата? – Она смущенно улыбнулась. – Каждый понедельник утром, перед его отъездом, я тайком подкладывала в его сумку маленькие любовные записочки. Это началось в шутку, но потом… – она помолчала, вспоминая, как потрясена и счастлива была тогда тем, что она замужем, что принадлежит ему, она никогда не ожидала этого, и как боялась потерять все, создавала сложную паутину суеверных ритуалов, чтобы защитить себя, – потом я начала верить, что, если когда-нибудь забуду, что-то случится, самолет разобьется, в общем, что-нибудь. – Она не сказала Сэнди, как целыми днями слушала радио, куда бы Тед ни летал, ожидая сообщения о катастрофе. – Хочешь послушать глупость? В пятницу, перед тем как девочки уехали, я положила в их рюкзаки записочки – просто на всякий случай.
Сэнди нахмурилась.
– Подумай, насколько тебе было бы лучше, если бы ты забыла положить всего одну записку и самолет Теда разбился. Он застрахован?
– Перестань, Сэнди. Я хочу, чтобы ты оставила его в покое.
– Ладно, ладно. Так чем ты занималась весь уик-энд?
– Обещаешь никому не говорить?
– Никому не говорить о чем?
– Я ходила на свидание.
– Подожди, я что-то не понимаю. Почему это секрет? Вы же разъехались, ты не забыла?
Та ночь, на тахте, словно они были подростками, неистовая и сладостная, с легким привкусом греха…
– Просто я не хочу, чтобы Тед узнал, вот и все. Он такой собственник, – прибавила она.
– Вот именно. И с кем же ты пустилась в это сексуальное буйство?
– Боже правый, Сэнди. Между нами ничего не было.
