могут убить три слова, вписанные в книгу. Слова сохранят Мортимера живым, даже если его убьют в замке, — те слова, которые уже сейчас шептали и пели на улицах Омбры.
Деспина утерла слезы и посмотрела на Фенолио в надежде, что он опровергнет страшные речи брата. Что он, конечно, и сделал — ради нее, да и ради себя тоже.
— Что за глупости ты говоришь, Иво? Думаешь, Перепел просто так им сдался, не придумав плана, как спастись? По-твоему, он пойдет в руки Свистуну, как заяц в силки?
Деспина с облегчением улыбнулась. По лицу Иво мелькнула тень сомнения.
— Конечно, у него есть план, — сказала Минерва, еще не проронившая ни слова с тех пор, как привела детей к Фенолио. — Он лис, а не заяц! Он всех их перехитрит.
Вот они, всходы, посеянные его песнями. Надежда — именно ее воплощал Перепел. Надежда несмотря ни на что.
Минерва увела детей с собой. Она хотела поскорее накормить их всем, что у нее есть. А Фенолио остался наедине с Розенкварцем, который молча размешивал чернила, пока хозяин целовал и обнимал детей.
— Он всех их перехитрит? — раздался его тоненький голосок, едва Минерва закрыла за собой дверь. — Интересно как? Я думаю, твоему сказочному разбойнику пришел конец. Причем казнят его каким- нибудь особенно неаппетитным способом. Хорошо бы это случилось по крайней мере не здесь, а во Дворце Ночи. Никто не думает о том, как раскалывается стеклянная голова от воплей казнимых!
Бессердечный стекляшкин! Фенолио бросил в него винной пробкой, но Розенкварц, привычный к такому обстрелу, вовремя пригнулся. Ну почему из всех стеклянных человечков ему достался этот брюзга? Левая рука у Розенкварца была на перевязи. Когда детей похитили, Фенолио уговорил его все же пробраться на разведку в кабинет Орфея, и страшный стеклянный человечек Сырной Головы действительно вышвырнул беднягу из окна. К счастью, Розенкварц упал в водосток и только сломал руку, но Фенолио так и не выяснил, не Орфей ли написал историю с представлением Коптемаза. Нет, вряд ли. Орфей ни на что не был способен без книги, а ее — это, по крайней мере, Розенкварцу удалось разузнать — Сажерук действительно унес. Не говоря уж о том, что сцена была слишком талантлива для Бараньей Башки.
'Он всех их перехитрит…'
Фенолио подошел к окну, не обращая внимания на стеклянного человечка, с укоризненным видом поправлявшего свою повязку. Если бы только он был уверен, что у Мортимера действительно есть план! Но откуда ж ему, Фенолио, об этом знать! Мортимер не его персонаж, черт возьми, он только играет роль персонажа! 'И это весьма досадно, — думал Фенолио, — в противном случае я бы, наверное, знал, что происходит сейчас за этими проклятыми стенами'.
Он мрачно посмотрел на замок. Бедная Мегги! И ведь наверняка она в конце концов обвинит во всем его, Фенолио. Ее мать уже и сейчас так считает. Фенолио не мог забыть умоляющий взгляд Резы. 'Ты должен отправить нас обратно! Это твой долг перед нами!' Наверное, нужно было попытаться. Что, если Мортимера убьют? Тогда уж не останется сомнений, что лучше было им всем вернуться. А сам он что будет тут делать? Наблюдать, как бессмертный Змееглав и Среброносый перекраивают его повесть по своему вкусу?
— Да, нам точно сюда! Ты слышал, что она сказала? Вверх по лестнице. Ты видишь тут другую лестницу? С тобой с ума можно сойти, Дариус!
Розенкварц забыл о сломанной руке и уставился на дверь.
Это еще кто?
В дверь постучали, и, прежде чем Фенолио успел сказать 'войдите', посетительница уже показалась на пороге. Это была увесистая дама, и ворвалась она в комнату так решительно, что Фенолио невольно отступил на шаг и стукнулся головой о потолочную балку. Платье гостьи было, похоже, взято напрокат в костюмерной какого-то провинциального театра.
— Ну вот. Это он! — заявила она, оглядывая Фенолио с таким презрением, что он увидел внутренним взором каждую дыру на своей тунике. 'Я знаю эту женщину! — подумал он. — Но откуда?' — Что здесь происходит, а? — Она так яростно уперлась пальцем ему в грудь, словно хотела проткнуть старое сердце. Тощего субъекта за ее спиной он тоже где-то видел. Конечно, в… — Почему над Омброй развевается флаг Змееглава? Кто этот омерзительный тип с серебряным носом? Почему они угрожали Мортимеру копьями и с каких пор, черт побери, он таскает с собой меч?
Книгожорка. Ну конечно! Элинор Лоредан. Мегги ему много о ней рассказывала. Сам он видел ее последний раз сквозь решетку — в собачьей клетке на площадке, где проходило торжество поджигателей. А запуганный тип с совиными глазами — тот заикающийся чтец Каприкорна. Правда, имени его Фенолио ни за что не мог вспомнить. Как они сюда попали? Похоже, в его мир уже продают туристические путевки…
— Я, конечно, и тому рада, что увидела Мортимера живым, — продолжала незваная гостья (интересно она когда-нибудь остановится перевести дух?), — да, он, слава Богу, цел и невредим… Но где Реза и Мегги? И что сталось с Мортолой, Бастой и этим гнусным воображалой Орфеем?
О Господи, эта тетка действительно такое чудище каким он ее себе представлял! Ее худосочный спутник — Дариус, вот как его звали! — с таким восторгом глядел на Розенкварца, что тот, польщенный, пригладил нежно-розовые стеклянные волосы.
— Тихо! — взорвался наконец Фенолио. — Заткнитесь хоть на минуту, ради всего святого!
Никакого эффекта. То есть просто ни малейшего.
— С ними что-то случилось? Признавайтесь! Почему Мортимер один? — Она снова замахала пальцем у него перед грудью. — Да, с Мегги и Резой что-то случилось… ужасное… Их раздавил великан, их…
— Ничего с ними не случилось! — успел вставить Фенолио. — Они у Черного Принца!
— У Черного Принца? — Глаза у нее стали почти такого же размера, как у сопровождавшего ее очкарика.
— Да! Если с кем-то из них и случится что-то ужасное, это будет Мортимер. И поэтому, — Фенолио довольно грубо взял ее под локоть и потащил к двери, — оставьте меня в покое, умоляю, мне нужно подумать!
Тут она и в самом деле примолкла. Но ненадолго.
— Что-то ужасное? — переспросила она.
Розенкварц отнял руки от ушей.
— Что вы имеете в виду? Кто, в конце концов, пишет то, что здесь происходит? Вы, так ведь?
Великолепно! Теперь она еще будет лезть своими толстыми пальцами в его израненную душу!
— Нет! — рявкнул он. — Эта история сама себя рассказывает. Мортимер сегодня не дал ей принять совсем уж дурной оборот. Но, к сожалению, это, вероятно, будет стоить ему жизни, и на такой случай я могу вам только посоветовать взять его жену и дочь и как можно скорее вернуться с ними туда, откуда вы пришли. Проход вы отыскали, как я понимаю…
С этими словами он распахнул дверь, но сеньора Лoредан просто снова захлопнула ее.
— Стоить жизни? О чем вы говорите? — Она легко стряхнула его руку со своего локтя. (Тысяча чертей, у этой бабы силища как у бегемота!)
— Я говорю о том, что его, увы, скорее всего повесят, а может быть, отрубят голову или четвертуют — не знаю уж, какой род казни Змееглав предпочтет для своего злейшего врага.
— Злейшего врага? Это Мортимер-то? — Как недоверчиво она вскинула брови — мол, старый дурак сам не понимает, что говорит.
— Он сделал из него разбойника!
Розенкварц. Подлый предатель. Прозрачный пальчик так беспощадно показывал на Фенолио, что старику хотелось схватить стеклянного человечка и переломить пополам.
— Он любит сочинять песни о разбойниках, — поведал Розенкварц незваным гостям таким доверительным тоном, словно знал их всю жизнь. — Он на них просто помешан, и отец Мегги, бедняжка, запутался в его красивых словах, как муха в паутине.
Это было уж слишком. Фенолио сделал шаг к Розенкварцу, но Книгожорка загородила ему дорогу.
— Не смейте обижать беззащитного стеклянного человечка!
Глаза у нее как у бульдога — вот-вот вцепится. Господи, бывают же такие противные тетки!
— Мортимер — разбойник? Да он самый смирный человек, какого я знаю!
