вытащила томик из-под одеяла матери. В последний раз она держала в руках книгу Фенолио на торжестве Каприкорна, где ей предстояло вычитать Призрака. Странное это было чувство — вновь открыть эту повесть в том мире, о котором она рассказывала. На мгновение Мегги испугалась, что эти страницы могут засосать в себя все, что ее окружало. Каменный пол, на котором она сидела, одеяло, под которым спала ее мать, бабочку-ледянку, случайно залетевшую в пещеру, и детей, со смехом гоняющихся за бабочкой.
Неужели все это действительно зародилось под книжным переплетом? Книга казалась такой незначительной по сравнению с чудесами, которые описывала, — всего лишь сотня-другая покрытых печатными знаками страниц, с десяток картинок, не шедших ни в какое сравнение с миниатюрами Бальбулуса, серебристо-зеленый льняной переплет. И все же Мегги не удивилась бы, обнаружив на этих страницах свое имя, или матери, или Фарида или Мо — хотя нет, ее отца в этом мире звали иначе.
У Мегги до сих пор не было случая прочесть повесть Фенолио. Откуда начать? Может быть, там есть картинка с Озерным замком? Она торопливо листала страницы, когда услышала голос Фарида:
— Мегги!
Она поспешно захлопнула книгу, как будто делала что-то запретное. Какая глупость! Книга ничего не знала ни о том, что внушает ей страх, ни о Перепеле, ни даже о Фариде…
Мегги уже не думала о нем все время, как раньше. Казалось, с возвращением Сажерука закончилась глава, рассказывавшая о Мегги и Фариде, и история пошла развертываться заново, каждым новым словом стирая прежний рассказ.
— Сажерук дал мне кое-что на дорогу. — Фарид смотрел на книгу у нее на коленях, как на ядовитую змею. Но, поколебавшись, все же присел рядом с Мегги и отвязал от пояса испачканный копотью кошель, который все теребил, отчитываясь Черному Принцу. — Вообще-то он дал мне его для Роксаны, — тихо сказал он, высыпая пепел на каменный пол и собирая в тонкий круг. — Но у тебя такой подавленный вид, что…
Не закончив фразу, он зашептал слова, понятны только ему и Сажеруку — и огню, который вдруг пробился из пепла, словно все время дремал там. Фарид выманивал его, нахваливал, соблазнял, пока пламя не разгорелось так жарко, что его середина стала белой как бумага, и на ней проступила картина — сперва едва различимо, потом все отчетливей.
Холмы, покрытые густым лесом… Солдаты на узкой тропе, верхом… Среди них две женщины. Брианну Мегги сразу узнала по волосам. Всадница впереди — видимо, Уродина, а за ней ехали Сажерук — и Мо. Мегги невольно протянула к нему руку, но Фарид удержал ее пальцы.
— У него лицо в крови, — прошептала она.
— Это Свистун.
Фарид снова что-то нашептал огню, и панорама стала шире, они увидели, как тропа заворачивает к горам, куда более высоким, чем холмы вокруг Омбры. Под ногами лошадей лежал снег, как и на видневшихся вдали склонах, и Мегги видела, как Мо дует на замерзшие руки.
Он выглядел непривычно в плаще с меховой оторочкой — как персонаж сказки. 'Он и есть персонаж сказки', — подумала Мегги. Перепел… А что в нем осталось от ее отца? Разве Мо когда-нибудь выглядел так сурово? Уродина обернулась к нему — конечно, это Уродина, кто же еще? Они говорили о чем-то, но пламя показывало лишь немые картины.
— Видишь, с ним все в порядке. Благодаря Сажеруку. — Фарид глядел в огонь с такой тоской, как будто просил перенести его к учителю. Потом вздохнул и тихо подул на пламя, и оно постепенно потемнело, словно краснея от ласковых прозвищ, которые Фарид ему давал.
— Ты пойдешь за ним?
Фарид покачал головой.
— Сажерук велел мне охранять Роксану.
Мегги почувствовала горечь его слов, как желчь на языке.
— А ты что собираешься делать? — Он вопросительно посмотрел на нее.
— А что мне теперь делать?
Шептать слова. 'Это единственное, что я еще могу', — мысленно добавила она. Все слова, которые комедианты пели о Перепеле: что от его голоса волки становятся кроткими, как ягнята, что он неуязвим и быстр, как ветер, что феи защищают его, а Белые Женщины охраняют его сон. Слова. Только ими она могла уберечь Мо, и она шептала их день и ночь, каждую минуту, когда на нее никто не смотрел, и посылала их вслед отцу, как тех ворон, которых Принц отправил в Омбру.
Пламя погасло, и Фарид стал собирать теплый пепел в ладони. На пол перед ним легла тень. Сзади стоял Дориа с двумя детьми.
— Мегги, тебя Голосистая ищет.
У разбойников было много прозвищ для Элинор. Мегги рассмеялась, а Фарид недовольно покосился на Дориа, бережно собрал пепел в кошель и поднялся.
— Я у Роксаны, — сказал он и поцеловал Мегги в губы. Он давно этого не делал. А потом прошел мимо Дориа и удалился, не оборачиваясь.
— Он ее поцеловал! — прошептала малышка так громко, что Мегги услышала. Встретив взгляд Мегги, она покраснела и спрятала лицо в одежде Дориа.
— Да! — прошептал Дориа в ответ. — А она поцеловала его в ответ?
— Нет! — отозвался мальчик справа от него и оглядел Мегги с головы до ног, словно оценивая, приятно ли ее целовать.
— Это хорошо, — сказал Дориа. — Это просто замечательно.
Аудиенция у Змееглава
Невозможно по-настоящему читать книгу, не будучи в одиночестве. Но это одиночество приводит тебя в глубинное соприкосновение с другими людьми, с которыми ты иначе никогда бы не встретился, потому что они умерли сотни лет назад или говорили на языке, которого ты не понимаешь. И тем не менее они стали твоими ближайшими друзьями, твоими самыми мудрыми советчиками, волшебниками, очаровывающими тебя, возлюбленными, о которых ты всегда мечтал.
Кортеж Змееглава прибыл в Омбру вскоре после полуночи. Орфей узнал об этом не позднее чем Зяблик, потому что уже три ночи подряд посылал Осса караулить под виселицами у городских ворот.
В замке все было готово к прибытию Серебряного князя. Свистун велел завесить каждое отверстие черной тканью, чтобы Змееглава и днем окружал привычный мрак. На дворе были сложены высокие поленницы дров, которыми Зяблик собирался непрерывно топить камины, хотя все знали, что никакой огонь не может прогнать холод, пробравшийся в плоть и кости Змееглава. Единственный человек, который, вероятно, был на это способен, ушел из здешних застенков, и вся Омбра задавалась вопросом, как примет Змееглав эту новость.
Орфей послал Осса в замок еще до рассвета. Ведь все знали, что Змееглав почти не спит.
— Скажи, что у меня для него очень важные новости. Скажи, что речь идет о Перепеле и его дочери.
Орфей повторил это раз десять, потому что мало доверял умственным способностям своего охранника, но Осс прекрасно справился с поручением. Часа через три — все это время Орфей беспрерывно ходил взад-вперед по своему кабинету — он вернулся с ответом, что Орфею будет дана аудиенция при условии, что он явится немеделенно, ибо потом Змееглаву нужно будет отдохнуть перед новой дорогой.
Новой дорогой? Ага. 'Значит, Змееглав позволил дочери вовлечь себя в игру, — думал Орфей, торопливо шагая к замку. — Ну что ж, теперь ты должен объяснить ему, что выиграть он может только с твоей помощью'. Орфей невольно облизал губы, чтобы они легче шевелились в ответственный момент. Никогда еще он не ставил капкана на такую крупную дичь. 'Занавес подымается, — шептал он себе. —
