Геффен (David Geffen) был близким другом нашей семьи, и я очень хорошо его помню. Когда, спустя годы “Guns N’ Roses” заключили контракт с его студией, он меня не узнал, да я ему и не говорил. В 1987 году на Рождество он позвонил Оле и поинтересовался, как у меня шли дела. «Тебе следовало бы самому знать, как у него дела, – сказала она, – ты только что выпустил альбом его группы».

Спустя год или два мы переехали с бульвара Лорел-Кэнион на юг,в квартиру на Догени-Драйв (Doheny Drive). Я поменял школу и именно тогда открыл для себя, что обыкновенные дети жили не так, как я. У меня никогда не было обычной, «детской» комнаты, наполненной игрушками и выкрашенной в основные цвета.* Наши дома никогда не красились в обычные, нейтральные цвета. В воздухе витал аромат «травки» и благовоний. Атмосфера в доме всегда была светла, но в цветовой гамме было много тёмного. Но меня это устраивало, потому что меня никогда не интересовало общение с детьми моего возраста. Я предпочитал общество взрослых людей. Друзья моих родителей и до сих пор остаются одними из самых ярких личностей из тех, с кем я был знаком.

24/7 я слушал радио. Обычно это было “KHJ” на АМ-волнах. Я спал с включённым радиоприёмником. Я делал уроки и получал хорошие оценки, хотя мой учитель сказал, что я быстро терял внимание и всё время о чём-то мечтал. А правда заключалась в том, что моей страстью было искусство. Я обожал художника- постимпрессиониста Анри Руссо (Henri Rousseau), и, подражая ему, рисовал джунгли, населённые моими любимыми зверями. Моё страстное увлечение змеями началось в очень раннем возрасте. Мне было шесть лет, когда моя мама впервые взяла меня с собой в Биг-Сюр (Big Sur), штат Калифорния, отправившись туда навестить свою подругу и погостить у неё. Я проводил часы напролёт в лесу, ловя змей. Я копался под каждым кустом или деревом, пока не наполнял змеями старый аквариум. Потом я отпускал змей обратно.

Это не было единственным впечатлением, оставшимся у меня о той поездке: моя мама и её подруга, обе одинаково сумасшедшие и беззаботные, обожали гонять на мамином Фольксвагене «Жук» по извилистым горным дорогам. Я помню, как мчался на скорости, сидя на пассажирском кресле и замерев от ужаса, смотрел из моего окна на скалы и океан, которые раскинулись внизу в дюйме от двери автомобиля.

У моих родителей была безупречная коллекция записей. Они слушали всё, от Бетховена до “Led Zeppelin”, и даже подростком я не переставал открывать для себя новые жемчужины в их музыкальной библиотеке. Я знал всех современных на тот день артистов, потому что мои родители постоянно водили меня на концерты, а моя мама часто брала меня с собой на работу. В очень раннем возрасте меня познакомили с тем, как работает изнутри индустрия развлечений. Я видел множество звукозаписывающих студий и репетиционных помещений изнутри, так же как и съемочных кино- и телевизионных площадок. Я присутствовал на многих репетиционных и звукозаписывающих сессиях Джони Митчелл и видел, как записывал своё телешоу Флип Уилсон, некогда знаменитейший комик, которого забыло время. Я видел, как репетировала и выступала австралийская певица Хелен Редди, и присутствовал, когда Линда Ронстадт пела в клубе “The Troubadour”.** Моя мама также брала меня с собой, когда сотрудничала с Биллом Косби (Bill Cosby) и работала над его сценическими костюмами для его выступлений в жанре «стенд-ап»; она и его жене сделала несколько эксклюзивных нарядов. Я помню, как мы с ней ходили на выступление “The Pointer Sisters”. На протяжении всей её карьеры подобного хватало предостаточно, но когда мы жили на Догени, её по-настоящему пошли в гору: к нам в гости заглядывала Карли Саймон (Carly Simon), так же как и исполнительница соул Мин Риппертон (Minne Ripperton). Я был знаком со Стиви Уандером (Stevie Wonder) и Дайаной Росс (Diana Ross).

Моя мама говорит мне, что я также встречался с Джоном Ленноном, но, к несчастью, я совершенно этого не помню. Я очень хорошо помню, как встретил Ринго Старра (Ringo Starr): моя мама придумала для него для него фанковый костюм, напоминавший костюм парламентария, в котором Ринго изображён на обложке своей пластики 1974 года “Goodnight Vienna”.

Это был костюм с завышенной талией металлически-серого цвета и с большой белой звездой посредине груди. Каждый раз, когда я бывал с мамой на сцене за кулисами или в киносъёмочном павильоне, они производили на меня странное, волшебное впечатление. Я не имел ни малейшего представления, что это всё означало, но тогда меня просто приводили в восторг представления, так же как это восхищает меня и сегодня. Сцена с инструментами, ожидающими музыкантов, захватывает меня. Один лишь вид гитары по-прежнему цепляет меня. И в сцене, и в инструментах есть что-то удивительное и невысказанное: они заключают в себе возможность раздвинуть границы реальности при условии, что вверены нужным музыкантам.

* * *

Мой брат Альбион (Albion) родился в декабре 1972 года. Его рождение стало новой движущей силой для нашей семьи: неожиданно среди нас появилась новая личность. Это было здорово иметь маленького брата, и был рад, что был одним из его нянек. Я обожал, когда родители, бывало, просили меня присмотреть за ним.

Но не прошло много времени, как я стал замечать в нашей семье более значимое изменение. Когда мои родители проводили время вместе, они не были такими, какими они были каждый по себе. Всё пошло хуже, как я думаю, с тех пор, как мы переехали в квартиру на Догени-Драйв и моя мама стала преуспевать в бизнесе. К слову сказать, мы жили в доме 710 по Норт-Догени (North Doheny), от которого сейчас осталось пустое место, где в декабре продают рождественские ёлки. Мне следовало бы также упомянуть, что в том доме в соседней квартире жил чудаковатый тип, называвший себя Чёрным Элвисом (Black Elvis), которого можно заказать для вечеринок в Лас-Вегасе, если кому-то интересно.

Сейчас, когда я стал старше, проблемы, которые разъели отношения между родителями, стали для меня вполне понятны. Моему отцу никогда не нравилось, насколько близка была Ола со своей матерью. Когда его тёща давала нам деньги, это уязвляло его гордость, и он никогда не был в восторге от какого-либо её участия в делах семьи. Его злоупотребление алкоголем никаким образом не улучшало положение вещей. Мой отец когда-то любил выпить и выпить много. Он был типичным выпивохой: он никогда не бывал агрессивен по той причине, что он был очень умён и не так прост для понимания, чтобы когда-нибудь прибегнуть к тупому насилию, но от алкоголя у него портилось настроение. Если он был пьян, он, бывало, отпускал неуместные замечания в адрес окружающих. Не нужно говорить, что таким образом он сжёг за собой ни один мост.

Мне было только восемь лет, но мне следовало бы знать, что что-то в наше семье совсем не так. Мои родители никогда не относились друг к другу кроме как с уважением, но за те месяцы, предшествующие расставанию, они совершенно избегали друг друга. В большинстве случаев по ночам моей мамы не было дома, а отец проводил эти ночи на кухне, хмурый и трезвый, попивая вино и слушая записи Эрика Сати (Erik Satie). А когда мама возвращалась домой, мы с отцом уходили подолгу гулять.

Мы гуляли везде, и в Англии, и в Лос-Анджелесе. До того времени, когда Лос-Анджелес узнал о Чарлзе Мэнсоне – когда «семья Мэнсона» убила Шэрон Тейт (Sharon Tate) и её друзей, – мы, бывало, путешествовали автостопом, причём неважно куда. Лос-Анджелес до той трагедии не был опасным городом; те убийства означали конец утопических идеалов шестидесятых – эпохи под лозунгом «Власть цветам!».

Мои детские воспоминания об отце, как кинокадры: на них всех – полдень, который я провожу, идя бок о бок с отцом и глядя на него снизу вверх. Это случилось в одну из таких прогулок, которую мы завершили в “Fatburger”, когда он сказал мне, что он и мама собираются жить порознь. Я был опустошён. Единственное, в чём я был уверен, пропало. Я ни о чём не спрашивал, а просто уставился на свой гамбургер. Когда вечером того же дня моя мама посадила меня рядом с собой, чтобы всё объяснить, она обратила моё внимание на практическую пользу от их расставания с отцом: у меня будет два дома, в которых я смогу жить. Я поразмыслил об этом, и их расставание в какой-то мере приобрело для меня смысл, но всё равно это звучало как ложь. Пока она говорила, я ей кивал, но уже не слушал.

Мои родители расстались по-дружески, но их новые отношения всё равно ставили их в неудобное положение, потому что спустя долгие годы они всё ещё состояли в браке. Часто они жили в пяти минутах ходьбы друг от друга и имели один и тот же круг знакомых. Когда они расстались, моему маленькому брату было всего два года, поэтому по понятным причинам они решили, что для Альбиона будет лучше, если он

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

1

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату