(junkie). Это и было ключом к ней, который я так и не подобрал: когда она трахалась, она получала удовольствие, только если была под кайфом, чего в то время я не знал. Мы с ней даже подрались, когда в Нью-Йорке она ни с того ни сего решила отсосать у меня прямо посреди бара.
С Лаки я впервые познакомился, когда она вместе с нами проводила время в отеле “Mondrian”. Они с Саванной скинули с себя всё и, когда мы заказали в номер шампанское, они затащили внутрь парня, обслуживающего номера, чтобы тот посмотрел, как они занимались этим. Не прошло много времени, как парень с трудом мог оторвать взгляд от их кисок (sockets).
Тем не менее, я столкнулся на концерте с Лаки и мы поболтали. Я намекнул ей и передал около 700 баксов наличными, чтобы она достала мне столько героина, сколько сможет. Мы отыграли концерт, – это было что-то! – а затем я прямиком направился в свой гостиничный номер и стал ждать. Пока я ждал Лаки, я пил и, может, курил кокаин, а когда в пять утра появилась, наконец, она, я уже был готов отрубиться.
Лаки со своим парнем завалились со всем этим героином и кокаином. Я сидел на полу и наблюдал, как они достают и раскладывают наркотики на кофейном столике. У них были шприцы, «машинки», «баяны» (rigs, points, shooters, tools, hardware), называйте это, как хотите, и они принесли совершенно новые иглы. И мы ширнулись, все трое, ширнулись жёстко. Подразумевалось, что это будет маленькой весёлой противозаконной шалостью и, причём, непродолжительной, так, по крайней мере, я хотел, но я втянулся. Мы все вмазали по вене, но то дерьмо оказалось слабым, и я вмазался ещё чуток, они раскурили крэк и пустили трубку по кругу.
Прошло несколько часов, мы были под кайфом. Рано утром мне позвонил Мэтт и пригласил к себе в номер покурить кокаина. «Ну… хорошо… Сейчас приду…»
Я поднялся на ноги, колени дрожали, от кокаина кружилась голова. Я взглянул на Лаки и её бой- френда – они повеселились на славу, они никогда в своей жизни ни ширяли столько наркотиков да ещё бесплатно. Я побрёл по ковру к двери, волоча ноги, понимая, что у меня кружится голова и я не могу говорить. Я открыл дверь. Я абсолютно не понимал что к чему. В коридоре я увидел горничную, которая толкала перед собой тележку. Я спросил у неё, как пройти к лифту. По крайней мере, я пытался это произнести. Я помню, что всё это было будто в замедленном движении, мой собственный голос слышался мне откуда-то издалека.
Я свалился на пол коридора как тряпичная кукла. На какое-то время я потерял сознание, а моё сердце остановилось на 8 минут, так, по крайней мере, мне сказали. Не знаю, кто набрал 911. Мой телохранитель Ронни (Ronnie) был там, и Эрл (Earl), парень из окружения Эксла, они нашли меня и вызвали парамедиков. Я очнулся, когда дефибриллятор послал электрический разряд через мою грудную клетку, и сердце, оглушённое электричеством, забилось вновь. Чувство было такое, что тебе со всей силы влепили пощёчину, чтобы вернуть тебя из глубокого сна. Я помню яркий свет у меня перед глазами и людей, которые полукругом стояли надо мной: Рене, Эрл, парамедики. Я понятия не имел, что со мной случилось; это пробуждение было не из простых (wake-up call, дословно звонок-напоминание по просьбе постояльца гостиницы; вместо будильника).
Меня положили в машину скорой помощи и отвезли в больницу, где провели предварительный осмотр. Мне велели остаться на ночь для обследования, но с меня было довольно. Проведя в больнице пару часов, я выписал сам себя и в сопровождении Ронни отправился в отель. Я не испытывал какого-то раскаяния из-за случившейся передозировки, но я был вне себя от злости, оттого что почти умер. Экскурсия в больницу отняла у меня мой выходной день. Я надеялся, что мне удастся провести его безо всяких происшествий, и винил себя за то, что оказался неспособен рассчитать дозу и оставаться в сознании всю ночь, как и планировал.
Настроение в отеле у всех было довольно безрадостное. Очевидно, моё неудачное падение не выглядело со стороны красивым. Все считали, что мне не выкарабкаться, и обращались со мной соответственно, – этого я никогда не понимал. На том момент моё отношение к происшедшему выражали слова: «Эй, я пережил это, так вперёд!» Моей первоочередной задачей было отыскать Лаки и её парня. Как мне объяснили, Эрл распугал их, чему я свершено не удивился: Эрл сам по себе вселяет ужас. Это был большой чёрный парень, ростом более 6 футов (180 см), с телосложением как у игрока в американский футбол, и приятным лицом, контрастирующим с его фигурой. Эта особенность его внешности могла обмануть, потому что когда Эрл был не в духе, то об этом всегда можно было судить по его лицу.
Я был уверен, что при упоминании о тюрьме и обо мне, находящимся при смерти, Лаки и её парень предпочли быстро освободить гостиничный номер. Не их в том вина, что я не смог держать себя под контролем. Не уверен до конца, но, возможно, Эрл избавился от всех наркотиков, когда выставлял за дверь этих ребят. По крайней мере, я объяснил себе всё именно так, потому что они мне ничего не рассказали, и это больше всего меня выбило из колеи.
Я приходил в себя в своём номере несколько часов, а снаружи за дверью стояла пара телохранителей, присматривающих, чтобы я никуда не ушёл. В конце концов, в номер зашёл Даг Гольдштейн и разразился самой патетической речью, которую только знало человечество, обо всём этом дерьме. Он долго говорил на пределе своего голоса о том, что я наделал, о том, как меня любят мои близкие, о том, о другом, о третьем. Его речь была напориста, очень драматична, и настолько фальшива. Чтобы продемонстрировать «серьёзность» своих слов, он запустил бутылкой “Jack Daniel’s” в телевизор. Когда Даг ушёл, я подобрал бутылку, которая даже не разбилась, и налил себе выпить, чтобы придти в себя после его вмешательства.
Вскоре после этого Даг собрал в номере Эксла всех участников группы. Пришли все, а я на тот момент всё ещё находился от героина в ступоре. Все выразили своё беспокойство о моём здоровье, но замечание Эксла было запоминающимся из всех. На удивление оно быстро развеяло туман в моей голове. «Ты нас сильно напугал, – сказал он, смотря мне в глаза. – Мы думали, ты умер… А я думал, что мне придётся искать нового гитариста».
На следующее утро на вертолётах мы отправились на выступление в Окленд, и Ронни и Эрл не спускали с меня глаз, как два ястреба, выслеживающих мышь. После Окленда мы отыграли в “L. A. Coliseum”, затем дали концерт в Сан-Диего (San Diego), который получился потрясным: выступали “Motorhead”, “Body Count”, “Metallica” и мы. После Сан-Диего мы выступили в Пасадене (Pasadena) на стадионе “Rose Bowl”, и концерт был просто улётным, а затем в Сиэтле мы завершили наше турне.
Несмотря на то, что турне получилось просто потрясающим, я всё же чувствовал облегчение, оттого что оно окончилось. Я был рад тому, что больше мне не придётся каждый день смотреть в лицо парням из “Metallica”, теряясь в догадках, какой фортель выкинет Эксл на новом концерте. В последний день выступления я чувствовал себя так же, как и во время всего турне: то, чего мы достигли, воодушевляло, но при этом сбивало с толку, оттого что на удивление не было таким изумительным, хотя должно было.
Под конец нашего тура продолжительностью в один год стал очевидным самый большой наш просчёт: мы едва заработали денег. Начиная с оплаты сверхурочных команде, которая обеспечивала наш тур, что стало следствием того, что Эксл раз за разом начинал концерты с задержкой, и заканчивая тематическими вечеринками, которые ночь за ночью выматывали нас, у нас не было почти ничего, что свидетельствовало бы о нашей тяжёлой работе. Даг, наконец, пошёл против Эксла и высказал ему, сколько группе стоил совместный тур с “Metallica”, а также, что размер нашей прибыли зависит от наших излишеств. Я думаю, у Эксла было несколько предложений, как сократить расходы, что не принесло бы ощутимой разницы, но Даг, наконец, сумел достучаться до Эксла, когда сказал ему, что если тот хотел и далее жить в многомиллионном особняке в Малибу, то ему придётся зарабатывать больше денег.
Таким образом, Даг забронировал для нас ещё один год турне с октября 1992 по январь 1993 года по Южной Америке, Европе, Японии и Австралии. Несмотря на то, что вынести ещё один год было тяжело, Даг не услышал от нас ни единого возражения – мы хотели играть. Чем в противном случае я бы занялся? В то же время я подумал, что всё может и измениться к лучшему. И ещё я всё время размышлял, был ли этот тур организован Дагом, исходя из его озабоченности финансовым положением группы, или его желанием заработать кругленькую сумму комиссионных.
Перед тем, как группа вновь отправилась в турне, в октябре 1991 года мы с Рене поженились. Определённо, скромной свадьбы у нас не получилось. Это вылилось в такую большую постановку, к которой я имел самое маленькое отношение. Мои единственные воспоминания об организации свадьбы охватывают лишь, как Рене показывала мне бесчисленное количество журналов, по которым мы выбирали подарки. К
