— Хорошо, — отвечаю и продолжаю идти. Вхожу в последнюю дверь и вижу: за красивым изразцовым столом, каких в музее не встретишь, сидит Господь. Он дал мне мгновение оглядеться, смотрит на меня, улыбается. Я на Него смотрю, такая красота, лучи исходят из Его тела, вся комната сияет. Он меня спрашивает:
— Ну, что, пришла?
— Пришла, — говорю, — Боже.
— Теперь ты видишь Меня, что Я существую на самом деле?
— Вижу, Боже, — отвечаю я.
— А веришь, что Я существую вечно?
— Верю, Боже.
— Теперь иди обратно и говори всем людям, что есть Господь и что Господь существует вечно.
Смотрю на Господа, глаз не оторвать, такая красота исходит от Него! Голос нежный-нежный, я такого голоса не встречала в жизни, а какая улыбка — само очарование, жизнь не жалко отдать за нее. Господь был в желтых одеждах, на груди прозрачная, шафранового цвета накидка, на ногах браслеты и кольца. Волосы черные, волнистые, длинные, до плеч, на груди и на шее деревянные бусы. Слева от Него стояло в рамочке изображение молодого Иисуса Христа. На полке стояли книги, стены были красивые, потолок белый. Потом Господь говорит: «Михаил-архангел, проводи ее до последней ступеньки, как только она последнюю ногу уберет, сразу убери лестницу». Поворачиваю голову налево и вижу Михаила Архангела, за спиной у него крылья колышутся. Одет он был в белые одежды. Иду обратно тем же коридором, вышла на площадку, спускаюсь по лестнице, назад не оглядываюсь и вниз не смотрю, смотрю только вперед. Опустила я последнюю ногу, стена раздвинулась, вхожу в алтарную, батюшка продолжает читать и машет кадилом. Я вышла из церкви на улицу, три раза перекрестилась и пошла по Литейному, а потом по Невскому. Слезы ручьем катятся у меня из глаз, не обращаю ни на кого внимания. Иду к Московскому вокзалу. Слезы продолжают рекой литься.
Проснулась и удивилась, плакала я во сне, а подушка вся мокрая. Сколько же из меня вышло слез, не иначе, как полведра. Тела своего я не чувствовала, душа испытывала радость, счастье, блаженство, несколько дней я была самая счастливая. Рассказывала на работе про свой сон, что Бог существует на самом деле и что Господь вечный. Стали мне давать деньги и записки:
— Помолись за нас и поставь свечки святым.
— А сами-то почему не идете в церковь?
— У нас нет времени, на дачу надо ехать, с внуками сидеть.
— Нас не приучили в церковь ходить, — отвечают они. Многим людям я не уставала рассказывать о Боге.
Однажды, летом 1991-го, я увидела, как по Невскому ходят смешные люди, одетые в белые и розовые одежды, головы у них лысые, а на макушке пучок волос. Часто их видела у Казанского, как они собирались и пели что-то непонятное. Хотела послушать, о чем они поют. Подошла поближе, слышу, говорят о Боге и называют Его «Кришна». Меня поразил портрет в руках у одного мужчины — изображение старика в платке. Глаза его были живые, они меня, как магнитом, притянули к себе. Я подумала, что, наверное, это святой, иначе, зачем бы его носили так, как носят только святых. На столиках продавались книги, но они меня не привлекли — не наше, не русское, тем более не православное.
Время было бурное, молодежь чего-то искала для себя, появлялось много конфессий, и каждый находил что-то свое. А мой сын примкнул к кришнаитам.
Каждый вечер он убегал к ним, мне ничего не рассказывал, принесет сладкий шарик и скажет:
— Съешь. Ну, как, понравился?
— Ага, вкусный, — отвечаю, — может, меня возьмешь с собой, я тоже хочу послушать, о чем там говорят.
— Нет-нет, тебе еще рано. Дома слушай, по радио «Балтика» в 18-00 будет лекция, бери бумагу и записывай: имя ведущего, о чем говорили — все записывай.
Я так и делала. Имя ведущего — Сутапа прабху, и еще были две
Близился новый, 1992-й год. Сын говорит:
— Мама, не покупай мясо, колбасу, яйца, рыбу тоже не бери, чай, кофе, лук, чеснок.
— А что же мы есть-то будем тогда?
— Все остальное, кроме мяса и мясных продуктов.
— Хорошо, мясо не буду брать.
Но что же делать с курицей, которая у меня в морозилке лежала? Не выбрасывать на улицу — я же деньги потратила. Поставила варить, приходит сын с программы, с порога кричит:
— Что-то у нас мясным духом пахнет?!
Идет прямо на кухню, открывает крышку, а там курица плавает. Берет кастрюлю и в туалет. Я бегу за ним:
— Подожди, не выливай, это не мясо, это же курица!
— Все равно мясо! Я тебя предупреждал: не покупать ничего мясного, зачем варишь?
— Все, все, последняя, — говорю ему, — она лежала в холодильнике в морозилке, не выливай, я ее съем.
Села есть, а он сидит напротив и рассказывает мне, как я попаду в ад за съеденную курицу, как меня там будут мучить все живые существа, которых я раньше ела. Я не выдержала и говорю:
— Не хочу в ад, ставлю точку на мясных продуктах! Тушенку всю продала, чай, кофе, рыбные консервы тоже. Потом сын меня привел в кафе «Говинда» на программы.
— Бери всегда меня с собой, — говорю сыну, — а то один бегаешь.
Он показал мне, как нужно на четках
Гададхарапрана дас Ташкент
Люди, которые проходили мимо, останавливались, преданные их окружали, и все начинали петь и танцевать. Позже, во время распространения книг, я встречал этих людей, и они с удивлением рассказывали, что с ними тогда происходило. «Я так в своей жизни ни разу не танцевал», — сказал мне один парень.
Во время того
После этих программ друг моего брата стал повторять
— Чего Вы хотите? — спросили меня, когда я пришел.
Я объяснил, что хотел бы взять с собой
— Сколько я за них должен? — спросил я.