струями.
Клара Каплан вышла из дому, защищая зонтиком лицо и осторожно ступая по скользкой, размытой глине.
– Алло, товарищ архитектор!
Покрасневшее от ветра, мокрое лицо Вернера было мальчишески весело.
– Мы, кажется, служим с вами в одном учреждении?
Она прикрыла его своим зонтиком. Дождь барабанил по набухшему шелку. Клара с любопытством разглядывала мокрое оживленное лицо, полускрытое кожаным шлемом. Он был похож на летчика.
– Вы рано идете, – сказала Клара. Было восемь часов.
– Я имею обыкновение гулять по утрам. А вы действительно рано вышли. По вашему виду нельзя сделать заключение, что вы любительница прогулок под дождем.
– Я люблю работать утром, до посетителей.
Он взялся рукой, обтянутой кожаной перчаткой, за ручку зонтика:
– Тогда пойдемте. У «Амурского крокодила» будет обморок, когда она увидит, что я пришел раньше ее.
Его мальчишеский тон был приятен. Неразгаданный Вернер вдруг повернулся неожиданной, симпатичной стороной. Они пошли, ступая в лужи, оба держась за ручку зонтика.
– Вы не изменяете своему обыкновению гулять даже в такую погоду? – Клара не могла не подметить педантичности его речи: «Я имею обыкновение», «Нельзя сделать заключение». Но сейчас это не раздражало, а только забавляло.
– Да, – охотно ответил Вернер, не замечая иронии. – Если уж заводить такой обычай, так надо принять за правило: никогда не отступать. Кроме того, это дает мне возможность с утра обойти стройку и поселок.
Он спросил, как она устроилась, получила ли кресло. Она уверяла, что устроилась великолепно, с полным уютом.
– Вам не мешает гранатовский патефон?
Она засмеялась.
– Он не мешает, но удивляет.
Гранатов, видимо, тосковал по вечерам. Он часами заводил патефон. Клара, жившая рядом с ним, и Вернер, живший над ним этажом выше, были невольными слушателями.
– Вечерами его душа жаждет, – сказал Вернер. – Вы не замечали?
Клара передернула плечами и не ответила. Она искоса поглядела на Вернера: что он знает? И знает ли что-нибудь? Гранатов оказывал ей самое нежное внимание. Ей это было не нужно. Она избегала его. Нет, он герой не ее романа! Она боялась нервных, неуравновешенных людей: в обществе таких людей ее собственная неврастения поднимала в организме лихорадочную возню. Нет, нет, никаких переживаний! Она хотела работы, одиночества и покоя. Довольно!
– Я когда-нибудь приду к вам в гости, – все тем же мальчишеским тоном сказал Вернер. – Мне очень интересно, как выглядят у себя дома такие женщины, как вы.
– Какие же такие женщины?
Он смотрел на нее улыбаясь.
– Ну, скажем, такие беспокойные, страшно принципиальные женщины, всегда готовые вывести вас на чистую воду.
Это было сказано шутливо. Но именно в этом вопросе Клара не умела шутить. Она помедлила с ответом. Она вспомнила сразу слишком много. «Твои принципы приведут тебя в сумасшедший дом…»
– Знаете, товарищ Вернер, что я вам скажу. Можно относиться к этому с улыбкой, но свою принципиальность я выстрадала и отношусь к ней серьезно.
Он молчал, обдумывая. Они уже подходили к управлению. Дождь перестал. Клара закрыла зонтик, взглянула на Вернера – и сразу исчезло очарование этой краткой прогулки под дождем.
– У вас много замечаний? – спросил он отчужденно.
Она поняла. Она противилась этой отчужденности. Но ее голос сказал резче, чем ей хотелось бы:
– Да. Это больше чем замечания.
– Может быть, вы поделитесь со мною? Я буду очень обязан вам.
«Я буду очень обязан». Раздражение всплывало снова. Она прошла за ним в его кабинет, бросила на стол мокрые перчатки, сказала с нарочитой фамильярностью:
– Ладно. Слушайте.
Он был готов слушать. Но Клара сидела задумавшись. Она с трудом подбирала слова помягче. Все то, что обдумывалось и говорилось наедине с собою, было трудно сказать здесь, под внимательным и умным взглядом Вернера.
– Мое мнение еще предварительное. Возможно, я буду говорить бессистемно и резко…
– Очень хорошо. Вам виднее, чем мне. По роду своих обязанностей я вижу людей с вышки, с капитанского мостика, а вы – рядом с собою.
Почему он настаивал? Чтобы исправить? Или потому, что хотел выяснить, какие обвинения против него может поднять «беспокойный элемент», «страшно принципиальная женщина»? Как бы то ни было, он получит сполна.
– В этой вышке, по-моему, ваша беда. В наше время капитан обязан жить одной жизнью с командой, а вы не слезаете с мостика.
– Но когда я позвал сюда команду, и позвал по вашему выбору, она поддержала не вас, – быстро отпарировал Вернер.
– Вы хотите вернуться к этому злосчастному совещанию? – не сдаваясь, подхватила Клара. – Хорошо! Это одно из главных замечаний, даже обвинений. Вы как будто бы поддержали меня и Морозова, но поступили затем как раз наоборот.
– На это у меня были свои соображения, – сказал Вернер, не снисходя до объяснений. – Ну, а еще что?
