все время встречный ветер, туман, дождь и высокие волны прямо по курсу». «Фраму» снова представилась масса возможностей продемонстрировать свои знаменитые броски и перекатывания из стороны в сторону. Сейчас он был намного легче, и его подбрасывало на волнах, как пробку. В один критический момент, когда корабль накренился, сломался гафель, в другой раз за борт выбросило молодого пса.
Плавание было длинным и трудным.
Амундсену предстояла большая работа. Каждый день он часами сидел в своей каюте под пристальным взглядом Нансена, смотревшего на него с портрета, который, словно икона, висел над столом. Этот же портрет висел и на «Йоа» при покорении Северо-Западного прохода.
Незримое присутствие этого выдающегося человека сопровождало Амундсена во всех его делах. Он в один миг проглотил полную годовую подшивку столичной газеты «Тиденс Тегн», присланную, чтобы наверстать отставание от жизни. Подготовил телеграммы. Создал подробную историю покорения полюса для прессы. Написал и отрепетировал лекции, которые ему придется так бесчеловечно часто читать в предстоящие месяцы. Нильсен, будучи превосходным лингвистом, перевел их на английский.
Амундсен сделал то, что под силу очень немногим – и теперь скрупулезно описывал каждый шаг своей экспедиции, которая прошла именно так, как он и планировал заранее. Даже Нансен не мог похвастаться таким результатом.
Проявляющий удивительное постоянство в преданности и признательности, Амундсен оставался непреклонным в своей враждебности к кому-либо. Полюс не изменил его. Даже одержав победу, он не смог простить Йохансену ту нелепую ссору, которая произошла незадолго до выхода к полюсу.
Йохансен был глубоко несчастен. Исключение из полярной партии, видимо, стало последним унижением, которое переполнило чашу разочарований, постигших его с момента возвращения из первой экспедиции «Фрама» шестнадцать лет назад. Он написал жене меланхоличное письмо-оправдание:
Бороться с погодой – выматывающее занятие, и хуже всего, когда приходится пробиваться навстречу ветру, особенно на корабле вроде «Фрама», который идет носом в подветренную сторону, словно краб. Во второй половине февраля команда начала падать духом.
Для Амундсена покорение полюса теперь было в прошлом. Это достижение уже само по себе стало наградой. Но нападки на его поступок в отношении изменения маршрута и реакция соотечественников, которую он счел предательством, до крайности обнажили его нервы.
Сейчас все его мысли занимал предстоящий арктический дрейф. Из-за «отклонения» к Южному полюсу его спутники были освобождены от обязанности соблюдать условия своих контрактов. Поэтому, пока «Фрам» нырял и переваливался в морской пене, направляясь к Хобарту, он попросил их отправиться с ним в тот самый, изначально запланированный арктический дрейф. Большинство членов команды согласились. Вистинг и Хелмер Ханссен сейчас последовали бы за ним куда угодно. Бьяаланд отказался из-за того, что это было «слишком сразу». «Путешествие будет долгим и трудным, – мрачно доверился он своему дневнику, – насколько я знаю этого старого зануду».
К концу февраля Амундсен снова начал нервничать. Он был в пути уже месяц, а ветер оставался встречным, словно пытался не пустить его на сушу. Он мучился, представляя себе, как Скотт побеждает его в гонке к телеграфному аппарату и выигрывает добрую половину дела. Но, с другой стороны, Амундсен получал странное удовольствие от того, что окончание путешествия откладывалось. Есть что-то уютное в полном бездействии корабля, находящегося в открытом море, даже если его, как «Фрам», немилосердно треплет штормовой ветер. На берегу может ждать лишь крушение иллюзий. Амундсен, как и Колумб, этот архетипический первооткрыватель и странник, был по-настоящему счастлив только в движении, направляясь «отсюда» «туда».
4 марта они наконец достигли берегов Тасмании. Но, по словам Бьяаланда,
Наконец, в четверг 7 марта «Фрам» достиг Хобарта и встал на якорь в акватории порта. У воды собралась небольшая кучка зевак. На берег сошел один Амундсен и снял номер в «Хадлиз Ориент Отеле». «Отнеслись как к бродяге, – отметил он в дневнике, – из-за кепки и синего свитера дали неприлично маленькую комнату».
Так закончилось последнее классическое путешествие эпохи Великих географических открытий.
Глава 33
Окончательное поражение
Тем временем далеко позади, на Барьере, в районе 82° южной широты, Скотт продолжал бороться за жизнь. На следующем складе, до которого дошли 1 марта, снова обнаружилась катастрофическая нехватка топлива. Вместо ожидаемого одного галлона Скотт нашел там от силы четверть этого объема.
«Утечка» керосина на сильном холоде хорошо известна полярным исследователям. Амундсен, столкнувшись с этим явлением в экспедиции к Северо-Западному проходу, предпринял огромные усилия, чтобы не допустить его в Антарктике, на юге. Скотт тоже наблюдал утечку керосина на «Дискавери», но пренебрег поиском ее причин. Он использовал канистры с откручивающимися крышками, которые были уплотнены кожаными шайбами. В полярной литературе приводится довольно много свидетельств того, насколько они неэффективны. Амундсен понял это. Пятьдесят лет спустя одну из его герметично запечатанных канистр обнаружили у скалы Бетти на 85° южной широты, и содержимое осталось целым[111]. А у Скотта всего через три месяца после закладки промежуточных складов жизненно важное топливо практически полностью исчезло.
В любом случае Скотт и в этом вопросе не предусмотрел запаса прочности. Амундсен расположил свои склады на Барьере гораздо ближе друг к другу. Двигаясь между ними в два раза быстрее Скотта, он имел в три раза больше топлива. Скотт расплачивался за свою глупость; к сожалению, его спутникам тоже приходилось за это платить.
