Покорение Южного полюса. Гонка лидеров

точное цитирование исходного документа. Но если читателя уверяют, что в основе книги, которую он держит в руках, – выдержки из настоящих дневников, то это чистой воды фальсификация, цель которой – намеренное облагораживание образа Скотта.

И снова при описании случая, сыгравшего главную роль в формировании этого образа, Скотт в книге якобы цитирует собственный дневник:

Собаки почти ничего не делали, но шли сами, кроме Страйпса, который совсем обессилел, и его пришлось везти в санях. Он начал сильно хромать, я поднял его и почувствовал, что под густым мехом собаки остались лишь кожа да кости…

В результате один американский критик написал:

Эти изможденные люди… погрузив ослабевших животных в сани в надежде спасти их, не были уверены, что пробьются обратно на корабль. Я думаю, что такая гуманность не имеет прецедентов в анналах полярных исследований.

Конечно, могло быть и так. Но в самом дневнике говорится следующее:

Собаки в целом сегодня были лучше, за исключением Страйпса, который после обеда обессилел, и его пришлось везти в санях. Я думал, что он станет следующей жертвой – Брауни умер два или три дня назад, но другие, как я надеялся, продержатся дольше, чтобы стать пищей для выживших.

Важная запись от 10 декабря («мы сделаем бросок на юг… с запасом провизии на месяц и без пищи для собак, потому что они будут питаться друг другом…») оказалась вовсе выброшенной из книги. Скотт пытался представить дело так, будто Страйпса везли в санях из спонтанной гуманности, хотя в реальности он запланировал акт каннибализма: собака должна была стать ужином для своих друзей.

Манипулируя дневниковыми записями, Скотт играл на публику, которая требовала скромности и доброты к животным, пусть даже ложной и показной.

Книга «Путешествие на “Дискавери”» явила собой идеальный образец непрерывной переработки реальности. Так, в ней встречается двусмысленная фраза о том, что в санном походе «мошенничество раскрывается быстро». И далее читатель узнает об истории с Шеклтоном, трактовка роли которого в походе на юг, возможно, стала наиболее тонким и вызывающим самое большое доверие примером. Цитаты из дневника мужественного Скотта якобы звучат так:

21 января [1903]… свежий южный бриз, мы отправились в путь, двигаясь вперед с хорошей скоростью. Шеклтона везли в санях…

Однако в самом дневнике мы читаем следующее:

Вначале Шеклтон впрягся вместе с нами, но через час мы положили его в сани, чтобы он не слишком быстро выбился из сил…

что, конечно, имеет совсем иной смысл. А более поздняя дневниковая запись-, гласившая, что Шеклтон «на лыжах ушел вперед с компасом [чтобы сориентироваться]», в книгу не попала совсем. Как и все остальные упоминания о том, что на самом деле Шеклтон боролся до самого конца. Автор «Путешествия на “Дискавери”» сознательно создавал впечатление, будто Шеклтон совсем сдал и превратился в беспомощного пассажира, которого всю обратную дорогу пришлось тащить в санях.

Был ли Скотт, изображенный в дневниках, настоящим Скоттом, трудно сказать. В любом случае он существенно отличался от того человека, который предстал перед читателями его книги. Скотт в дневниках сначала совершает необдуманные поступки, а потом намеренно вызывает к себе жалость. Он попеременно робок и опасно безрассуден. В нем заметен недостаток ума и решимости. Он то и дело подвергает себя и свою команду опасностям и проявляет удивительную неспособность учиться на собственном опыте. Он недальновиден и слепо верит в удачу.

Но, с другой стороны, Скотт предстает на страницах своей книги как хорошо воспитанный, самоуверенный любитель, превращающий неопытность в добродетель, внушая читателям, что эффективные действия и предотвращение ненужных опасностей почему-то являются недостойными. Оба этих человека имеют друг с другом много общего. Их суждениями управляют эмоции, они живут на границе между иллюзией и реальностью.

Двумя главными промахами экспедиции стали лыжи и собаки.

Но, говоря в «Путешествии на “Дискавери”» о лыжах, Скотт выбирает из дневника только благополучные свидетельства собственных передвижений, разбавляя их характерным и распространенным в Англии мнением, которое становится эхом слов сэра Клементса Маркхэма о том, «что в антарктической области ничто не сравнится с честным и привычным использованием собственных ног».

Что касается собак, то вывод его таков:

Говорить, что они лишь немного увеличивают радиус действий, было бы абсурдом. Верить, что они могут жить вечно и работать бесконечно, не испытывая ни боли, ни страданий, также несерьезно. Вопрос в том, оправдывается ли все это выгодой от их использования. Рассуждая логически, я, возможно, скажу «да». Но эта отвратительная неизбежность может лишить – и лишает – санный поход большей части его красоты. По моему мнению, ни одно из путешествий, когда-либо предпринятых на собаках, не достигнет тех высот совершенства, которые возможны, если партия людей идет вперед, преодолевая препятствия, опасности и трудности своими собственными силами, без всякой помощи, и день за днем, неделю за неделей ценою тяжелых физических усилий добивается успеха в решении великой задачи изучения неизвестного. Конечно, в этом случае победа достигается более благородным и достойным способом.

Такова суть всей героической мистификации Скотта – полное одобрение использования людей в качестве тягловой силы. Это хвалебная песнь и моральное оправдание бедствий и регресса, а также представление идеала личного мужества как самодостаточного результата. Книга при всей ее напыщенности оказалась достаточно бесполезной. По большей части все написанное в ней было вздором, но, надо признать, вполне художественным. Книгу характеризовали целостность, стиль, атмосфера и убедительность настоящего литературного произведения. Можно сказать, что с ее помощью Скотт себя реабилитировал. Он создал для себя самого вполне достойную роль, а на все свои промахи изящно набросил покров героической легенды.

Книге сопутствовал успех. Почти все без исключения рецензии были благоприятными. Но в общий хвалебный хор врывались голоса тех, кто подозревал– автора в скрытности и недомолвках, словно книга все же давала повод для некоторых сомнений.

Здесь стоит снова вспомнить об Амундсене, который в Арктике преодолел Северо-Западный проход и пересек Юкон на лыжах, чтобы поделиться этой новостью с миром. Ему тоже пришлось написать книгу, но, поскольку он еще целый год провел в снежной пустыне, его воспоминания увидели свет только в 1907 году, то есть на два года позже книги Скотта. В Англии ее перевод под названием «Северо-Западный проход» появился в 1908 году.

В «Таймс» книгу Амундсена назвали «ценной летописью памятного достижения». По мнению Атенаума, который считался признанным рупором английского литературного истеблишмента, Амундсен «писал с матросской простотой и… заразительным энтузиазмом». Все это было