Жан-Пьеру Шанжо, Дану Шперберу и Марселю Гоше, решительно не желала покориться принципу единого основания[43]. Когнитивные науки самых разнообразных направлений и аналитическая философия под пером Досса также органично влились в новую парадигму, хотя понятие субъекта для первых сводилось к субъекту эксперимента, а для вторых проблема субъекта и вовсе оказывалась «вынесенной за скобки»[44].
Большинство французских исследователей, попавших в парадигму, зачастую не были знакомы ни лично, ни по работам, более того, по справедливому признанию летописца парадигмы Досса, у них не было общих, разделенных философских и эпистемологических воззрений. В действительности тем общим, что (хотя бы до некоторой степени и благодаря крайне расширительной трактовке идеи семейного сходства) объединяло большинство приписанных к парадигме исследователей в области когнитивных наук, а также социологов, антропологов науки, аналитических философов, была принадлежность к одному поколению. На студенческой скамье они застали структурализм уже сложившимся течением. Их превратило в поколение общее стремление найти для себя нечто, что не укладывалось бы в глобальные идеи и экспликативные модели 70-х годов. Отрицание структурализма легло в основу их мировоззрения. Поиск нового, ставший для них важной жизненной стратегией, направлялся отказом от структуралистских идей. Показателен выбор Поля Рикера в качестве идейного символа «прагматической парадигмы»: едва ли не единственный известный философ — современник структуралистов, Рикер никогда не был их единомышленником. Неподражаемая способность этого философа растворять в «здравом смысле» непримиримые с философской и логической точки зрения противоречия тоже оказалась ценным символическим капиталом для лидера парадигмы, составленной из столь непохожих друг на друга течений.
Кризис «континентальной болезни»
Французские социальные науки — антропология, социология, лингвистика, литературоведение, психология и экономика — рассматриваются моими товарищами, аналитическими философами, как континентальная болезнь.
В отличие от первой половины 90-х годов сегодня из дискурса о кризисе, который остается главным способом осмыслять положение дел в социальных науках, исчезла уверенность в том, что парадигму стоит искать и удастся найти. Мнение, что парадигма не состоялась, стало общепринятым уже через несколько лет после выхода в свет книги Досса. Так, на вопрос о том, насколько справедливым остается диагноз Гоше и Досса о возникновении новой парадигмы, Ж.-Л. Жирибон, один из ведущих сотрудников издательства «Seuil», ответил следующее:
«Парадигма, на мой взгляд, это нечто другое. Здесь речь может идти скорее о новых пристрастиях, сравнимых с пристрастиями политическими. Парадигма должна была бы структурировать все интеллектуальное поле в целом, что явно не происходит сейчас. <…> Негативный аспект этой эволюции заключается в основном в том, что эта фаза мешает международному распространению французской культуры»[45].
Как во Франции, так и за рубежом тяжесть кризиса, остающуюся неизменной уже более двух десятилетий, не смогли облегчить никакие парадигмы. Коллеги реагируют на диагноз кризиса по-разному. Сторонники прагматической парадигмы, с которыми нам еще предстоит познакомиться поближе, горячо разделяют этот диагноз, пока речь идет о состоянии социальных наук в целом, но не распространяют его на школы, созданные ими самими.
«Социология распадается как дисциплина. Она в кризисе из-за определения самой себя, личности, действия и субъекта, и она остается до сих пор крайне отсталой. <…> Парадокс состоит в том, что люди, которые говорят, что больше нет социальных наук, не участвуют в создании нового… Мне странно, когда люди этого круга говорят: „Это кризис, это конец“. Да, это конец социальных наук в некотором смысле. Но мы считаем с Латуром, что социальные науки надо переделать. И мы не хотим проводить время в ответах на последние вопросы современности»,
— считает один из вдохновителей прагматической парадигмы, социолог Лоран Тевено.
Характеризуя современное состояние французских социальных наук, сторонники обновления рисуют картину глубочайшего упадка и разложения:
«Все социальные науки пребывают в состоянии полнейшего распада. <…> Группа, к которой я принадлежу, считает, что всем французским социальным наукам место на свалке… Это не касается только истории… Французские социальные науки — антропология, социология, лингвистика, литературоведение, психология и экономика — рассматриваются моими товарищами, аналитическими философами, как континентальная болезнь. Здесь отсутствует строгость мысли, преобладает неспособность расчленить исследовательскую программу на отдельные кусочки, чтобы оценить результаты, проверить, сравнить. Это люди, которые никогда не умели работать. Великие личности, создающие огромные системы, умеющие хорошо говорить и исчезающие с уходом на пенсию, на смену которым приходят новые эгоманьяки. Методология и практика социальных исследований во Франции находится в состоянии распада. В социальных науках установилось низкое качество работы, дурные привычки в отборе и оценке кадров, в обмене информацией… Все это должно быть преодолено»,
— утверждает аналитический философ, на протяжении ряда лет занимавший пост директора CREA, Даниэль Андлер.
Эта критика, безусловно, отражает вполне реальные проблемы, от которых с давних пор страдает французская академия. Жесткая иерархия, огромная власть «мандарината», многолетнее безропотное подчинение ученика патрону структурирует мир парижских университетов и исследовательских институтов, издательств и научных школ. На сверхконцентрацию власти, жесткость и стагнацию академических структур французские «младотурки» часто указывают как на источник многочисленных недугов социальных наук, нередко забывая при этом, что те же формы организации научной среды существовали в 60–70-е годы, что «мандаринов» было не меньше и в пору подъема французских социальных наук и что даже устранение всех институциональных проблем не способно разрешить трудностей, вызванных упадком интеллектуального проекта.
Но среди приверженцев новой парадигмы есть и такие, по мнению которых о кризисе не может быть и речи. Причина в том, что они полностью отождествляют положение дел в социальных науках с оценкой перспектив развития собственного направления. Другие школы воспринимаются ими в лучшем случае как вчерашний день, а в худшем — как недостойная упоминания профанация. Такова достаточно жесткая позиция радикалов, например Бруно Латура, согласно которому в социальных науках нет никакого кризиса. Скорее, по его словам, в социальных науках все хорошо и ведется много интересных исследований, но только интеллектуалы эти исследования никогда не читают, потому-то они и говорят о кризисе, которого на самом деле нет.
Помимо простого отрицания есть несколько способов релятивизировать кризис. Например, сопоставление современного упадка с подъемом 60–70-х годов позволяет представить кризис скорее как нормальное состояние.
«1960–1970-е годы были периодом подъема социальных наук. По сравнению с этим то, что происходит сейчас, — не упадок, но и не подъем. Подъем ведь не может продолжаться бесконечно… Ну не могут же все стать социологами… Конечно, социология оказалась дисциплиной, которая интеллектуально
