Древние римляне считали, что божество — praesens (т. е. «присутствует», иначе говоря, может непосредственно вмешаться в настоящее. — Примеч. пер.)
Кьеркегор замечает, что о чувственной жизни обычно говорят, «что она пребывает во мгновении и только во мгновении». Значит, мгновение обозначает настоящее «как таковое, то, что не имеет ничего прошедшею и ничего будущего; ведь именно в этом и заложено несовершенство чувственной жизни. Вечное также обозначает настоящее, не имеющее ни прошедшего, ни будущего — в этом и состоит совершенство вечною».
Мгновение есть прикосновение вечности ко времени. В датском языке, как и в немецком («Augenblkk»), слово «мгновение» имеет также значение «взгляд». Статуя, навечно запечатлевающая мимику актера или исторического деятеля, показывает нам, что такое мгновение. И напротив, латинское слово «momentum» происходит от «movere» — двигаться, а значит — исчезать. Мгновение есть атом не времени, но вечности. Природа во мгновении не существует, а вот человек благодаря своему духу существует. История всегда начинается во мгновении.
«Мгновение — это та двузначность, в которой время и вечность касаются друг друга, и вместе с тем полагается понятие временности, в которой время снова и снова разделяет вечность, а вечность снова и снова пронизывает собой время. Только теперь разделение, о котором мы говорили, получает наконец свой смысл: настоящее время, прошедшее время, будущее время»,
Будущее имеет большее значение, чем настоящее и прошлое, ибо будущее есть целое, а настоящее и прошлое составляют лишь его части. В языке будущее можно также уподобить вечному. Прошлое выводится из мгновения и будущего. Кьеркегор рассказывает о восприятии древних греков, которые видели вечность в прошедшем. В него можно войти, лишь «вернувшись назад».
«Синтез душевного и телесного должен полагаться духом, но дух — это вечное, а поэтому синтез появляется только тогда, когда дух полагает первый синтез вместе со вторым синтезом, то есть вместе с синтезом временного и венного».
Мы видели, что дух как возможность самого себя («Возможность свободы») выражается в индивидуальности в образе страха. Подобно этому, и будущее («возможность вечности») в индивиде также проявляется как страх.
Индивид страшится потерять возможность еще до того, как она представится. Возможное полностью соответствует будущему. Страх может существовать лишь по отношению к будущему, насколько оно возможно. Страх — это психологическая стадия, предшествующая греху. Как только полагается грех, временность становится греховностью. Далее страх описывается как страх бездуховности, диалектическая /определенность, ведущая к понятию судьбы, и диалектическая определенность, ведущая к понятию вины.
IV. Страх греха, или страх как следствие греха в единичном индивиде
В результате качественного скачка грех входит в мир. Можно бы предположить, что после совершения греха страх должен исчезнуть, поскольку этот страх относился лишь к возможности. Но, как ни парадоксально, и после совершения греха страх остается. Появляется возможность совершения нового греха, поскольку после качественного скачка вместе с грехом в индивиде полагается различие между Добром и Злом.
Страх перед злом. Он происходит оттого, что возможность, снятая в грехе, есть одновременно неоправданная действительность, которая должна снова подвергнуться отрицанию. Отсюда и зарождается страх перед злом. Этот страх пытается отвергнуть грех. В тоже время, двигаясь от греха к греху, человек всегда способен пасть еще ниже, и это возможное падение вызывает новый страх. И наконец, при раскаянии страх бывает наибольшим: он усугубляется в угрызениях совести.
D Страх перед добром (демоническое). Здесь Кьеркегор говори! о тех, кого принято называть одержимыми или бесноватыми. С эстетико-метафизической точки зрения, поведение таких людей объясняется их несчастной судьбой; с этической — их следует осуждать и наказывать; медицина считает их состояние телесной болезнью… Кьеркегор же полагает, что все демоническое можно определить единственным образом, как страх перед Добром, что люди, страдающие им, сами являются воплощением этого страха:
«В невинности свобода еще не полагалась как свобода, ее возможностью в индивидуальности был страх. В демоническом же отношении обратно. Свобода полагается как несвобода, ибо свобода тут потеряна. Возможность свободы здесь — это опять-таки страх».
Кьеркегор считает, что демоническое — это закрытое, или «несвободно открываемое». Закрытость в данном случае — это не высшая мудрость, а наоборот, невозможность выразить себя. Страх у одержимых — это страх перед открытием, перед открытием Добру, но в первую очередь, перед «открытием» как таковым.
Кьеркегор видит в этом состоянии обширное поле для исследований психологов. Между прочим, он вскользь бросает: «Стоит только обратить внимание на то, что поблизости, и наблюдателю хватит пяти мужчин, пяти женщин и десяти детей, чтобы обнаружить все человеческие душевные состояния, которые только возможны». Затем философ перечисляет различные типы современной демоничности, в зависимости от того, каким образом человек потерял свою свободу Вначале он исследует случаи телесно-психической утраты свободы (излишняя возбужденность и чувствительность, чрезвычайная раздражительность, неврастения, истерия, ипохондрия, животная испорченность).
Затем Кьеркегор переходит к пневматической утрате свободы, которая может проявляться по- разному (как неторопливость, которой хочется «еще раз подумать»; как любопытство, которое никогда не становится чем-то большим, чем простое любопытство; как нечестный самообман; как женственная слабость, которая постоянно обращается к другим за утешением; как возвышенное пренебрежение; как ничтожная деловитость и так далее). Здесь философ хочет прежде всего сказать, что, в противоположность мнению Гегеля, рассматривавшего лишь движение вечной идеи,
«Истина существует только для единичного индивида и в той мере, в какой он сам создает ее своим действием. Если истина существует для индивида каким-то иным образом, если человек препятствует ей существовать для него таким образом, мы имеем дело с явлением демонического».
Утрата свободы на уровне духа происходит от отсутствия внутреннего содержания и представляет собой либо пассивную активность, либо активную пассивность. Это отсутствие всегда проявляется в сфере рефлексии «я». Кьеркегор исследует разные формы активной пассивности и пассивной активности (неверие — суеверие; лицемерие — возмущение; гордость — трусость. Затем философ переходит к понятиям уверенности и внутреннего смысла): «Тот, кто действительно любит, едва ли может находить радость, удовольствие. в том, чтобы докучать себе определениями того, что же такое, собственно, эта любовь». И в заключение главы Кьеркегор рассматривает ложные отношения демонического с вечностью.
V. Страх как спасение силой веры
В этой короткой главе Кьеркегор объясняет, что, будучи «возможностью свободы», страх обладает «абсолютной воспитательной ценностью». Он «пожирает все конечное» и учит индивида вверять себя Провидению, и тогда вера делает его способным увидеть все в новом свете, а значит, «получить все обратно — как никто другой в действительности».
Комментарий Главный вопрос, который Кьеркегор исследовал с своем Понятии страха, а в более общем плане во всем своем творчестве — это субъективность. Даже если отвлечься от религиозной атмосферы, в которой прошла вся жизнь Кьеркегора, вопрос о субъективном, то есть о месте индивида в качестве единичного субъекта, остается отправным пунктом в философии многих более поздних мыслителей. Как субъективность может раствориться в истории? Каким образом может происходить ее отрицание общественными институтами? Эти вопросы актуальны и сегодня.
Неудивительно, что, помимо таких христианских философов как Габриэль Марсель, экзистенциализм
