А может, Чейз рассчитывал, что то место, которое отняло у Хоуп так много, отдаст ей часть богатства, которым обладало, подарит животворное тепло и алмазы, сверкающие на солнце. Чейз любил свою долину, свои виноградники, свой дом. Хоуп говорила ей об этом. Для него, прожившего здесь всю жизнь, потери Хоуп были всего лишь отдельными мрачными пятнами на широком и ярком полотне жизни.
Хоуп редко бывала в Напа, а Чейз редко покидал ее. Он являлся богатым наследником, принадлежавшим к избранному кругу; но было в нем нечто, мешавшее ему вести светскую жизнь. Иначе зачем бы он предпочел святилище, которым для него стали его виноградники, катанию на лыжах по склонам Монблана? Должно быть, у этого человека не было выбора, или – что гораздо печальнее – у него недоставало воображения, любопытства и жажды приключений.
А вдруг тот, кто избрал скучную серую дорогу традиций и семейной жизни, был своего рода волшебником? Может быть, Чейз не испытывал желания узнать другие части планеты, так как чувствовал, что уже живет в раю?
– Мы прибыли.
Это спокойное заявление Хоуп оторвало Кассандру от ее грез.
Так вот они, владения Тесье. Дом и винодельня, впечатляющие каменные строения, были отделены друг от друга огромным двором. Посреди двора красовался фонтан, выбрасывавший свои сверкающие струи в залитый солнцем воздух и выше, в небо. Благодатная земля обсажена рядами олив, которые, смыкая ветви, образовывали изумрудный коридор. За их колеблемыми, похожими на плюмажи ветвями простирались виноградники – обширные, ухоженные, усеянные через определенные интервалы цветущими кустами нежно-кремового цвета.
– Розы, – почти не веря себе, пробормотала Кэсс.
– Это всё затеи Чейза. – Хоуп слабо улыбнулась.
Чейз, стоявший в портике, в тени, вышел их приветствовать. Всего несколько широких шагов, и солнце осветило его всего. Кассандра услышала, как вздохнула Хоуп, и оглянулась.
– Ты выглядишь прекрасно, Хоуп Тесье, – ты стала просто красавицей.
Для этого ей не хватало только уверенности в себе. Да, она была красивой, даже больше – обольстительной. И конечно, Чейз не разочаруется – он будет просто потрясен, когда увидит сестру.
Отбросив на время неуместные мысли о развлечениях как недостойные, забыв об острословии, которому она была столь привержена до того, как познакомилась с Хоуп, от которого она отказалась ради Хоуп, Кэсс предалась размышлениям. По правде говоря, в покойной матери Хоуп, Френсис Тесье, не было ничего забавного или смешного – напротив, как понимала Кассандра, она была черства и эгоистична. Впрочем, и в Викторе Тесье, который не был родным отцом Хоуп, тоже не было ничего забавного или веселого. А как насчет Чейза? Уж он-то должен быть именно таким – добрым и замечательным, как утверждала Хоуп…
– Потрясающе, – произнесла Кэсс.
– Ладно уж, – снисходительно ответила Хоуп.
Ее слова еще слышались в воздухе, когда она заглушила мотор, поставила машину на ручной тормоз и пальцы ее нажали на ручку дверцы.
– Пошли!
Кэсс тем не менее не торопилась выходить из машины и наблюдала оттуда родственное объятие брата и сестры. Уже в эти первые минуты Кэсс поняла, разгадала характер Чейза Тесье. Она видела его радость и облегчение оттого, что Хоуп вернулась домой; его гордость за свою маленькую сестренку, и только – никакого разочарования, никакого удивления, ни малейшей тени озабоченности. Его руки нежно и бережно обнимали Хоуп, будто она была самым хрупким созданием на свете и величайшим из сокровищ.
Именно теперь, пока брат и сестра еще не разомкнули объятия, Кэсс заметила то, что Чейз не позволял себе показывать, – печаль, беспокойство и что-то еще, чего она не могла определить словами… Какое-то непонятное чувство, яростное, почти свирепое. Ей представилось, что, если бы он смог взять на себя часть горечи Хоуп, он сделал бы это с радостью. Он был готов охранять и беречь ее бесконечно долго, чтобы защитить от дальнейших разочарований.
Что-то зашевелилось в сердце Кэсс, она почувствовала странное томление в душе.
Возможно, Чейз Тесье услышал безмолвный призыв ее одинокого сердца и именно поэтому заметил туманную фигуру за тонированным стеклом машины?
– Кэсс! Иди сюда, поздоровайся с моим братом!
Приглашение Хоуп растворилось в ароматном, словно набальзамированном воздухе. Голос ее звучал нежно и мелодично, в полном соответствии с той музыкой, что звучала внутри Кэсс. Все существо ее пело созвучно этому месту, под обаяние которого она подпала с первой же минуты. А возможно, это чувство беспричинного ликования было вызвано и ее братом, чей пронизывающий взгляд вызвал в Кэсс томление совсем другого рода, еще более глубокое, еще более жаркое, – ощущение какой-то бесшабашной отваги, непривычное и удивительное для нее самой.
Кэсс хотелось выпрыгнуть из машины и броситься к нему в бесстыдном порыве, но она обуздала свои чувства, напомнив себе о жестокой реальности. Музыка внутри нее умолкла.
В эту минуту Кассандра Винтер чувствовала себя беженкой, чудом спасенной благородным другом от какого-то неведомого несчастья. Кэсс вовсе не собиралась ехать сюда. Вчера вечером, глядя, как солнце опускается в море, они попрощались, пообещав друг другу, что будут поддерживать связь с той самой минуты, когда Кассандра узнает, где поселится.
Но то было вчера вечером. Вчера они сказали друг другу «прощай», однако сегодня утром Хоуп неожиданно появилась в спальне Кассандры. Надо сказать, Хоуп была далеко не таким мастером скрывать свои чувства, как ее брат.
– Это мой дорожный костюм, – пояснила Кассандра, делая вид, что приход Хоуп для нее вовсе не неожиданность.
Обычно Кассандра разделяла всеобщую приверженность к яркости и экстравагантности и одевалась соответствующим образом. Правда, выбор у нее был не слишком велик – гардероб приходилось составлять из небольшого количества доступных ей вещей. Однако и при столь скудной палитре она умела создать бесконечное разнообразие ансамблей, удивительный калейдоскоп тканей и цвета.
Но главную гордость и славу Кассандры составляли ее развевающиеся по ветру волосы, роскошная грива, в которой сочетались все оттенки янтаря – от темного до ярко-золотого. Кэсс никогда не пыталась обуздать буйство своих ослепительных волос, приручить это великолепие и изобилие.
Однако сегодня она была одета на редкость скромно – во все черное: облегающие брюки, свитер, сапоги. Одежда ее выглядела достаточно потрепанной и непривлекательной, если не считать сапог на высоком каблуке, а они были излюбленной обувью Кэсс. Прическа Кассандры немало удивила Хоуп. Волосы, еще влажные и темные после мытья, были туго перевязаны черной шелковой лентой и стянуты на затылке так, что не выбивалась ни одна янтарная прядь.
