– Ариана… – шепнул он, на какой-то миг приоткрывая ей самое сильное желание своей души. – Ты так нужна мне.
Трогательно откликаясь, Ариана прильнула к его губам, предлагая утешение – такую же нежность, какую он излил на нее совсем недавно.
Ранульф чувствовал себя слишком уязвимым и слишком незащищенным, и поэтому не мог произнести ни слова. Каким-то непостижимым образом он открыл свою душу женщине, бывшей его врагом, и проявленная слабость тревожила Ранульфа.
Он хотел всего лишь утешить ее и не собирался, откровенничать о своей судьбе. Он не хотел вспоминать прошлое и ту тьму, что залила его душу. Он не собирался давать Аркане в руки такое преимущество.
И вот она поглаживает его по волосам, нежно ласкает затылок, словно он маленький ребенок. Словно знает, какое опустошение в его душе, словно понимает, что им движет.
Эта слабость и потеря самообладания привели его в смятение.
– Нам пора возвращаться, – скупо бросил Ранульф, глядя куда угодно, только не ей в глаза.
Ариана покорно вздохнула. Ранульф снова превратился в холодного далекого незнакомца, непреклонного воина, в сердце которого нет места мягкости. Она понимала – он уже жалеет о своей нежности, сожалеет о том, что открылся ей. Он ошибается, думала она. У него есть сердце, только оно скрыто где-то глубоко под ужасным бременем гнева и ненависти.
Может быть, Черный Дракон Верней и могучий воин, но при этом он еще и одинокий и уязвимый человек… мужчина, которому нужна она, Ариана, хотя сам он этого еще не знает.
Глава 21
Разговор на лугу повлиял на Ранульфа сильнее, чем ему хотелось. Именно тогда его начали мучить сомнения. Уверенность в том, что Ариана ничуть не лучше известных ему вероломных дамочек благородного происхождения, сильно поколебалась.
Ранульф пристально наблюдал за ней, подмечая всякие мелочи, от которых решительно отмахивался раньше. Ариана была требовательной, однако слуги любили ее. И эту преданность Ариана честно заслужила: ее живость, ум, красота, добрый характер – все вместе и завоевало их верность. Даже собственный оруженосец Ранульфа, Берк, и тот осыпал Ариану похвалами за ее заботливость и успешное излечение его раны. Она сумела завоевать уважение и восхищение даже некоторых из его вассалов, в особенности Пейна Фицосберна, как с неудовольствием отмечал Ранульф.
Безусловно, Ариана отважна. Она переносила выпавшие на ее долю лишения и унижения с королевским достоинством и не просила пощады. Однажды Ранульф увидел, как она смотрела в окно, выходившее на восток, и взгляд ее был полон тоски и страдания, словно она мечтала о лучших временах, но на его вопрос Ариана лишь пожала плечами, улыбнувшись, и покачала прелестной головкой, не желая говорить о своей грусти или искать его сочувствия.
Правду говоря, Ранульф не мог найти особых недостатков в ее поведении. Ее практическая, проницательная натура была в то же время очень женственной и приятной, хотя острый язык и безрассудное неповиновение время от времени приводили его в бешенство.
Ее физический отклик тоже был приятным, да. Невероятно приятным. Никогда еще Ранульфу не встречалась женщина, которая столь полно могла удовлетворить его плотские потребности. В постели царственная дева превращалась в чувственную женщину, выполнявшую любые его желания, и он уже не хотел никакой другой любовницы.
И все же Ранульф не мог объяснить свою тягу к ней одной лишь чувственностью. Правда, что он испытывал к Ариане невероятное чувство собственности, но за этим крылось что-то большее.
Она заполняла все его чувства, каждую его мысль. «Я и в самом деле околдован», – с отвращением заключал Ранульф. Он думал о ней в самые неподходящие моменты, вспоминал, какая она сладкая на вкус, какое у нее шелковистое тело, во время скучных разговоров о доходах и арендной плате, улаживая ссоры между слугами, даже в самый разгар тренировочных поединков с вооруженным противником – весьма опасное время для того, чтобы отвлекаться мыслями. Ранульф не мог объяснить себе, что за непонятное чувство охватывает его время от времени, причем так неожиданно, что он не успевал от него защититься… новое, странное чувство, в котором он почему-то не хотел разбираться. Угрожающее чувство, и Ранульф знал, что должен противиться ему изо всех сил. Он не мог впустить Ариану за те барьеры, которые выставил, чтобы защитить себя.
Не мог Ранульф и полностью отказаться от своих подозрений. Но, говоря по правде, он заметил, что Ариана стала по отношению к нему более отзывчивой, более мягкой после того дня на лугу, хотя это можно было объяснить благодарностью. Ранульф понимал, что своей доброжелательностью к матери Арианы он пробудил в ней чувство долга, хотя и не завоевал ее полного доверия.
Ранульф сдержал свое слово и на следующий же день проводил Ариану к хижине и снабдил несчастную больную достаточным количеством провизии. Он сожалел, что не может сделать чего-то большего для леди Констанции. В порыве сострадания Ранульф отправил одного из самых доверенных рыцарей с отрядом вооруженных воинов в Нормандию, в Верней, чтобы срочно привезти оттуда свою наложницу, сарацинку Лейлу, которая неплохо разбиралась в искусстве восточного врачевания. Однако ничего не сказал об этом Ариане, опасаясь пробудить в ней напрасные надежды.
Кроме того, Ранульф изгнал из Кларедона Дину, отправив ее работать в один из отдаленно расположенных замков. Ему не нравились злоба и лживость Дины, и он не хотел терпеть служанку, которая была так мало предана своей госпоже.
Сводного брата Арианы, Гилберта, Ранульф освободил из заключения, посоветовав забыть о непокорности и безрассудстве. Впрочем, то, что сестру выпустили из подземелья, подействовало на юношу гораздо сильнее, чем любые угрозы, и теперь он сдерживал свои вспышки.
Через два дня после истории с леди Констанцией Ранульф получил послание с печатью короля Генриха.
– Нас призывают? – спросил Пейн, когда Ранульф развернул пергамент и прочитал письмо.
– Нет, это поручение, – ответил тот довольно угрюмо, протягивая пергамент вассалу. – Леди Алиенора просит сопровождать ее, чтобы добраться до лагеря короля у Бриджнорта.
– И сопровождать ее, должен ее самый любимый рыцарь, – весело предположил Пейн.
Ранульф поморщился:
– Ты преувеличиваешь. Королева не только не благосклонна ко мне, а наоборот – делает все, лишь бы мне досадить. Она не простила меня за то, что две зимы назад я отверг одну из ее придворных дам, и знает, что я лучше пойду сражаться, чем окажусь в ее свите. Но оспаривать приказ короля не приходится. Скажи людям, что через три дня мы отправляемся в Лондон.
Этой ночью Ранульф долго лежал без сна, сожалея о задании, напоминавшем ему о том, что он больше всего презирал в благородных дамах. Королева Алиенора искусно управляла мужчинами и их желаниями, заставляя их выполнять свои требования, но была предана только самой себе. Она умудрилась, родив двух детей, расторгнуть свой брак с Людовиком Французским и обвенчалась с юным Генрихом Нормандским, потому что искала власти. Половина цивилизованного мира лежала у ног Алиеноры. Она привлекала к себе поэтов и льстецов, летевших к ней, как мухи на мед, потому что ее красота и остроумие были действительно выдающимися. При ее дворе постоянно интриговали и строили козни, а прелестная королева не только поощряла это, но и показывала пример.
«Можно придумать сотню поручений, которые я предпочел бы этому», – размышлял Ранульф. И – к своему удивлению – злился, что придется уехать из Кларедона. Ему придется в первый раз так надолго уехать отсюда за эти пять недель – в первый раз уехать от Арианы.
«Я не хочу покидать ее», – подумал он, и эта мысль испугала его.
Утром он встал рано, до того как проснулась Ариана, и поспешил на учебное поле, где довел себя почти до физического изнеможения, пытаясь избавиться от
