настолько, чтобы так стремиться отсюда.
— Почему же ты хочешь ускорить возвращение снаряда на поверхность? — спросил Брусков. — Только для того, чтобы Володя мог скорее дорваться до арбузов, а Нина — до летнего дождика?
Мареев серьезно посмотрел на него, потом на Малевскую, Володю и молча откинулся на спинку стула. В наступившей тишине слышалась лишь быстрая дробь, которую выбивали на столе его пальцы.
— Ты чем-то озабочен, Никита, — прервала молчание Малевская. — Что тебя беспокоит?
Мареев не сразу ответил. Наконец он решился:
— Да... Пожалуй, пришло время объясниться... Так вот, друзья мои. Большую часть обратного пути мы прошли. Осталось еще около трети. Но эта треть не так спокойна и безопасна, как первые две. Габбро, диорит, гранит — все это сплошные, однородные горные породы, где меньше всего неожиданностей. Трещины, жилы, рудные месторождения не вызывали во мне каких-либо опасений или тревог. Перед нами была как будто ровная, хотя, может быть, и однообразная дорога, но без ухабов, провалов и пропастей.
— Хорошо сказано, честное слово! — вставил Брусков.
— Замолчи, Михаил, не мешай! — оборвала его Малевская, не сводя глаз с Мареева.
— Совсем другое, — продолжал Мареев, — встретит нас по выходе из гранита. Осадочные породы — глины, песчаники, сланцы, известняки — не внушают мне доверия. Там нет этой монолитности, однородности, там гораздо меньше устойчивости и непоколебимой массивности. И, наконец, там вода в известняках... Вы хорошо знаете, какие сюрпризы она может преподнести... Сейчас мы заканчиваем третью сторону, гипотенузу прямоугольного треугольника, в котором катетами служат вертикальная линия нашего спуска и горизонтальная линия поверхности земли. Наша теперешняя трасса проходит глубоко под подземным водным потоком, наперерез ему. Это гарантирует нас от встречи с ним. Но мы вряд ли избегнем обширных, мощных пластов водоносных известняков. И здесь вода сулит нам мало приятного...
— А далеко простираются эти известняки, Никита? — спросил Брусков. — Нельзя ли пройти под известняками? Например, если пустить снаряд под углом в тридцать градусов, а не в сорок пять, как сейчас? Может быть, он тогда выйдет на поверхность в какой-нибудь другой горной породе...
— Под углом в тридцать градусов? Это удлинит наш путь не менее чем на месяц, — сказала Малевская.
Мареев покачал головой.
— Известняки простираются на сотни километров, и обойти их невозможно. Но на самое главное препятствие правильно указала Нина.
— Да что ты! — изумилась Малевская. — Разве нам уж так страшен лишний месяц пути?
Мареев взглянул на нее и медленно произнес:
— Да, Нина... Нам надо торопиться. Как раз об этом я и хотел с вами поговорить. У нас нехватит кислорода...
Глубокое молчание последовало за этими словами..
— Как же это так? — спросила наконец Малевская. — Разве мы неправильно рассчитали запас?
— Нет, — пожал плечами Мареев. — Но четыре аварийные задержки, утечка и... — он хотел что-то добавить, но, скользнув взглядом по лицу Володи, удержался и закончил: — и разные другие причины свели наш резерв почти к нулю... Если мы будем продолжать итти под тем же углом, то у нас хватит кислорода суток на десять лишних. При попытке же обойти известняки получится нехватка.
— Позволь, Никита, — взволнованно сказала Малевская, — я все-таки не понимаю... Аварийные задержки и утечка — все это я знаю, но какие другие причины?.. Ах, да!
Она в замешательстве остановилась, но быстро оправилась и продолжала:
— Ну, хорошо! Даже при всяких других причинах... Все же у нас был солидный резерв...
— Этот резерв только казался солидным, Нина... Я все время вел учет наших запасов кислорода. Ты теперь должна понять, почему я так настойчиво торопил ремонт снаряда и работы по сооружению станции. Я видел ваше недоумение, но не хотел тогда говорить об истинной причине моего нетерпения. Это подействовало бы слишком угнетающе.
— Мне не все понятно, — сказал Брусков, — но факты таковы: мы идем почти совершенно без резерва.
— Маленький резерв есть, — заметила Малевская, — у меня осталось среди лабораторных материалов несколько килограммов бертолетовой соли и марганцево-кислого калия. При самых кустарных способах добывания из них кислорода его нам хватит на трое-четверо суток. И наконец, в крайнем случае, мы сможем путем электролиза воды получить немало кислорода.
— Воды-то не так уж много осталось, — напомнил Мареев.
Володя внимательно и против своего обыкновения молча слушал весь этот разговор, переводя взгляд с одного на другого. Он смутно чувствовал какую-то недоговоренность и особую значительность в словах Мареева и Малевской об этих «других» причинах. Но что-то удерживало его от расспросов, с которыми он обычно не очень медлил. Он был смущен, сам не зная почему. И когда все встали из-за стола и разошлись: Малевская — спать после недавней вахты, Брусков — в буровую камеру, а Мареев — к своей работе над проектированием нового снаряда, Володя присоединился к нему без обычного оживления.
С этого дня все стали замечать в Володе какую-то перемену. Он с усердием продолжал занятия, помогал Марееву и Брускову, вычерчивал детали их проектов, производил вычисления. Но он стал молчаливым и почти не отзывался на шутки и поддразнивания Брускова. Что особенно поразило всех, — Володя вернулся к Шекспиру.
Малевская начала беспокоиться. Она поделилась своим беспокойством с Мареевым и Брусковым, но последний, смеясь, посоветовал ей:
— Не мешай ему! Наверное, он сейчас продумывает какую-нибудь гениальную идею, вроде путешествия через центр земли.
Малевскую это не успокоило, и она продолжала незаметно наблюдать за Володей.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ. СУДОРОГИ ЗЕМЛИ
25 июня, в четырнадцать часов, снаряд вышел нако-» нец из пятикилометровой толщи гранита и вступил в железорудную залежь.
В течение пяти суток, со скоростью девяти метров в час, снаряд проходил залежи железной руды. Прорезав затем двухсотметровый слой битуминозных сланцев, он вошел в мощные девонские песчаники, насыщенные нефтью. В этой мягкой, податливой породе Мареев пустил моторы на высшую скорость. Он выжимал из снаряда все, что способны были дать его великолепные механизмы. Снаряд проходил нефтеносные пласты, делая свыше десяти метров в час.
Малевская систематически производила анализы нефтеносной породы и самой нефти и все больше убеждалась в исключительном богатстве этого месторождения. Даже теперь, когда снаряд прошел почти три четверти мощности пласта, анализ показывал огромную насыщенность породы и сильнейшее давление газов, под которым находилась эта нефть.
В шаровой каюте было тихо. Одинокая лампа, прикрытая синим колпаком, наполняла ее густыми сиреневыми сумерками.
Лишь над столиком Малевской сиял конус яркого света, в котором двигались ее спокойно работавшие руки.
Володя сильно устал. Он работал с Брусковым над проектом новой станции, много читал, решал задачи по алгебре и геометрии, писал сочинение о греко-персидских войнах.
Все последние дни Володя был необычайно молчалив и вял. И сегодня, когда пришло время ложиться спать, он немедленно, как только ему напомнила об этом Малевская, без обычных пререканий, пошел под
