будто Брусков оказал этим личную услугу ему, Цейтлину.
Голос Мареева вызвал у Цейтлина еще больший восторг. Но Мареев, коротко и задушевно поздоровавшись с ним, немедленно перешел к делу:
— Принимай рапорт, Илья. У нас много работы сейчас, и нельзя терять времени.
— Хорошо, Никитушка, хорошо! — заторопился Цейтлин и обратился к радисту: — Присоедините диктофон... Говори, Никита.
— Довожу до сведения Правительственного комитета, — начал официальным тоном Мареев, — что двадцатого июля, в девятнадцать часов, на глубине восьмисот шестидесяти пяти метров снаряд экспедиции потерпел аварию вследствие обвального землетрясения, происшедшего в районе нахождения снаряда и вызвавшего передвижку, а также, очевидно, небольшой местный сброс окружающих пластов. В результате огромного сотрясения и удара сломались стержни кардана шаровой каюты, вследствие чего последняя потеряла способность вращения. Через образовавшиеся в ее оболочке трещины почти вся наша вода ушла в землю. Большая часть лабораторного оборудования приведена в негодность, главная радиостанция и телевизорная установка совершенно разбиты. Однако ток из подземной электростанции поступает непрерывно и без перебоев. Члены экспедиции здоровы. Лишь начальник экспедиции Мареев, сброшенный толчком с лестницы, получил незначительные ушибы и у члена экспедиции Владимира Колесникова при падении от толчка была глубоко рассечена щека; рана уже заживает. Немедленно весь состав экспедиции приступил к ликвидации хаоса, который внесло землетрясение во все помещения снаряда. В то же время производилась проверка состояния главных механизмов снаряда. Вследствие полного разрушения радиостанции установить связь с поверхностью не было возможности. Моторы оказались в исправности, аппараты климатизации не пострадали, носовой и один боковой киноаппараты смяты и приведены в негодность. Главнейшие приборы вождения остались в целости. Большинство приборов автоматического исследования породы испорчено. На следующий день, двадцать первого июля, в двенадцать часов, была сделана попытка сдвинуть снаряд с места. Оказалось, что колонна давления номер один не работает, хотя диск вращения этой колонны в исправности.
— Ох! — вздохнул Цейтлин. — Этого я больше всего боялся!
— При помощи инфракрасного киноаппарата, — продолжал Мареев, — было установлено, что колонна огромной силой движения подземных масс заметно изогнута на всем своем протяжении, так как землетрясение захватило снаряд в момент максимального выдвижения колонн. Немедленно экспедиция принялась за ремонт и выпрямление колонн. Необходимо было торопиться, так как запасы кислорода были уже на исходе...
— Как! — вскричал Цейтлин, потрясенный этим неожиданным сообщением. — Кислород на исходе? Почему?
— Предыдущие вынужденные остановки из-за аварий, затянувшаяся постройка подземной станции, огромная утечка кислорода из поврежденного баллона и наконец непредвиденное... м-м-м... непредвиденное увеличение состава экспедиции истощили резервные запасы кислорода. В настоящее время кислорода имеется лишь на пять-шесть суток, то есть как раз столько, сколько нужно для остальной части пути до поверхности, если снаряд через сутки тронется с места и будет итти с прежней скоростью...
В радиоаппаратной все окаменели. У Цейтлина лицо вдруг пожелтело, как воск, щеки затряслись, и, схватившись рукой за сердце, он грузно опустился на стул. Посиневшие толстые губы то бесплодно пытались что-то сказать, то жадно ловили воздух.
— Учитывая это обстоятельство, — продолжал своим размеренным, суховатым голосом Мареев, — экспедиция с напряжением всех сил, маневрируя двумя уцелевшими колоннами, очистила место вокруг третьей, поврежденной. Затем Мареев и Малевская приступили к выпрямлению колонны, а Брусков и Колесников — к устройству новой радиостанции из обломков старой и запасных частей. Обе работы выполнены одновременно: радиосвязь восстановлена, и только что закончено выпрямление колонны. Остается ее зачистить, пригнать и выверить. Думаем, что завтра можно будет пустить в ход все три колонны. От имени экспедиции шлю горячий коммунистический привет всей стране, партии, правительству. Мы заверяем, что приложим все усилия, чтобы благополучно довести снаряд до поверхности...
В тот же день штабом помощи экспедиции было опубликовано сообщение о восстановлении связи со снарядом. По всей стране разлилась радость.
«Они живы!.. Они живы!..» И во все концы огромной, распростершейся на двух материках страны неслись по эфиру незримые волны, огибая горные хребты, спускаясь в долины, заполняя бесчисленные города и поселки. «Они живы! Они живы!» звенели телеграфные провода, кричали флаги, которыми внезапно украсились улицы, дома, арки, колонны.
Страна ликовала. «Они живы!» поздравляли друг друга незнакомые люди.
* * *
На глубине восьмисот шестидесяти пяти метров, в круглом сером туннеле, ослепительно светят электрические лампы. С лихорадочной торопливостью, в полном молчании, четыре человека в скафандрах работают над неподвижной стальной колонной. По временам, когда Малевская устало, для минутного отдыха, разгибает спину, ей кажется, что какие-то странные создания, как горные гномы старинных сказок, собрались здесь и усердно стараются возвратить к жизни бесконечно дорогое им существо. Среди молчания изредка слышатся короткие приказания Мареева, и тогда Брусков поспешно скрывается в черной пасти снаряда, и через минуту колонна начинает медленное, осторожное движение. С каждым разом все глубже уходит колонна внутрь снаряда, все мягче и плавнее возвращается обратно. Словно раненый гигант, после долгой неподвижности, пробует двинуть онемевшей, парализованной ногой. И после каждой пробы все радостнее дышат четыре человека в скафандрах.
Далеко наверху, над землей, показалось солнце, когда из герметической оболочки перед люком была вынесена вся земля, выбранная раньше из узкой трубы. Ею теперь опять засыпали эту трубу, чтобы подготовить упор для ожившей третьей колонны. Люк наглухо закрыт. Снаряд готов двинуться в путь.
Все стоят на своих местах: Мареев и Володя — в нижней камере, у дисков вращения, Брусков и Малевская — в верхней камере, у моторов бурового аппарата.
— Алло! Алло! — послышался из шаровой каюты слегка охрипший голос Цейтлина. — Никита! Как дела?
— Ответь, что не могу подойти, — сказал Мареев Володе. — Скажи, что начинается последняя проба. Проси отложить разговор на час.
Володя взлетел по лестнице в каюту и передал Цейтлину слова Мареева.
— Хорошо, Володичка, хорошо, — торопливо согласился Цейтлин. — Я потом подойду.
Вернувшись, Володя застал Мареева у микрофона.
— Ты готов, Михаил? — спросил Мареев.
— Готов, Никита! — последовал ответ. — Можно включать?
— Включай на малый ход. При малейшей заминке — выключай все моторы. Если что-нибудь случится с колоннами, я их выключу сам.
Через минуту гуденье моторов наполнило все помещения снаряда трепетом радости и тревожного ожидания. Послышался скрежет коронки и ножей. Легкая, едва заметная, живая дрожь прошла по всему стальному телу снаряда. В одновременном усилии напряглись стальные мускулы трех колонн давления.
Люди замерли в напряженном молчании, не сводя глаз с механизмов и приборов.
Легкий шорох размельченной породы послышался за стеной...
«Снаряд идет!» радостно подумал Мареев.
Радость длилась не более минуты и — потухла.
Шорох за стеной прекратился. В верхней и нижней камерах четыре сердца сжались и замерли.
Моторы гудели все ниже и глуше, все больше и больше увеличивалось их напряжение.
Под возраставшим напором колонн корпус снаряда дрожал все сильнее и ощутимее.
Испарина покрыла лоб Мареева. С посеревшим лицом он бросился к микрофону.
— В чем дело, Михаил?
— Снаряд не движется с места!
— Как работает буровой аппарат?
