это поняли! Они все с именем Его на устах, а если Он вновь объявится – поди, опять на крест отправят… Потому как, если Он – идея, то ею можно вертеть как хочешь, а вот самим Богом командовать не получится.
И потом, как бы ты ни старался, не выйдет у тебя без крови-то! И поумнее нас люди были – не получается…
Я тебя знаю долго, много дерьма вместе одной ложкой вычерпали. И сколько смертей на тебе, знаю. Это в книжечку армейскую сорок два человека записано, а на самом-то деле их за сотню! Их кровь к тебе вопиет. Ты же просто совесть свою хочешь успокоить!
А я не говорю, что против, – сам не ангел. Мы все, которые за тобой пошли, не ангелы. Ну, разве что Джо… Но для нас важно каким-то нужным делом заниматься, знать, что мы не зря рискуем, а ради какого-то высшего смысла. Только мир не переделать, и всё равно большая часть людей – бараны. Посмотри, кому мы помогаем! Мы действуем – а они стоят с протянутой рукой и ждут подаяния. Мы, значит, хотим им лучшей доли – а они как жили, так и живут дальше. Привыкли, чёрт побери! Их бьют, убивают, эксплуатируют, смешивают с чем угодно – а они только жалобно смотрят. И мы – убийцы, воры и грешники – должны, как слоны, подпирать лень этих «праведников»?
Видишь ли, всё имеет конец: и удача наша, и любая дорога. Нас же за это в каталажку и отправят, а то и просто закопают по-тихому или в нейтральных водах на корм рыбам пустят… А потом легенды сложат! Может, даже фильм снимут… И мы тоже превратимся в идею, поскольку идеей управлять можно, а нами – фиг!
Вот я и подумал – а чего мы бегаем по проложенным лабиринтам? Ну много ли нам надо? Мы ведь можем построить свою жизнь так, как хотим. Анархия, говоришь? Пусть анархия, я – за! Прикупим островок и будем жить по своему разумению. Мир не переделать, а собственную судьбу – можно.
Да и глупо это: средства в руках, руки сильные, а мы с чужими баранами нянчимся…
Я вот за Джо перетрухнул, а всё почему? Да люблю я ее, понимаешь? Как мне жить, если я ее потеряю? Озверею, и меня уже больше никакими высшими смыслами будет не отпоить. Сгорю сам, но и других за собой потащу. И как тогда получается, Роб? Выходит, ты еще больше зла расплодишь, чем было?
Да и сам ты… Я же знаю – любишь. Она, хоть и «ледью» себя назвала, и фингал тебе под глазом поставила, но без нее ты озвереешь. А она уйдет, поверь мне. Уйдет. Так, может быть, и тебе пора путь изменить? О себе подумать?
Маленький Джо внезапно замолчал и отвернулся к иллюминатору.
Джоан вздохнула.
Робин, ошарашенный этой тирадой, после небольшой паузы сказал:
– Знаешь, Джо, ты зря всё держал в себе. Да, ты прав, мы давно знакомы. И всё это время я не перестаю тебе удивляться… Чего дураком-то прикидываешься постоянно? Значит, говоришь, пора завязывать? Момент настал?
Хейзерсейдж пожал плечами:
– Ты не думай, что я шкура…
– Я не думаю. Всё нормально. Кстати, ребята, я вам не рассказывал, что мой предок был графом Хантингтонским[13]?
Шариф чиркнул зажигалкой, прикурил и выпустил дым через нос. Закашлялся. Любимые сигареты Марион были крепкими, но запах их дыма напоминал о ней. Понаблюдал немного за клубами, поднимающимися к светильнику, затем вновь взял в руки глянцевый журнал.
На развороте – фотография: нарядные мужчина и женщина, явно из английской знати, стоят на лугу, улыбаются фотографу, на сгибе локтей у них переломленные ружья. Подпись гласила: «Роберт и Марион Хантингтон на открытии чемпионата по стендовой стрельбе в Мансфилде [14]». В руках у Марион была понравившаяся ей два года назад на
– Надо было купить тебе ее, – пробормотал Ноттингем. – А ты молодец, Роберт, молодец…
В мужчине на фотографии совершенно нельзя было узнать легендарного предводителя Шервудской бригады. Впрочем, Шариф знал, что Роберт отлично мог маскироваться и придумывать себе правдоподобные легенды для прикрытия. Согласно официальной версии, Робин Локсли умер в одном из монастырей Тибета с перерезанными венами[15]. Но Шариф в это никогда не верил, тем более сейчас – глядя на счастливое лицо Марион.
Что ж, Бригада распалась – хоть какое достижение. Впрочем, Скэтлока с Туком так и не взяли, они до сих пор в розыске. При попытке их задержания в тайваньском публичном доме погиб капитан Гай Гизборн – от «дружественного» огня. После этого происшествия Ноттингем ушел в отставку.
Мельник всегда был призраком – растворился, залег на дно. Его дело передали отделу экономических преступлений. А Джон Хейзерсейдж и Джоан Литтл считались пропавшими без вести. Патрульным катером в сомалийских водах была найдена их яхта
– Я знаю, Робин, ты оставил ее мне… Это мой приз, хоть и утешительный… Свой ты взял. Теперь моя очередь.
Последние слова отдавали двусмысленностью, поскольку Ноттингем собирался заняться тем, чем занимался последние годы Локсли – кражей. Он просто обязан был достать свой приз. Это дело принципа. Шариф настолько проникся «Баллистикой», что стал четко представлять, как достигнуть любой цели, выстроив математическую модель развития событий – как траекторию полета пули. Честолюбие не давало спать: Ноттингему жизненно необходима была победа.
«Скоро, совсем скоро Робин Локсли восстанет из пепла!» – злорадно подумал бывший полицейский.
Он затушил сигарету, глотнул сока из стакана и вернулся к работе. На верстаке лежал еще не законченный муляж призовой винтовки и потрепанный томик «Баллистики». Книга была открыта на последней странице, и в падающем луче настольной лампы можно было прочесть:
Владимир Венгловский
Допинг для остроухих
Я бегу, топчу, скользя
По гаревой дорожке, –
Мне есть нельзя, мне пить нельзя,
Мне спать нельзя – ни крошки.
Вы думаете, что на спортивных аренах борются друг с другом спортсмены? Я вас разочарую – вы наблюдаете за соревнованиями врачей. Я гляжу на вот этих потных бегунов с выпученными глазами и вижу не спортсменов. Нет. По гаревой дорожке бегут подопытные кролики для экспериментов спортивной фармакологии.
Если еще до нашей эры атлеты глотали грибочки
«Нарушай правила или проиграй!» Как вам такой лозунг? Читай: глотай горстями таблетки,
