— Нимало в этом не сомневаюсь, — съязвил Грейвс. — Кто вам платит, Стеффен? Какой-нибудь университетишко? Или газетенка?
— Вопрос, скорее, в том, кто вас оплачивает, — надменно парировал Стеффен. — Я навел о вас справки, Грейвс. Так называемый университет, который финансирует ваши работы здесь, пользуется весьма сомнительной славой и…
— Довольно! — резко оборвал его Грейвс. — Благодарю вас за визит, и прощайте!
Стеффен огорошенно уставился на него, однако Уилсон не дал ему возможности возразить.
— Извините за беспокойство, доктор Грейвс, — сказал он. — Если у меня возникнут еще вопросы, могу я рассчитывать на ваше содействие?
— Само собой разумеется, шериф. Всего хорошего!
Уилсон и Стеффен забрались в автомобиль, а Грейвс с каменным лицом ждал, пока они отъедут.
— Теперь ты понимаешь, что я имел в виду, Могенс? У нас действительно мало времени.
— На что? — недоуменно спросил Могенс. — Боишься, что Стеффен и вправду докопается до того, что на самом деле ты делаешь там, внизу?
— А что мы там делаем? — снова засмеялся Грейвс. — Ну, Могенс, давай, иди в лагерь Стеффена и поговори с ним. Я и пытаться не буду тебе помешать. Спускайся к геологам и расскажи, что мы вызвали демона из далекого прошлого, и из-за этого произошло землетрясение! — Он глубоко вдохнул, отступил на полшага, а потом примирительно сказал: — Извини, Могенс. Это было не по-джентльменски. Я… Мы оба сейчас немного нервничаем.
— Да, — согласился Могенс. — Мне тоже так кажется. — Он махнул рукой в ту сторону, куда уехала машина. — А почему бы тебе просто не показать Стеффену, что ты нашел?
— Стеффену?! — чуть не задохнулся Грейвс. — Ты что, сошел с ума?
— Ни в коей мере, — ответил Могенс. — Я знаю этот сорт людей, Джонатан. Да и ты, думаю, тоже. Стеффен не отступится, пока не добьется своего.
— Может, ты и прав, — по размышлении сказал Грейвс. — Что касается Стеффена, а не твоего дурацкого предложения показать ему все. Он не сдастся, тем более мы должны поторопиться. — Он мотнул головой на палатку. — Том недавно был в туннеле. Дела, конечно, неважные, но не так ужасны, как могло бы быть. Я велел Тому укрепить балками места, где повреждения особо велики, и он обещал мне закончить работу сегодня после обеда. Можешь использовать это время, чтобы немного отдохнуть. Сам я именно так и сделаю. Боюсь, в ближайшие дни нам не удастся как следует выспаться.
— Ты не слышал меня, Джонатан? Я больше никогда не спущусь вниз.
— Да ладно, Могенс, спустишься, — усмехнулся Грейвс.
— Ты собираешься меня принудить?
— И хотел бы, да не знаю как, — откровенно признался Грейвс. — Но в этом не будет необходимости. Я слишком хорошо тебя знаю, Могенс. Тебе плевать, что про тебя болтают другие и что они думают. Ты — прирожденный исследователь. Ты просто не сможешь остановиться, пока не разгадаешь тайну этой двери. А теперь иди и постарайся заснуть. Сегодня ночью нам ох как понадобятся твои силы!
Хотя Могенс и не собирался следовать совету Грейвса и ложиться спать, но внезапно, пока он возвращался к себе, усталость сморила его так, что он упал на постель, даже не раздеваясь — не для того, чтобы спать, а просто отдохнуть и привести мысли в порядок. Однако едва голова коснулась подушки, он провалился в глубокий сон без сновидений, от которого очнулся далеко за полдень, бодрый и свежий, каким давно себя не чувствовал, но жутко злой на самого себя. Естественно, его тело всего лишь взяло свое, то, что требовалось после напряжения и страхов прошлой ночи, но он-то не хотел спать, уже потому, что именно это и советовал ему Грейвс, и то, что он пошел на поводу у усталости, он ощущал как собственное поражение.
Могенс почувствовал голод. Взгляд на часы сказал ему, что Том уже как час задерживается с обедом, и это только обострило его раздражение.
Картины прошедшей ночи все еще терзали его измученную память, и он не решался выйти, чтобы поискать Тома, поэтому довольствовался только глотком воды и снова взялся за книги, лишь бы себя чем- нибудь занять.
Это не помогло.
И дело было не только в урчавшем животе и внутреннем беспокойстве, перешедшем из сна в реальность, которые мешали ему сосредоточиться на работе. Что-то изменилось. Символы, знаки и рисунки, совсем недавно являвшиеся ему открытыми, вдруг стали недоступны пониманию, как клинопись. Еще день назад он с удивительной легкостью расшифровывал тексты в книгах, которые Грейвс доставил ему из Мискатоникского университета, а сейчас они были тайной за семью печатями, которая не желает себя открывать. Как будто знание, с таким трудом приобретенное им за последние дни, выполнило свою задачу и больше не давалось в руки; словно оно являлось инструментом, который одолжили на время, а потом отняли. Это было донельзя неприятно, но в то же время и странным образом пугало, что он едва ли мог себе объяснить. Способность понимать незнакомую письменность у него пропала, но осталось кое-что, что наводило жуткий страх: в нем засело знание, что они коснулись того, чего касаться ни в коем случае было нельзя.
Битые два часа он листал книги, пока наконец не пришел к решению: плевать на то, что произошло, и на то, чего Грейвс от него требовал и чем грозил, он больше никогда не спустится под землю, а, наоборот, покинет это проклятое место, и не позднее, чем сегодня.
Могенс захлопнул последнюю книгу, аккуратно поставил ее назад на полку и вышел из дома, чтобы пересечь площадку к дому Грейвса и поставить того в известность о своем решении.
И, как водится, он снова попал в разгар жутчайшей ссоры.
Грейвс был не один. Дверь в его хижину стояла — что было крайне необычно — широко раскрытой, и уже за дюжину шагов от дома до Могенса долетали возбужденные голоса.
По голосам он узнал Хьямс — почему это его нисколько не удивило? — и, как ни странно, Мак-Клюра. На секунду Могенс задумался, стоит ли идти дальше. В том, что отношения Грейвса с коллегами были не безоблачными, он имел возможность убедиться уже в первый час своего пребывания здесь, но пока что ему удавалось не втягиваться в склоки и держаться особняком. Однако теперь и это было поздно. Момент, когда еще можно было не влезать во все, что связано с этим жутким местом раскопок, безвозвратно упущен.
Не удосуживаясь постучать, Могенс переступил порог и обвел присутствующих беглым взглядом еще до того, как Грейвс и остальные повернулись к нему. Он еще никогда не бывал внутри, но благодаря скупому и тем не менее точному описанию Тома по дороге от Сан-Франциско все здесь показалось ему знакомым. Целая стена была занята массивным стеллажом, доверху заполненным книгами и пергаментными свитками, а массивный стол, за которым сидел Грейвс, был в беспорядке заставлен стеклянными колбами, трубками, горелками Бунзена, тиглями — Могенсу это напомнило скорее кабинет средневекового алхимика, чем лабораторию серьезного ученого начала двадцатого века.
Могенс пробежался по всему рассеянным взглядом. Он не только отдавал себе отчет, что ворвался в разгар спора, но и ясно почувствовал, насколько он здесь неуместен — особенно в данный конкретный момент. Мак-Клюр, который как раз в момент прихода Могенса старался убедить Грейвса, не только на повышенных тонах, но и взволнованно размахивая руками, оборвал себя на полуслове и смущенно оглянулся на него, Хьямс сверкнула на него злобным взглядом, Мерсер просто смотрел в сторону.
— Я не вовремя? — спросил Могенс.
— Вовсе нет, — сказал Грейвс.
Мерсер и Мак-Клюр упорно смотрели сквозь и мимо него, а Хьямс, которой одного воинственного взгляда показалось мало, дала себе труд ответить однозначным «да».
— Заходите, профессор, — как ни в чем не бывало пригласил Грейвс. На его тонких губах играла подчеркнуто приветливая улыбка. — Твои многоуважаемые коллеги говорят как раз о тебе, профессор. Но я полагаю, им лучше поговорить с тобой.
