749
III Вселенский собор (431 г., Эфес) против Нестория, IV Вселен¬ский собор (451 г., Халкидон) против Диоскора и Евтихия. Упомянутая Хомяковым полемика действительно стимулировала более подробное изъяс¬нение (особенно Св. Кириллом Александрийским) православного учения об образе Божием в человеке, однако, хомяковское представление о том, что этот «образ» делает Боговоплощение естественным, в то время разделяли только еретики–оригенисты.
750
К слову «умного» в гиляровском издании было сделано примечание переводчика: «Мы здесь употребляем это слово в том смысле, какое оно имеет у Отцов Церкви» (т. е. в смысле «духовного»). Православ¬ное учение о невозможности разумной природы без собственной воли, или энергии, Хомяков понял как отождествление воли и природы. Судя по продолжению фразы («о нравственном совершенстве…»), именно здесь в его православную догматику проникает морализм.
751
Трактовка VII Вселенского собора (787 г.), очевидно, произвольна (см. литературу выше, в прим. ** к С. 100). Почитание икон является прямым следствием православной веры в Боговоплощение: став по благодати Богом, Церковь творит свой собственный образ; икона Христа есть икона Тела Христова (главное утверждение VII Вселенского собора), т. е. Церкви. Многие подвижники лично обходились без икон, но отрицание иконы в принципе есть отрицание Церкви и Христа.
752
Принятый 8 декабря 1854 г. догмат о непорочном зачатии Божией Матери (зачатие Божией Матери отличалось от зачатия прочих смертных тем, что, по божественному вмешательству, при этом не произош¬ло передачи первородного греха).
753
Рим. 6, 23.
754
Хомяковская критика латинского догмата развивается по наиболее употребительной впоследствии у православных схеме: быть вне первородного греха означало бы быть вне человеческого рода, хотя «Мария — сестра наша, и вси от Адама есмы» (Св. Афанасий Александрийский; Догматика II, 256–261). Этот аргумент несет логические затруднения, имеющие первосте¬пенную важность для понимания Хомякова. Латинское возражение на него: Христос — вне первородного греха, но не считается отделенным от нашей природы. Хомякову не нужно было услышать такое возражение со стороны, чтобы начать самому продумывать ответ (см. С. 169). Затруднение возникло тогда, когда (с XVII в.) православные богословы стали принимать учение о грехе в той форме, которую оно получило в латинской патристике III?V вв., и забыли восточную терминологическую традицию, которая была значи¬тельно более связной и последовательной. В греческой патристике грех всегда определяется как грех личный, и никакого наследственного греха нет; наследуется склонность к греху, хотя почти непреодолимая. Тогда всякое зачатие — «непорочно» в смысле латинского догмата, и безгрешность Христа не лишает Его неотъемлемого свойства нашей природы. К этой форме учения о грехе возвращается современное православное богословие (Meyendorff J. New Life in Christ: Salvation in Orthodox Theology // Theological Studies. 1989. Vol. 50. P. 481–499). Другая форма того же учения строилась на более широком определении греха — не только как личного, но и как самой наследственной слабости. В обычных ситуациях обе формы учения не расходятся в выводах, т. к. влечение ко греху все равно разумеется практически непреодолимым. Разные определения греха возникли из двух возможностей перевода греческого текста Рим. 5, 12: по толкованию всех греческих Отцов, а также в сирийском переводе, его надо понимать как «в ней все согрешили» — в смерти; но в латинском переводе — «в нем», т. е. в Адаме (этот перевод и в старейших славянских рукописях).
755
Послание Восточных патриархов 1848 г.
756
Примечательна терминология: «базис» (base, «основание») — «надстройка» (superstructure).
757
В старой редакции перевода: «Вся будущность в Церкви».
758
La clef de voute, «замочный камень свода».
759
С петровских реформ.
