Проскуров кинул настороженный взгляд в сторону подсудимого.
– Знаю вон того! – ответил он, ткнув пальцем в Кренина. – Видел его в телевизоре, а еще на фотографии в газете.
– А еще, Константин, кого вы знаете? – спрашивал Лещинский. – Будьте благоразумны, ведь вы находитесь под присягой.
– Еще? – розовые губки надулись, как у ребенка.
«Э-э! Да он туп, как пробка», – с облегчением вздохнули мужчины. Им не доставляло удовольствия созерцать мужскую красоту, а осознание того, что прелестный юноша обладает ко всему прочему куриными мозгами, приятно грело душу.
– Я знаком с ней! – Он ткнул пальцем в Василису Павловну.
Лицо женщины приобрело цвет томата.
– И кто же это? – спросил защитник.
– Василиса, – бесхитростно ответил свидетель. – Она, в каком-то роде, моя невеста!
По рядам пробежал шепоток. Судья стукнул молоточком.
– Тишина в зале!
– Подождите, Константин, – остановил Проскурова защитник. – Я правильно вас понял: вы собирались заключить брак с гражданкой Крениной? Когда же?
– Да когда закончится этот процесс! – выложил Проскуров.
– Минуточку, Константин! – недоумевал защитник. – Но Василиса Павловна, между прочим, замужем. А вон тот господин на скамье подсудимых – ее муж.
– Знаю, – ответил свидетель. – Но она разведется с ним, когда его посадят, и выйдет замуж за меня.
– Что, она сама так и сказала?
– Да, она сказала. Еще она говорила, что я намного лучше его… во всех отношениях. Ну, вы понимаете, о чем я говорю?
– Не совсем. Поясните.
– Ну, в смысле секса. – Он облизнул пересохшие губы.
– Ах, вот оно что! – воскликнул защитник. – А ее муж, стало быть, уже никуда не годится?
– Примерно так она и говорила. Полный ноль! Ей приходилось даже покупать кассеты для того, чтобы удовлетворять себя. Представляете?
– А что это за кассеты? – осторожно поинтересовался защитник.
– Ну, специальные кассеты с групповухой. Понимаете?
– Вздор! Это кассеты ее мужа, – возмутился Лещинский.
– Ну, конечно! – захихикал свидетель. – Зачем бы тогда она их прятала в ящике со своим нижним бельем?
– Дурак! – раздался громкий и отчетливый голос с первого ряда.
– Госпожа Кренина, потрудитесь держать эмоции под контролем, – сказал судья. – Недолго вас вывести из зала.
Присяжные уставились на Василису, пытаясь осознать только что услышанные факты. Как эта ангелоподобная женщина умудрилась вляпаться в самую грязь? Сидевшие рядом с ней мужчина и женщина отодвинулись в сторону, словно боясь испачкаться.
На лицо Константина набежала тучка. Он затравленно посмотрел на свою госпожу, ожидая очередной нахлобучки.
– Но, Василиса, – капризно протянул он, – ты же сама говорила, что нам некого стесняться?
Лещинский охотно согласился:
– Абсолютно некого! Здесь все свои. Но ответьте, что скажете вы про мужа вашей любовницы?
– Что сказать? Обыкновенный мужик. Целый день торчит на работе, – пожал плечами Проскуров.
– Тут утверждали, что он занимался не только работой, – многозначительно произнес Лещинский, поглядывая на своего подопечного. – У него была любовница!
– Знаю. Ларка! – ответил Константин.
– В каком смысле вы ее знаете?
– Да в прямом. Встречались с ней пару раз. Скажу вам, она была еще та штучка! Все жениха себе богатого искала. Но я, понятно, не из той породы. Поэтому у нас ничего не вышло. Правда, триппером она меня все же наградила.
– Вы имеете в виду гонорею? – брезгливо сморщился защитник.
– Ее, лихоманку! – подтвердил свидетель. – После этого я завязал с молоденькими. С ними одна морока!
– Ну, так что вы еще скажете про Ларису Лежневу? – вернулся к прежней теме защитник.
– А ничего не скажу! Спуталась она с Крениным. Видимо, ожидала, что он женится на ней. Василиса через нее кучу неприятностей пережила. Ревновала страшно.
Лещинский украдкой взглянул на присяжных. Теперь уже свидетельство о душевных муках госпожи Крениной не вызвало в них положительного отклика.
– Погодите, Проскуров! Как же она ревновала своего мужа, если, как вы утверждаете, Кренина была влюблена в вас?
– Уж не знаю, как это у нее получалось. Но она говорила, что отольются ему ее слезки, что он будет жалеть о своем блуде до конца жизни. Но ведь обманутую женщину легко понять!
– Конечно, конечно! – заверил защитник, многозначительно поглядывая на присяжных.
Кренина сидела, полыхая румянцем.
– Вам известно, что Лара Лежнева мертва? – спросил защитник.
– Как не знать! Не повезло ей, – изрек Проскуров.
– Но вам известно, кто ее убил?
Лицо Константина выразило искреннее недоумение.
– Конечно, известно! Об этом во всех газетах пишут. Лару убил Кренин, разве не так?
– Да, об этом пишут в газетах, – согласился Лещинский.
– А если так пишут, значит, это и есть правда! – убежденно воскликнул Проскуров. – Не думаете же вы, что это сделала Василиса?
– А почему бы и нет? – защитник даже удивился своему внезапному открытию. – Ведь вы что-то говорили об ее ревности?
– Э-э, нет! – всполошился вдруг молодой любовник. – Василиса на это не способна. Мало ли что я вам говорил!
– Господин Проскуров, каждое произнесенное вами слово записывается в протокол! – сурово сказал Лещинский, кивая в сторону секретаря. – Вы только что сказали нам, что у вашей подруги был мотив желать смерти Ларисы Лежневой.
– Да что это вы! – испугался пуще прежнего Константин. – Не делала она это, поверьте. Кроме того, у нее есть алиби. Вот!
– Алиби?! – не поверил своим ушам Лещинский. – А вы хотя бы понимаете значение слова «алиби»?
– Понимаю, не дурак, – едва оправился от шока Проскуров. – Это значит, что Василиса была в другом месте в тот момент, когда убивали Ларку. Ведь это правильно?
– Примерно так, – неохотно согласился Лещинский. – Ну и где же была Василиса Павловна?
Константин набрал полную грудь воздуха.
– Она была со мной! – громко выдохнул он и уставился на присяжных.
Лещинский покровительственно улыбнулся.
– Хорошенькое же алиби! Василиса Павловна была с вами. – Он обернулся к заседателям, словно призывая их посмеяться над заявлением свидетеля. И на самом деле на лицах многих из них появилась легкая улыбка.
Не до смеха было разве что государственному обвинителю. Немиров еще не понимал, куда ведет Лещинский своего свидетеля, но нутром чувствовал, что сейчас произойдет нечто такое, что перевернет его дело с ног на голову. Он рано расслабился, поверив вдруг, что знаменитый защитник выдохся. На самом деле бездействие Лещинского было не чем иным, как хорошо отрепетированным спектаклем, в котором он, прокурор Немиров, сыграл роль тряпичного Петрушки.
В это время драма разворачивалась, как по заранее написанному сценарию.
– Нет-нет! – возмущался Проскуров тому, что его подняли на смех. – В вечер убийства Лежневой мы были вместе. Найдутся свидетели, которые смогут подтвердить это, ведь мы были на премьере нового фильма!
– Да почему же вы раньше об этом не сказали?! – Лещинский вмиг стал серьезным. – Это ведь в корне меняет дело.
– Правда?! – обрадовался Проскуров.
– Конечно, – заверил его защитник. – А то Василиса Павловна сказала нам здесь, что в вечер убийства была у дома Ларисы, и я, грешным делом, уже подумал…
– Нет-нет! – замахал руками Проскуров. – Она оговорила себя. Мы были вместе. Вы не представляете, у меня даже билеты сохранились. Кто бы мог подумать, что они нам так пригодятся!
– Ну, тогда, разумеется, какие могут быть сомнения!
– Я так рад, что вам помог! – искренне заявил Проскуров.
Прокурор едва сдержался, чтобы не застонать от отчаяния. Этот невесть откуда взявшийся дурачок ломал ему все дело…
Дальнейшее запечатлелось в сознании государственного обвинителя отдельными фрагментами:
…– Прошу приобщить к материалам дела вещественные доказательства – билеты на премьеру фильма «Куда приводят иллюзии», – говорил Лещинский хорошо поставленным голосом судебного оратора. – Обратите внимание, господа присяжные, на время сеанса. Девять часов вечера того самого дня, когда убили бедную Лару.
Присяжные из рук в руки передавали маленькие голубые бумажки с четким оттиском времени и даты кинопремьеры.
«А куда завели меня мои иллюзии?» – рассуждал прокурор…
– …Прошу приобщить к материалам дела фотографии известного репортера газеты «Неделя» Бориса Гофмана, сделанные в ходе презентации нового кинофильма, – солировал Лещинский. – Господа присяжные, поглядите хорошенько. Вот наша «звездная пара» с удовольствием позирует на красной ковровой
