– Я говорю о Дмитрии Александровиче и скромной девушке Норе, – пояснила Лиза. – Ну, что касается вашего мужа, тут все предельно ясно. Самовлюбленный охотник за богатыми невестами, с вашей точки зрения, заслуживал наказания. Проведя пятнадцать лет в заключении, он вышел бы на волю тогда, когда от его красоты остались бы одни воспоминания. Нора Малинина, выдаваемая за маникюршу, появилась в вашем доме не случайно. Сбивая молодого мужа с пути истинного, она готовила почву для будущего расследования. Вроде бы ее роль невелика, но именно благодаря Норе дело засверкало необходимыми красками. Чего стоило покушение на вашу жизнь, совершенное в присутствии дюжины свидетелей на берегу озера! Инга Петровна мастерски разыграла роль утопленницы. Каково было ей, чемпионке среди юниоров по плаванию, тонуть в десятке метров от берега, которые она покрыла бы несколькими движениями тренированных рук? Ее «спасли». Самое бы время успокоиться, но нет! Она умело настраивает прислугу против своего супруга, да так, что каждый из тех, кто работал в доме, оказавшись в зале судебного заседания, совершенно искренне «топит» молодого хозяина. Как хороший художник, Инга Петровна выверенными мазками создает нужный эффект. Штрих – и вот вам пес Прутик, загубленный живодером Серебровым. Еще мазок! – и бедная, перепуганная горничная рассказывает о телефонном разговоре между хозяевами, где Дмитрий, подобно злобному чудовищу, изрыгает угрозы в адрес жены. Таким образом, когда наша мастерица создала нужный депрессивный фон жития семейства Серебровых, пришел черед цветовых эффектов. Тут уже в ход пошли свидетели-тяжеловесы: управляющий Константин и маникюрша Нора. Последняя, правда, по части обличающих доказательств явно перегнула палку, но суд уже не замечал таких нюансов, записывая все новые и новые очки в пользу обвинителя. Вот только бедная девушка не рассчитала. Активно помогая преступнику, она и сама стала нежелательной свидетельницей. Поэтому, как только появилась удобная возможность, ее убрали. Смерть Малининой списали опять же на Дмитрия, благо для этого было все, что нужно: мотив и возможность. И вот уже Серебров, с тянущимся за ним кровавым шлейфом, осваивает чердаки и подвалы родного города. А госпожа Сереброва, о которой никто никогда и не вспоминал иначе как с известной присказкой: «Пусть земля ей будет пухом!», готовила пути к лучшей жизни за рубежом. Пунктом назначения избран солнечный Кипр, не так ли? Признаться, последний факт я почерпнула только что из вашего разговора, дыша пылью портьер…
Дубровская остановилась, чтобы отдышаться. Тут, по законам жанра, должны были раздаться аплодисменты.
Их не последовало. Вместе с тем ее слушатели, каждый по-своему, переваривали обличительную речь. Павел Алексеевич, сидя с расстроенным лицом в том же кресле, вертел в руках шляпу, словно удивляясь, откуда она взялась. Серебров, насупившись, переводил взгляд с жены на ее любовника. Инга Петровна молчала выразительно. Во взгляде ее стальных глаз отчетливо прослеживалась напряженная работа мысли.
– Я вас недооценила, – проговорила она наконец, обращаясь к Елизавете. – Признаться, тему возможной кандидатуры защитника для своего мужа я даже не рассматривала, прекрасно осознавая, что ему назначат бесплатного адвоката. А что можно было от него ожидать? Присутствия на судебных заседаниях, единичных вопросов свидетелям и вялой речи в прениях. Кто бы мог подумать, – вот уж не укладывается в моей голове до сих пор! – что вы проделали такую грандиозную работу просто так, даже не из-за денег?
– У ее мужа денег столько, что она может позволить себе роскошь работать ради удовольствия, – отозвался Вощинский.
– Это мало что на самом деле меняет, – одернула его Инга Петровна. И, обращаясь к Елизавете, продолжила: – Мой муж не заслуживал такой защиты, но ему, как видно, повезло. Вы отличный адвокат, и при других обстоятельствах я бы предложила вам немалые деньги за сотрудничество. Но сейчас вы поставили меня в затруднительное положение, из которого нет выхода.
– Нет безвыходных положений, есть только неприятные решения, – повторила Елизавета однажды услышанное выражение. – Мне нужно от вас одно: вы должны помочь мне снять все обвинения с вашего супруга.
– И самой сесть в тюрьму? Да вы с ума сошли, что ли! Неужели, потратив столько усилий для того, чтобы стать свободной, я добровольно сдамся? Да еще из-за того, чтобы спасти какого-то проходимца. Вы шутите!
– Довольно, – засопел Дмитрий, – здесь меня уже достаточно оскорбляли. Если у Инги не осталось к нам вопросов, мы, пожалуй, пойдем.
– Да, так будет лучше, – согласилась Дубровская, делая шаг к двери. – У вас будет время обдумать создавшееся положение.
Инга Петровна недобро улыбнулась:
– И вы думаете, что сможете так просто отсюда уйти?
– А что, нам кто-то может помешать? – осведомился Дмитрий.
Вопрос застыл у него на губах, поскольку Сереброва, отогнув в сторону полу блестящего плаща, достала из-за пояса пистолет. И направила его в сторону своих незваных гостей.
– Вы никуда отсюда не уйдете! – сказала она, снимая оружие с предохранителя.
– Инга, что ты делаешь? – вскричал Вощинский, роняя на пол шляпу. – Опомнись! Он же может выстрелить!
– А ты думаешь, я собираюсь кого-то пугать? Поздно, милый. Проблему нужно решать радикально.
– Но ты же берешь на себя еще два трупа! – не унимался Павел Алексеевич. – Тебе ни за что не отвертеться!
Елизавета же, услышав, что ее при жизни уже величают трупом, невольно содрогнулась. Серебров стоял, парализованный страхом, разглядывая, как блестит в электрическом свете вороненая сталь.
– Не отвертеться, говоришь? – усмехнулась Инга Петровна. – Если ты мне поможешь, я выйду сухой из воды. Правда, тебе придется немного промочить ноги.
– Для тебя – все что угодно. Только не проси меня убивать!
– Это не потребуется, – заверила его Сереброва, держа своих заложников на прицеле. – После того как все будет закончено, ты вызовешь милицию и предъявишь им следующую версию. Госпожа Дубровская решила провести одно из своих следственных мероприятий ночью, чтобы ей никто не мешал. Что она искала в нашем доме – без особой разницы. Следователь прокуратуры, которого она периодически доставала результатами своих поисков, не удивится ее сумасбродству. Родственники Дубровской, привыкшие к ее ночным вылазкам, не заподозрят ничего особенного. Все бы для нее прошло благополучно, если бы не печальное совпадение: той же ночью, в том же доме, но часом раньше появился ее подзащитный, Дмитрий Серебров. Он спокойно обчищал сейф, выгребая оттуда семейные ценности, и не особо обрадовался визиту своего адвоката. Слово за слово, возник конфликт, нечаянным свидетелем которого явился настоящий хозяин дома, господин Вощинский. Он попытался вмешаться, но злодей, вооруженный вот этим пистолетом, уже произвел выстрел, смертельно ранив адвоката. Опасаясь стать очередной жертвой серийного убийцы, Вощинский напал на Сереброва. В нелегкой борьбе он завладел оружием, и в потасовке Дмитрий Серебров был застрелен. Ну, как вам версия?
Она обращалась к Дубровской, словно призывая ее дать правовую оценку придуманной только что сказке.
Елизавета пожала плечами.
– Вообще-то может и прокатить. Но Вощинского все равно осудят, – заметила она. – За превышение пределов необходимой обороны.
Инга улыбнулась:
– Ну, я думаю, наказание ему назначат условно. Это сущий пустяк, учитывая будущие годы, которые мы проведем вместе с ним на Кипре. Про меня, понятно, никто и не вспомнит. Ну а Елизавету Германовну наградят какой-нибудь грамотой. Посмертно.
Дубровскую не порадовала такая перспектива. Но, по всей видимости, Вощинскому также было что возразить. Он встал с кресла и осторожными шажками приблизился к Серебровой.
– Прошу тебя, дорогая, – нежно проговорил он, не сводя взгляда с дула пистолета. – Есть еще один вариант: мы уезжаем за границу, а они тут делают что хотят. Пусть нас объявят в международный розыск, мы найдем страну, откуда нас не выдадут. Мы будем вместе.
– По-моему, замечательный вариант, – проговорил вдруг молчавший до сих пор Серебров. – Очень-очень хороший вариант. Мы живы, а вы вместе. Катитесь куда хотите.
– Не болтайте ерунды! – разозлилась вдруг Инга Петровна. – Мы не успеем даже сесть в самолет, нас арестуют. Я не собираюсь верить этим двоим на слово.
– А поверить-то придется! – раздался вдруг громкий голос, и в проеме двери возникла мужская фигура.
– Андрей! – обрадовалась Елизавета. – Как ты вовремя! Меня тут, кажется, собираются убить.
– Ну, Инга Петровна не станет стрелять, – заверил ее Андрей, внимательно следя за пистолетом в руках Серебровой. – Во дворе полно милиции, дом окружен. Зачем осложнять и без того сложное положение? Верно, Инга Петровна? Отдайте-ка мой пистолет…
Он протянул руку. Сереброва не подчинилась, отведя ствол в сторону, словно размышляя, что же ей с ним делать дальше.
Все произошло мгновенно. Павел Алексеевич, стоявший у нее за спиной, попытался вырвать оружие. Раздался выстрел. Вощинский упал как подкошенный. Елизавета присела, зажав голову руками. Пистолет упал на пол.
По лестнице уже бежали люди…
Глава 38
Когда на следующее утро Дубровская открыла глаза, то все произошедшее накануне показалось ей не более чем сном. И в самом деле, можно ли поверить в реальность ночного кошмара, когда в окна бьют неугомонные лучи весеннего солнца? Жизнь на Сосновой вилле шла своим чередом, и в ее неторопливой безмятежности можно было черпать для себя покой и умиротворение.
Дворник безжалостно разбрасывал оставшийся снег, словно для хозяев имело первостепенное значение, когда с лужаек сойдут последние островки зимы: сегодня или через неделю. Ольга Сергеевна отдавала кухарке распоряжения относительно обеда и ужина так, как делала вчера и два дня назад, так, как будет делать завтра и через месяц.
«Интересно, а если бы вчера меня, а не Вощинского задела шальная пуля, выпущенная из пистолета Серебровой, неужели все осталось бы по-прежнему? – спрашивала себя Лиза. – Ну, насчет солнца понятно. Оно встает и садится за горизонт вне зависимости от того, кто из людей родился, а кто умер. День за днем, год за годом оно совершает свой круговорот, от которого можно было бы сойти с ума, если бы мы жили вечно. И небо останется прежним, и облака, и лес на взгорке, если, конечно, его не вырубят под строительство дач. Ну а вот люди? Насколько значима для них чужая жизнь? Неужели дворник так же гремел бы лопатой, не вернись я вчера из дома Серебровых? А Ольга Сергеевна, с ее неизменным ритуалом семейных обедов, все так же донимала бы кухарку? Что оказалось бы сильнее: многолетняя привычка или дань памяти?»
Размышления вернули Дубровскую к событиям суматошной ночи. Финал ее можно было представить в нескольких картинках.
Итак,
– Примите-ка вот эту дамочку, – говорит следователь двум плечистым ребятам в форме, прихватывая Сереброву за локоток. – Уж больно прыткая попалась. С виду, похоже, приличная, а стрельбу здесь устроила – аж дым коромыслом! Кто такая будете? – прокричал он в ухо задержанной, пытаясь голосом перекрыть невообразимый шум в доме.
Женщина и ухом не повела, только презрительно сощурилась.
– Ну, не хочешь – не говори. Сами разберемся.
