мест, отстоящих на сотни километров. Жившие вдоль Дуная крестьяне, на территории нынешних Венгрии, Чехии, Центральной Германии и в долине Рейна носили браслеты и бусы, изготовленные из раковин Spondylys gaederopi, доставлявшихся из Средиземноморья.
Импорт вовсе не сводился только к предметам роскоши. Твердый базальт из Нидермендига близ Майнца на Мозеле использовался для ручных жерновов даже в долине Мааса в Бельгии и, возможно, даже жителями Юго-Западной Англии. Прекрасные поделочные камни, обсидиан с Ближнего Востока и из Центральной Европы, высокосортные кремни и привлекательный зеленый камень (вулканического происхождения) для топоров перевозились на дальние расстояния.
Даже горшки, причем, вероятно, с содержимым, привозились из долины Майнца в селение Линденталь у Кельна, расположенное в 80 километрах ниже по течению Рейна. Гончарные изделия служили предметом частых обменов между неолитическими поселениями в Фессалии. Этнографы говорят о весьма интенсивной торговле между современными удаленными друг от друга примитивными сообществами, чьи орудия изготавливаются по той же методике, как и в период неолита.
Более того, неолитическая экономика, похоже, не исключала возможностей для образования зачатков специализации между сообществами, причем даже в начале палеолита. В Египте, на Сицилии, в Португалии, Франции, Англии, Бельгии, Швеции и Польше в период неолита добывали кремень. Там была разработана техника проходки шахт сквозь меловые отложения и сооружения подземных галерей, чтобы добраться до нижних слоев. Из полученного материала здесь изготавливались топоры, которые обнаруживаются на обширной территории. Ученые признают, что рудокопы действительно являлись весьма искусными специалистами и жили за счет обмена своих продуктов на запасы зерна и мяса, производимые крестьянами. И сегодня несколько деревень в Меланезии и Новой Гвинее определенным образом специализируются на изготовлении гончарных изделий и снабжении других на весьма обширной территории, перевозя их даже за море.
Сообщества древних ремесленников продолжали сосуществовать бок о бок с производителями пищи. Последние теперь обменивались своими продуктами с охотниками и собирателями в обмен на дичь и продукты джунглей. Те же самые отношения, возможно, существовали и в прошлом. Скотоводы неолита и «шахтеры» Южной Англии использовали огромное количество оленьих рогов в качестве кирок, хотя кости оленей не слишком бросаются в глаза среди отходов еды. Возможно, рога предоставлялись потомками охотников мезолита, продолжавшими жить на зеленых равнинах, расположенных гораздо севернее.
Теперь, преследуя добычу, охотникам приходилось уходить дальше и чаще заниматься первичной обработкой земли и выращиванием скота. Они, вероятно, преднамеренно соединяли охотничьи вылазки с перевозкой тех экзотических предметов, которые пользовались спросом в неолитических поселениях.
В Уилтшире и на острове Англси торговля топорами, сделанными в горах Северного Уэльса, сочеталась с обменом излишков продуктов на керамику. Этим товарообменом занимались потомки местного мезолитического населения и сообщества пришедших с запада сельскохозяйственных племен. Скорее всего, в результате подобных связей и появились профессиональные купцы, перешедшие от производства к занятиям торговлей.
Так что самодостаточность неолитических сообществ, вероятнее всего, оказывалась скрытой, но не фактической, и редко, строго говоря, сохранявшейся на одном месте. В этот период времени установились более широкие и разносторонние взаимосвязи между различными группами, нежели среди палеолитических охотников и собирателей. Неолитическая революция в определенной степени способствовала накоплению и обмену опытом.[2]
Тем не менее контакты между внешним миром и неолитическими поселениями, находившимися в оазисах, окруженных пустыней или непроходимыми лесами, или в горных ущельях, зажатых ледниками и труднопроходимыми хребтами, имели преимущественно случайный характер. Большую часть времени люди занимались тем, что приспосабливали свое хозяйство, орудия труда и постройки к специфическому природному окружению и обеспечению изолированного существования. Последнее давало каждой группе людей особые возможности для открытий и изобретений (или, скорее, заставляло это делать). Поэтому в каждом таком сообществе развились собственные традиции, приспособленные к местным условиям жизни. И именно данные свойства выявляют археологические и этнографические наблюдения.
Следовательно, единой и всеобщей «неолитической культуры» не существовало, речь идет о бесконечном множестве локальных культур. Каждая из них отличалась разнообразием выращиваемых растений, типами разводимых животных, различным соотношением между земледелием и скотоводством, особенностями в размещении поселений, в плане и устройстве домов, форме и материале топоров и других орудий, форме и орнаментах гончарных изделий. Еще большие несоответствия отмечаются в погребальных обрядах, устройстве амулетов и стилях в искусстве.
Каждая культура отражала приблизительное приспособление к особенному окружению с более или менее соответствующей этому идеологией. Различия складывались из множества незначительных открытий или изобретений, вначале носивших исключительно местный, локальный характер и зависевших от геологических, климатических или ботанических особенностей среды обитания или исходивших из спорных, иногда необъяснимых индивидуальных особенностей людей.
Вот почему мы не можем говорить о «науке, изучающей неолит», а только о «науках, изучающих неолит». Первобытные сообщества располагали и успешно применяли богатый набор достигнутых опытным путем традиций, часто основывавшихся на более активном эксперименте, нежели у их предшественников. Они действительно включали новые открытия в таких областях, как гончарное дело, биохимия выпекания и брожения, сельскохозяйственная ботаника и тому подобные традиции, совершенно неизвестные в палеолите.
Каждым сообществом все эти традиции передавались и обогащались по-своему. Так, в частности, не существовало универсальных гончарных знаний, однако общая техника изготовления изделий из глины оказывалась схожей. Даже если подобные традиции казались вариациями на одну тему, передавшие их женщины вряд ли различали основную технологию и ее вариации.
Практическая техника была неразрывно связана с множеством плодотворных заговоров и ритуалов. Даже высокообразованные греки все же боялись демона, имевшего привычку ворочаться в горшках на огне, так что прикрепляли к очагу устрашающую маску горгоны, чтобы напугать его и отогнать прочь.
Тем не менее связи, которые очевидно имели место между неолитическими сообществами, способствовали некоему обмену техническими идеями. В этом процессе сравнение может помочь нам отсеять несущественное. Последующая история науки во многом снимает смешение полезных идей, когда среди традиций и ритуалов различных довольно изолированных сообществ отбирались наиболее эффективные.
Несмотря на явно увеличившийся контроль человека над природой, магические ритуалы продолжали использоваться в повседневной жизни людей. Прямое доказательство сказанному находим в амулетах, изготавливавшихся в период неолита в Меримде (Египет) и распространенных по всему Средиземноморью. Например, встречаются просверленные миниатюрные топорики, предназначенные для ношения на шее. Возможно, люди того времени верили, что такая модель дарует ее носителю нечто вроде необычной власти, или
Торвальд пишет, что и процесс изготовления орудий «в обществе, славящемся своим мастерством, обставлялся многочисленными ритуалами, запретами и оберегами». Они касались и выбора сырья, и самого процесса работы, и обязательного испытания готового орудия, в ходе которого происходило его символическое наделение чудесной силой.
Совершенно очевидно, что неолитические сообщества нуждались в идеологической поддержке не меньше, чем их предшественники. Прежде всего это касается погребальных ритуалов. В большинстве неолитических сообществ умерших хоронили в особых местах (или на постоянных кладбищах, или за пределами поселения), причем более торжественно, чем это делали палеолитические охотники. В их основе лежит представление о подобии мира живых и мира умерших.
В средиземноморском мире данная традиция выразилась в сооружении обширного подземного жилища для усопшего. В Западной и Северной Европе оно строилось в яме из огромных камней, а поверх него насыпали высокий курган, что придавало месту погребения еще большее общественное значение. Ингумационный погребальный обряд существовал далеко не у всех древних народов, поскольку представления о загробном мире могли существенно различаться. Например, у народов, живших на берегах
