– Зайчик, я уверена, что это просто журналистский трюк! – не уступала дама в одеяле. – Он водит тебя за нос.
На крутом лбу хоккеиста появилась морщинка. В глазах мелькнуло нечто очень похожее на мысль. Но не прошло и минуты, как и то и другое исчезли без следа. Процесс был завершен.
– Вообще-то я верю старику, – вынес вердикт детина. – Не очень он похож на репортера. В его возрасте уже нянчатся с внуками, а не лазают в поисках приключений по чужим балконам.
Грановскому были не совсем приятны эти умозаключения, тем более что в душе он чувствовал себя ничуть не старше этого рослого остолопа.
– Дедушка, – продолжил экзекуцию хоккеист. – Я вас не зашиб случайно дверью? Так ведь недолго и сотрясение мозгов получить!
«Сотрясение мозга», – поморщился Семен Иосифович, но поправить вслух верзилу не решился. Что ожидать от человека, у которого вместо головы шайба? Однако последняя фраза вызвала у него какие-то смутные ассоциации.
Он взглянул на дверь. Ну, конечно! Ручка была правильной круглой формы. По окружности имелся ободок не то в виде зубчиков, не то в виде лепестков. На глаз, размеры отметины на лбу Афонина и этой металлической штуковины казались одинаковыми.
Грановский, должно быть, со стороны производил странное впечатление. Парочка, шушукаясь, скрылась за дверью.
– Оставим его в покое, – проявил снисхождение хоккеист. – Если это не извращенец, который подглядывает за парочками, то он наверняка мирный дедуля, собирающий бутылки. В любом случае это нам фиолетово!
Грановский не оскорбился. Он был занят своими мыслями.
Так вот оно, орудие, повредившее и без того больную голову Афонина. Кто бы мог подумать, что им оказалась обыкновенная дверная ручка! Петр Никанорович, как любопытная Варвара, прильнул к замочной скважине. Надо же было такому случиться, что именно в этот самый момент из дома вылетела Елизавета. Напуганная страшной картиной убийства, девушка неслась как торнадо. Хлопнув растяпу-юриста по голове дверью, она даже не поняла, что случилось. Равно и сама жертва не успела ничего осознать. Воспоминания о перекошенном лице Дубровской и неведомом огромном орудии в ее руках оказались незамысловатыми байками Афонина, желающего придать значительность происшествию, не стоящему и выеденного яйца.
Семен Иосифович достал из кармана фотоаппарат и сделал несколько снимков дверной ручки. Едва он успел закончить, как дверь распахнулась снова. На пороге предстала разъяренная знаменитость. Но, наученный горьким опытом, Грановский на этот раз оказался проворнее. Он не только избежал удара, но и в два прыжка преодолел расстояние от крыльца до своего автомобиля. Звезда хоккея не решилась преследовать старого адвоката, очевидно, опасаясь других ловких журналистов, сидящих в кустах и на деревьях.
– Отдай фотоаппарат! – кричал верзила.
Ему вторил тоненький женский голос:
– Я тебе говорила, что это проныра из какой-нибудь паршивой газетенки! А ты – бутылки, бутылки…
Несмотря на то что до окончания назначенного Мартой срока еще оставалось время, Дубровская чувствовала себя очень неуютно. Пристальный взгляд водянистых глаз сокамерницы преследовал ее даже во сне. Поэтому, когда надзиратель вызвал Марту на следственное действие, Елизавета вздохнула свободно. Это означало, что целый день она проведет одна. Даже соседство с королевой не особенно беспокоило Дубровскую. Та часами обсуждала с Верстой какие-то свои личные проблемы и на все, что творилось в камере, смотрела сквозь пальцы.
– Получить срок из-за какой-то гадины, которая нарывалась на неприятности по собственной дури, это, скажу тебе, страшная невезуха! А вот его можно было и не убивать, – жаловалась Регина.
Верста, как водится, со всем соглашалась.
Лиза навострила уши. Оказывается, королева убивала не только женщин, но и мужиков. Это была новость!
– Если бы все можно было вернуть, ты поступила бы по-другому?
– Ох, не знаю! С одной стороны, он вытер об меня ноги. Что мне оставалось делать? Но с другой стороны, это ведь была любовь!
Странный диалог продолжался, а Лиза никак не могла взять в толк, о какой любви плачется Регина. Судя по ее сведениям, в любовницах мужеподобной дамы числились только молоденькие девушки.
Дубровская настолько была удивлена, что выпустила из рук кружку. Та гулко ударилась об пол. Женщины вздрогнули. Они, должно быть, увлеклись беседой и не заметили, что позади них, как тень, бродит Елизавета. Та собиралась попить чайку за общим столом, но принятый в камере этикет не позволял беспокоить «избранных» во время трапезы.
Видимо, воспоминания вызывали у Регины меланхолию, поскольку она никак не отреагировала на оплошность девушки. Она лишь устало взглянула на виновницу шума, что-то пробормотала сквозь зубы и отправилась на свое место, к окну. Зато Верста решила провести воспитательное мероприятие.
– Ты что здесь уши распустила? – набросилась она на Лизу. – По шее захотела?
– Нет, – испугалась девушка. Но вместо того, чтобы убраться подальше от неприятностей, она вдруг ляпнула: – Это его Регина избила до смерти?
Если Верста потеряла дар речи, то только на мгновение.
– А тебе-то что за дело? Проваливай на свою вонючую шконку.
Дубровская не обиделась. Жизнь в тюрьме научила ее терпимости.
– Простите, я не хотела подслушивать. Это получилось случайно. Скажу только, что, с моей точки зрения, суд присяжных стал бы для Регины неплохим вариантом. У нее были бы шансы…
– Да ты кто такая, чтобы давать советы? – возмутилась Верста. – Я тебя научу хорошим манерам! Тебя разве не предупреждали, чтобы ты держала свой поганый рот на замке, а говорила только тогда, когда к тебе обращаются старшие?
Неизвестно, чем бы окончилась эта перепалка, если бы не вмешалась Регина.
– Эй, что там у вас?
– Да вот, тут эта чокнутая решила нас научить уму-разуму. Не обращай внимания. Я сама с ней разберусь.
– Пусть подойдет сюда, – распорядилась королева. – Это, в конце концов, любопытно.
Проклиная себя за собственное безрассудство, Дубровская подошла к Регине. Та осмотрела ее с головы до пят, словно видела в первый раз. Должно быть, внешний вид Елизаветы показался ей забавным. Женщина нехорошо улыбнулась.
– Девочка моя, – подозрительно спокойно произнесла она. – Вот этой самой рукой я запросто могу выбить дух из некоторых мужичков, норовистых с виду, а гнилых – изнутри. Тебя же я могу перешибить одним плевком.
Дубровская посмотрела на ее могучие кулаки. У нее не было оснований не доверять доводам Регины.
– Ты, возможно, считаешь себя очень храброй. Но это мы поправим, – продолжала Регина. – А может быть, ты – просто дура. Тогда бить тебя – только зря терять время.
– Ни то ни другое, – замотала головой Лиза. – Я хотела помочь.
– А ты случайно не приходишься любимой дочерью председателю суда? Тогда твоя помощь была бы кстати, – усмехнулась Регина.
– Лучше! – расхохоталась Верста. – Она прячет за пазухой волшебную палочку. Да, крошка?
– Вы не угадали. Я – адвокат. Решила, что мои знания могут быть вам полезными…
– Это что, опять шутка?
– Разумеется, Регина. Ну откуда в нашей камере взяться адвокату?
– Тем не менее я говорю правду.
– Чем докажешь?
Лиза пожала плечами.
– А вы спросите меня какую-нибудь статью Уголовного кодекса, я вам отвечу, – предложила она.
– Эка, удивила! – рассмеялась Регина. – Я тоже так умею.
Действительно, многие узницы наизусть цитировали тюремную библию. В этом Дубровская уже имела возможность убедиться.
– Ну так как же по-другому я могу вам доказать? – растерялась она. – Адвокатское удостоверение у меня забрали.
– Как? – на секунду задумалась Верста. – Скажи-ка нам, сколько стоит твоя юридическая консультация?
– Решение одного вопроса, если бы я была на воле, обошлось бы вам в пятьсот рублей.
– Почему так дорого? – хором возмутились узницы.
– А вот это уже второй вопрос, – ответила Лиза. – Оформлять квитанцию?
– Узнаю жлобские повадки моего адвоката, – нахмурилась Регина. – Только он не предлагал мне оформить договор. «Не будем бюрократами, милая. К чему вам эта бумажка?» – вот что пел мне этот поганец. Теперь плакали мои денежки…
– Ну что же, – подвела итог Верста. – Если ты врешь, крошка, то делаешь это натурально. Меня ты почти убедила.
– Выкладывай, что ты там говорила про суд присяжных? – потребовала Регина.
– Это неплохой шанс. Я, конечно, вашу историю слышала краем уха. Вот если бы я знала подробности…
Имя для Регины выбирал отец.
«Я хочу, чтобы моя дочь была королевой! – восклицал он. – Ею будут восхищаться. Поклонники станут осыпать ее цветами, посвящать ей сонеты!»
Увы! Пылкий папаша так и не убедился, воплотится ли его мечта в действительность. Он смотался с новой Музой, едва дочери исполнился год. Имя же с девочкой осталось на всю жизнь…
«Надо же было так назвать ребенка, – удивлялись воспитательницы в детском саду. – Отец исчез, мать спилась, зато дочь ни дать ни взять принцесса датская».
Регина ничем не напоминала то изнеженное изящное создание, которое лелеял некогда в своих грезах отец. Она была крупноголовой, крепкой, как мальчишка. Коротко стриженная, с ободранными коленками и крутым характером, девочка внушала ужас образцовым одноклассницам и чопорным учителям. К ней как-то очень быстро приклеилась репутация «трудного подростка».
Регина предпочитала общество ребят, рано начала курить. Конечно, ее мать за алкогольной завесой ничего не замечала.
Но в подворотню девочку толкало не врожденное стремление к пороку. Там, как это ни странно звучит, она искала любовь. Нет! В силу своего юного возраста она еще не стремилась к физической близости. Ей просто хотелось быть кому-то нужной. Ребята считали ее «своим парнем», делились папиросами, похлопывали по плечу. Регина была почти счастлива. Но когда они начинали обсуждать дворовых девчонок, ей хотелось зажать уши руками и завизжать. Она не
