хроника не сообщает. Отправляясь в походы, Олег спокойно оставлял повзрослевшего Игоря управлять Киевом, очевидно, не опасаясь переворота. В те времена и в той среде главенство определялось не родословием, а лидерскими качествами. Карамзин наверняка прав, когда предполагает: «Приученный из детства к повиновению, Игорь не дерзал требовать своего наследия от Правителя властолюбивого, окруженного блеском побед, славою завоеваний и храбрыми товарищами».
Если сравнить величественные достижения основателя с весьма скромными итогами следующего княжения, можно предположить, что Олег был во всех отношениях мощнее и масштабней Игоря, которому не приходило в голову заявлять о своих правах, если они у него и были.
Олег был прежде всего дальновидным стратегом, заложившим прочную основу для нового государства. Все его поступки выглядят логичными. Они были направлены на создание военно-экономической модели, которая окажется эффективной и жизнеспособной.
Потратив некоторое время (если верить летописи – три года) на упрочение своей власти в Новгороде, Олег приступил к осуществлению амбициозной задачи: взять под контроль весь великий речной путь из Балтики в Византию.
Объединение Руси
Новгородский правитель двинулся на юг, как это сделали примерно четвертью века ранее Аскольд и Дир, но этот поход был организован с гораздо большим размахом. В экспедиции участвовала не только варяжская дружина, но славянские и финские отряды.
Действовал Олег с присущей ему обстоятельностью. Он не торопился. Сначала занял Смоленск, главенствовавший над днепровскими волоками, и посадил там своего наместника. Потом спустился по Днепру и оккупировал центральный город северян Любеч, где тоже сменил местную областную верхушку на своих людей. Поскольку летопись не упоминает о каких-либо сражениях, резонно предположить, что два эти завоевания дались новгородцам бескровно.
Лишь после этого Олег взялся за более трудную задачу – покорение Киева, который был ключевым пунктом всего торгового пути из варяг в греки.
Это был не Смоленск и не Любеч, здесь прочно утвердились Аскольд и Дир со своей испытанной в боях варяжской дружиной. Битва или осада могли бы дорого обойтись Олегу, но хитрый князь и тут умудрился избежать потерь.
«Повесть временных лет» рассказывает: «И пришли к горам Киевским, и узнал Олег, что княжат тут Аскольд и Дир. Спрятал он одних воинов в ладьях, а других оставил позади и сам приступил, неся младенца Игоря. И подплыл к Угорской горе, спрятав своих воинов, и послал к Аскольду и Диру, говоря им, что-де «мы купцы, идем в Греки от Олега и княжича Игоря. Придите к нам, к родичам своим». Когда же Аскольд и Дир пришли, выскочили все остальные из ладей, и сказал Олег Аскольду и Диру: «Не князья вы и не княжеского рода, но я княжеского рода», и показал Игоря: “А это сын Рюрика”». Без дальнейших объяснений Олеговы воины накинулись на киевских князей, «и убиша Асколда и Дира, и несоша на гору, и погребоша на горе».
В «Никоновской летописи» сообщаются еще некоторые подробности этого ловкого предприятия. Олег-де попросил местных правителей посетить его на ладье, потому что он тяжко болен, однако имеет важные новости и кроме того привез ценные дары – бисер и украшения. Вероятно, это было сделано для того, чтобы на берег явились оба князя, не желая остаться без подношений.
Коварство Олега российские историки оценивают по-разному. Романтический Карамзин сокрушается, но оправдывает князя нежеланием затевать большое сражение с братьями-викингами: «неприятная мысль сражаться с единоземцами, равно искусными в деле воинском, принудила его употребить хитрость». А вот военный историк генерал Нечволодов ничего неприятного в операции по захвату Киева не усматривает и пишет про хитроумного Олега: «самое его совершение должно и в наши времена, несмотря на то что с тех пор прошло уже более тысячи лет, служить примером, достойным подражания».
Конечно, невозможно поверить, будто Олег узнал о киевском княжении Аскольда и Дира, только подплыв к городу. Нет никаких сомнений, что Киев был изначальной и главной целью всего большого похода.
Здесь, достигнув цели, Олег и остановился, завершив объединение Руси – вернее, пока лишь взяв под контроль становой хребет новой страны: балтийско-черноморскую водную трассу. Произошло это, очевидно, не в 882 году, как утверждает «Повесть временных лет», а несколько ранее.
Карамзин аппетитно описывает преимущества новой столицы: «Веселое местоположение, судоходный Днепр, удобность иметь сообщение, торговлю или войну с разными богатыми странами – с Греческим Херсоном, с Козарскою Тавридою, с Болгариею, с Константинополем – пленили Олега».
И объявил Олег: «Се будет мать городам русским». Очевидно, эта хрестоматийная фраза была произнесена на каком-то скандинавском диалекте, где слово «город» относится к женскому роду. На славянский лад было бы естественней наречь Киев «отцом русских городов».
Собирание земель и подготовка
Однако вовсе не захват Киева был окончательной целью основателя-объединителя. Речной путь не имел никакого смысла, пока не восстановятся торговые связи с Константинополем-Царьградом, то есть «царем среди городов». Эту торговлю требовалось сделать не только постоянной, но и более выгодной. На подготовку к финальному этапу монументальной задачи, от которой зависело благополучие новорожденного государства, Олег потратил почти всё время своего правления.
Каждое начинание великого князя (просто «князьями» вскоре стали именоваться областные наместники) было подчинено этой магистральной цели.
Первым делом понадобилось обеспечить безопасность изначального пункта экспансии и одновременно крайней точки речного пути – Новгорода. Мы знаем, что Олег оставил в прежнем своем владении дружину, на содержание которой новгородцы должны были ежегодно выплачивать 300 гривен (около 60 килограммов) серебра. Как я уже писал, исходя из примерных расценок выплаты варяжского жалованья, дошедших до нас благодаря одной из скандинавских саг, на эту сумму, вероятно, можно было содержать сотни три воинов. Небольшой размер гарнизона, должно быть, объяснялся тем, что новгородцы и не думали бунтовать против Олега, сами кровно заинтересованные в единстве транзитного пути.
Труднее пришлось с ближайшими соседями полян. По выражению Карамзина, «там, среди лесов мрачных древляне свирепые наслаждались вольностию», и у этих лесных жителей, не участвовавших в речной торговле, не было никаких резонов подчиняться Киеву. Однако жили они совсем рядом и, должно быть, сильно докучали полянам своей «мрачностью» и «свирепостью». Требовалось привести неспокойное племя к повиновению, которое в те времена символизировала выплата любой, хоть бы даже символической дани.
Свое обустройство на новом месте Олег начал с карательной экспедиции, как следует «примучив» древлян и обложив не пустяковым, а вполне существенным побором – «по кунице с дыма» (куний мех был одним из самых дорогих). Пока в Киеве правил грозный Олег, древляне вели себя тихо, но с притеснением не смирились. Преемники основателя еще хлебнут с этим лесным княжеством лиха.
С речными племенами – северянами и радимичами – обошлось без войны, поскольку они были совсем не против оказаться под рукой Киева. Северян Олег обложил «данью легкой»; осторожные радимичи договорились, что будут платить и хазарам, и Киеву – по «две шляги от рала», то есть по две серебряные монеты от каждой сохи (из чего можно заключить, что в ту пору это племя жило не столько охотой, сколько земледелием, причем продавало урожай за деньги).
По летописи, Олег покорил древлян в 883 году, северян – в 884 году, радимичей – в 885 году. Историк Ключевский считает эту хронологию подозрительно аккуратной, но очень возможно, что князь действительно совершал по одному походу в год (впоследствии эти ежесезонные поездки по окрестным областям за данью примут форму «полюдья», о котором речь впереди).
Другие славянские племена еще долго противились главенству Киева. Например, вятичи окончательно сдались лишь сто лет спустя. Правда, Олег вряд ли считал завоевание этой северной территории важной задачей. Внимание князя было сосредоточено на юго-западе.
Там возникла серьезная проблема, требовавшая решения.
«Повесть временных лет» сообщает: «В год 6406 (898). Шли угры мимо Киева горою, которая прозывается теперь Угорской, пришли к Днепру и стали вежами» (то есть шатрами).
Угры или мадьяры, предки современных венгров, под натиском более сильных печенегов временно
