плеча, врезал ею по своему врагу, – Бумба не стал подныривать, или перепрыгивать этот неторопливо, (по меркам Бумбы), приближающийся к нему снаряд. Вместо этого, он подшагнул чуть вперед, чтобы получить удар не концом, а серединой палки. Слегка развернулся, принял его на ладони и, переведя удар с грудной клетки, которую подобный удар мог бы сокрушить, на пресс своего живота, в последний момент, оттолкнулся ногами от пола.
Обычно со стороны это смотрелось очень эффектно. Словно бы от удара, он взлетал куда-то высоко, и летел, чуть ли не в самый дальний угол харчевни.
Но сегодня, измученное схваткой с Чирьем тело, подвело своего хозяина. Касание ладоней, вместо того чтобы показаться беспомощной попыткой загородиться от стремительно летящего снаряда, показалось окружающим именно тем, чем и было, – грамотным блоком. А некоторая торопливость с прыжком окончательно развеяла все возможные сомнения публики. Подстава была настолько явной, что это понял даже Уличный Барс.
Неизвестно, насколько раньше он был уверен в своих исключительных бойцовских качествах? Считал ли само собой разумеющимся, что все его соперники откровенно сливают ему бои? Может он считал что его происхождение, каким-то мистическим образом, само по себе, дает ему преимущества над противниками? И принимал, как само собой разумеющиеся, что опытные сильные бойцы, выходя против него, вдруг становились неуклюжими и неловкими.
Но сейчас что-то не сработало. Было видно, что снисхождение, проявленное к нему каким-то уродцем, его взбесило.
Принимая торопливые похвалы и поздравления, которыми другие члены банды, начали осыпать его, он не сводил взгляда с Бумбы, который, якобы получив столь жуткий удар, вместо того чтобы умереть, или хотя бы валяться искалеченным и без признаков жизни, – как ни в чем не бывало встал, и пошел за свой столик, на ходу прихлебывая из поднесенной кем-то из болельщиков кружки пива.
Все это Уличный Барс воспринял как издевательство над своей персоной. Примерно такими же издевательствами звучали для него похвалы и слова поздравлений, произносимые окружающими.
Особенно изощрялся в данном искусстве Бычара. Стараясь отвести гнев Сыночка, от своего друга, он, сам восхищаясь своей хитростью, вылил на Барса такой поток неискренней лести, что почти смог перетянуть весь его гнев на себя. Правда сам Бычара, этого еще не понял, он изливая свой поток, – искренне надеялся потушить им гнев Сынка, а не наводить его на себя…
А вот Чирей видел все. Он, по одному движению глаз, умел предсказывать следующие действия соперника. И для него, таящаяся в душе Уличного Барса буря, не была великой тайной. Этого Уличного Барса, – он искренне и от всей души презирал, как может презирать настоящий боец, добывший свою славу в множестве беспощадных схваток, того, кто присвоил ее себе, пользуясь папочкиным положением. И тайно ненавидел, за то, чувство страха и беспомощности, с которыми он, – непобедимый и внушающий врагам страх Чирей, был вынужден юлить и отказываться от боя, который одно время этот Сынок, как за глаза, звали Уличного Барса, пытался ему навязать.
При всем при этом, Чирей все это время был обязан изображать искреннего друга этого мерзкого недоделка, тем самым, отводя от себя опасность очередного вызова.
Сейчас, он единственный в окружении Уличного Барса не осыпал того сладкой лестью, а молча наблюдал за происходящим. В его голове начал складываться хитрый и рискованный план, при удачной реализации которого можно было отловить сразу нескольких зайцев…. Некоторое время он взвешивал все за и против, потом решившись, тихонько склонился к уху Уличного Барса и прошептал, – «Да они же все, – просто издеваются над тобой».
Эти слова переполнили чашу терпения наследника Старшего брата. Он выхватил свой, украшенный драгоценностями кинжал, и в молчаливой ярости воткнул его в сердце Бычары, предпринималвшего очередной хитрый, (с его точки зрения), маневр, пытаясь загородить Уличному Барсу обзор на устало пьющего свое пиво Бумбу. Получив удар, он несколько мгновений, словно бы и не замечал этого, потом лицо его как-то разом побелело, ноги подкосились, и он рухнул на заплеванный пол харчевни.
Окружающие не сразу поняли что произошло. Большая часть банды, стараясь держаться подальше от Сынка, вообще предпочла как можно скорее заняться пивом и жратвой. Но даже те, кто находился рядом с Сынком, не сразу осознали происшедшее.
Кабак был еще полон движений, разговорами, чавканьем, хлюпаньем и причмокиванием, когда всеобщий любимец Бычара, как-то молча и незаметно, испустил последний вздох.
Его действительно любили. Любили за силу, которую он почти никогда не обращал против заведомо слабого противника. За доброту, за взрывной, но легкий и отходчивый нрав. Любили за готовность придти на помощь и в жестокой драке и в мелких делах.
И вот сейчас, их всеобщий любимец, валялся на грязном, покрытом плевками, объедками и пролитым пивом полу харчевни. А над его, некогда сильным и живым телом, с самодовольным видом стоял его убийца.
Любого другого, нанесшего такой предательский удар, – члены Банды Восточных Ворот, растерзали бы на месте. Но сейчас, им пришлось молчать, опустив глаза. И только скрежет яростно стиснутых челюстей выдавал их немую ярость.
– Вот так вот, – был Бычарой, стал Бифштексом. – Провозгласил Уличный Барс.
Обычно после любой его, даже самый плоской шутки, окружающие взрывались оглушительным смехом. Но сейчас, и без того оглушающая тишина, стало словно бы еще тише.
– Зачем ты так? – спросил кто-то из Стариков, молча наблюдавший за этой картиной.
– А вот так вот!!! – гордо провозгласил Уличный Барс, но опытное ухо, без труда расслышало бы в этом гордом тоне, истеричные нотки растерянности и страха. – Захотел и сделал…..
Мы, Великие Бойцы, – действуем импульсивно, по наитию, как нам сердце подскажет. Этот вот – Бычара, – издевался надо мной. Думал я не пойму. А я понял и наказал. Так у нас Великих Бойцов принято. – Торопливо добавил он.
– А ну да, – Великих Бойцов, – уныло пробормотал Старик.
– Может быть, – ты сомневаешься в том, что я – Великий Боец? – душа Уличного Барса явно жаждала схватки.
– Да нет, – не сомневаюсь, – поспешно сказал Старик.
– А может, тут кое-кто еще в этом сомневается, – вот например ты урод?
Слова эти, естественно были обращены к Бумбе. А Бумба, в этот момент пребывал в весьма расстроенных чувствах. Только сейчас он понял, что такое потерять друга. И только сейчас осознал, что Бычара был его другом.
Раньше его отношение к этому огромному и шумному существу было подобно отношению породистой кошки к слуге своего хозяина, – опасливо-снисходительно-потребительским. Он принимал его подарки, любовь и уважение, как расплату за свою необычность, участие в Игре и услуги, которые он оказывал Банде.
Выросший без какого-то подобия ласки и любви, герой наш был весьма ограничен в эмоциональной сфере. Он знал, что такое любовь к еде, одежде, теплу, безопасности… , – но ни понимал, как можно любить другого человека.
Весь опыт прошлой жизни, научил его, что все окружающие его существа от крысы и больше, это враги, или как минимум конкуренты. Так же как и он, тянули они свои грязные пальцы, лапы и морды к тем же кускам, что и он. Иногда с ними приходилось драться, иногда удавалось разойтись мирно…. С некоторыми из них, можно было даже заключить что-то вроде союзнического договора, какой был у него с собачьей стаей на помойке и бандой Восточных Ворот. Но дружба? В словаре Бумбы даже и слова такого не было.
И вдруг, смерть одного из этих союзников, вызывает у него такую боль!
Он и раньше видел смерть. Он часто видел смерть. Ему уже приходилось убивать. В возрасте пяти лет он прикончил крысу, которая подошла к нему слишком близко. А сейчас, в возрасте лет одиннадцати, – он не видел большого отличия между убийством человека и убийством крысы. Он видел смерти собак из помойной стаи, видел смерть Восточников, во время их постоянных войн с конкурентами, и они всегда оставляли его равнодушным.
Но смерть Бычары, почему-то потрясла его. Настолько потрясла, что он даже не сразу понял, что стал
