заставу уезжали в Париж; обедали в Palais Egalite [140] и пили в кофейнях чай, который в ту пору вошел в большую моду. Штааль сопровождал свою даму по магазинам, по аукционам (в столице развелось необычайное множество всяких аукционов). Маргарита Кольб покупала очень много, часто совершенно ненужные ей вещи. Так, на аукционе имущества одного из монастырей купила два ящика книг в темных кожаных переплетах (книги продавались на вес), к большому удивлению Штааля, который знал, что она ничего не читает. За покупки всегда платил он. В первое время Штааль не знал, следует ли давать деньги Маргарите Кольб. Однажды вечером, она, точно в рассеянности, взяла с ночного столика его бумажник, просмотрела все, что в нем содержалось, и переложила в свою сумку несколько ассигнаций. На следующий день он сам предложил ей денег. Она адски захохотала и воскликнула трагическим голосом: «Il me prend pour une fille» [141]. Но через неделю снова рассеянно переложила к себе из бумажника довольно крупную сумму. Штааль охотно принял этот способ оплаты и только старался его урегулировать, оставляя на ночь в бумажнике ровно столько денег, сколько он находил нужным дать своей любовнице.
Страсть молодого человека быстро шла на убыль. Из данного ему политического поручения вышла самая обыкновенная связь, оплачиваемая деньгами, ни в каком особом отношении не интересная и скоро ему надоевшая. Странными и непонятными были только некоторые черты характера этой женщины. Днем она казалась ему плохой комедьянткой дурного тона. Но иногда, ночью, он видел в ней и другое.
Маргарита Кольб очень любила посещать казни (террор все усиливался) и часто звала с собой Штааля. Он отказывался под разными предлогами: стыдился сознаться в своей нервности (как всех в ту пору, его тянуло к гильотине). Очень удивило молодого человека следующее: Маргарита Кольб не присутствовала ни при казни Шарлотты Корде, ни при казни Марии-Антуанетты, хоть весь Париж в те дни высыпал на площадь Революции.
4
Она вошла хорошо: так, как демоническим женщинам полагается приходить на свидание. В передней, куда был проведен колокольчик, послышались три звонка, один громкий и довольно протяжный, два других — после небольшого перерыва — краткие, злые и зловещие. Этот условный сигнал придумала для их встреч она сама. Штааль быстро сбежал вниз по винтовой лестнице и отпер входную дверь. Шнурок колокольчика еще вздрагивал от резкого звонка. Как только Маргарита Кольб переступила порог, молодой человек порывисто схватил ее за руку обеими руками и горячо произнес:
— Вы! Наконец! Как я счастлив!
Здесь он подумал, что уже раза три или четыре встречал Маргариту Кольб именно этими словами, — нужно придумать что-нибудь новое. Первую фразу Штааль обыкновенно приготовлял для разговора заблаговременно. Маргарита Кольб поднесла ему руку к губам. Рука у нее была холодная и мокрая. «Зачем она без перчаток?» — подумал Штааль, целуя. Гостья смотрела на него в упор, молча и без улыбки, с таким видом, точно хотела сказать что-то очень важное и даже роковое, но не решалась; Штааль знал, что ей не нужно ничего ему сказать; это просто была ее обычная манера. Они пошли наверх. Посредине лестницы Штааль счел долгом вежливости остановиться и обнять Маргариту Кольб. Она слегка его оттолкнула, затем взяла его голову обеими руками и прижала лоб к своим губам, не целуя и не отпуская. Штаалю было неудобно и смешно стоять в этой позе на узкой лестнице, и он пожалел о том, что преждевременно обнял свою даму. «Хорошо было бы теперь поднять ее и отнести на руках в гостиную», — подумал он, но тотчас отказался от этого проекта: в Маргарите Кольб было не менее четырех с половиной пудов веса. Молодой человек ограничился тем, что, освободив лоб, страстно припал к руке своей гостьи и несколько раз повторил:
— Как я счастлив! Боже, как я счастлив!
Она вырвала руку, вдруг захохотала и побежала наверх. Штааль последовал за ней. При этом, пользуясь полутьмой, он поспешно вынул носовой платок и вытер неприятный мокрый след ее губ на лбу. Ему удалось спрятать платок в карман прежде, чем Маргарита Кольб вновь к нему повернулась.
«Теперь, значит, атак часов на пятнадцать? — с тоской спросил он себя. — Как она ненатурально смеется!.. Ничего, кажется, не было смешного. Зачем ломается?..»
В гостиной он засуетился у стола, усаживая гостью и сразу начиная угощать ее. Маргарита Кольб окинула взором закуску.
— Я буду ужинать. Я проголодалась, — сказала она трагически и принялась есть. Ела она жадно и много. Штааль потягивал из рюмки ratafia de truffes и думал, что эта женщина смертельно ему надоела.
«Хорошо было бы, если б она
— В Периге охотники дрессируют свиней, чтобы те отыскивали трюфели, — сказала чрезвычайно значительным тоном Маргарита Кольб, отрываясь от пирога. — Больше всего любят трюфели гурманы и свиньи.
— Возьмите еще, — умоляюще предложил Штааль.
Маргарита Кольб разочарованно улыбнулась и отодвинула тарелку.
— Налейте мне вина. Много, — сказала она.
— Какие новости? Что процесс? — спросил Штааль, наливая вина гостье.
Он имел в виду дело жирондистов, которое шло в Революционном трибунале.
Маргарита Кольб быстро провела суставом указательного пальца ниже подбородка.
— Завтра… Все, — сказала она.
— Разве приговор вынесен? — вскрикнул Штааль.
Гостья внимательно на него посмотрела.
— Его выносят сейчас, — ответила она нехотя.
«Почем же она знает, каков будет приговор?» — подумал Штааль. Ему вдруг стало нехорошо. Ликер пролился на ковер из рюмки, которую молодой человек держал в руках. Штааль быстро поставил рюмку на стол, встал и прошелся по комнате. Жан-Жак Руссо смотрел на него с безграничным отвращением.
«Кому служит эта женщина?» — в сотый раз спросил себя Штааль.
В первый раз в жизни он столкнулся вплотную с тайной чужой души.
— Мы завтра пойдем на площадь Революции, — сказала Маргарита Кольб.
«Завтра! Так и есть, будет сидеть у меня всю ночь и половину дня…»
Он угрюмо кивнул головой.
— Почему вы думаете, что их приговорят к смерти? — спросил он, не глядя на гостью. — Верньо еще не говорил. Его ораторский гений может спасти их.
— Революционное правительство не шутит с врагами, — ответила кратко Маргарита Кольб.
«Допустим. Но каким образом ей известно, что приговор будет вынесен сегодня?»
— Кроме того, как вы знаете, у меня есть разные источники осведомления, — загадочно добавила она, помолчав.
— Вы ошибаетесь, я о ваших источниках осведомления ничего не знаю, — с живостью сказал Штааль.
— И не надо.
— Позвольте мне быть другого мнения…
«Какой глупый разговор!» — подумал он с тоской и отошел к окну, повернувшись спиной к гостье. Темные жалюзи тоскливо колотились о стекло. На Сене ветер выл, то усиливаясь, то замирая. Где-то поблизости, надрываясь, лаяли собаки. Штаалю вдруг стало страшно. Что-то заставило его быстро повернуться, будто сзади ему грозила опасность. Маргарита Кольб смотрела на него в упор. Выражение лица ее было странно. Их глаза встретились. Внезапно в ее взоре скользнул легкий испуг.
«Кажется, я нездоров… У меня, должно быть, жар», — подумал Штааль.
— Вы обо мне забываете, — сказала насмешливо Маргарита Кольб.
