объяснений с хозяйкой. Она усмехнулась. Так недолго стать воровкой! Вначале – рисунок простофили Зверева, теперь – фотоснимок, где среди прочих был изображен человек, способный дать новый поворот во всей этой запутанной истории.
Дубровскую переполняла радость. Ей не сиделось на месте. Она прикидывала, стоит ли поделиться с Антоном своими новыми открытиями или же сохранить все в тайне. Вот тогда будет сюрприз так сюрприз! Лиза представила, какой фурор она произведет в суде. Ее смущало лишь то, что предстоящая сенсация погубит не только Суворова, но и ее подзащитного Зверева. Не то чтобы ей было его жалко, но она все же являлась его адвокатом. Лиза заерзала на месте. Пожалуй, с точки зрения профессиональной этики защитника, это будет вопиющим нарушением прав клиента. Человек, призванный защищать, вопреки краху обвинения добивается вынесения своему подзащитному наказания в виде пожизненного срока лишения свободы. Так у нее могут быть неприятности! Придется все-таки посоветоваться с Антоном, чтобы не попасть впросак.
– Антон!
– Да? – ответил тот полусонно.
– Что должен делать адвокат, если он получает неоспоримые доказательства виновности своего подзащитного? Предположим, обвинению они неизвестны, суду – тем более. А адвокат – бац и нашел то, о чем никто и не догадывался.
– Молчать должен в тряпочку! Что же еще…
– И только? – разочарованно спросила Елизавета.
– Ну, а еще он может сменить поле деятельности и уйти работать в прокуратуру.
Антон зевнул.
– Угомонись, Дубровская, и отдохни! Набегался я с тобой по Москве, а толку чуть!
И одним глазом глянул на Елизавету.
– Или я ошибаюсь? – спросил он подозрительно.
Сдерживаться было уже выше ее сил.
– Я видела Лесина! – выпалила она.
Антон на мгновение потерял дар речи, но в следующую секунду он уже овладел собой. Сон как рукой сняло. Елизавета, чрезвычайно довольная собой и розовая от волнения, принялась выкладывать обстоятельства встречи с Лесиным. Козырев потрясенно молчал. Когда словесный поток у Елизаветы иссяк, у него хватило сил спросить только:
– И что теперь?
– Неужели я еще не сказала? – опомнилась Елизавета. – Он согласился дать показания против Суворова. Я его встречаю в аэропорту в следующий вторник!
– У нас проблема, Александр Петрович! Боюсь, что очень крупная, – начал нелегкий разговор Грановский.
– Выкладывайте! – дал согласие Суворов.
Он находился в прекрасном расположении духа и благодушно взирал на взволнованного адвоката.
– Э-э, с чего бы начать? – Грановский замялся, пытаясь определить верную стратегию беседы. – В общем, так… В следующий вторник в наш город прилетает человек, показания которого могут стать губительными для вас.
– Кто он? – Суворов заметно напрягся.
– Лесин.
– Что-о?! – Александр уставился на своего адвоката, словно пытался распознать у того признаки начинающейся шизофрении. – Это что, такая шутка?
– Хотелось бы. Однако это правда. Лесин жив и, судя по всему, хочет размазать вас своими показаниями.
– Да вы понимаете, что говорите?! – Суворов начал нервно смеяться. – Он что, птица Феникс, воскресшая из пепла? Лесин мертв! И черт с ним. Не хочу об этом вспоминать!
– Вы, кажется, говорили, что он жив и скрывается в Испании. Так вот, он вернулся и жаждет вашей крови.
– Да вы в своем уме?! – заорал Суворов. – Мало ли, что я вам говорил? Вы же умный человек и сами понимаете, что к чему!
– Меня не интересовала правда! – повысил голос Грановский. – Не интересует и сейчас. Но Лесин жив, и мне это известно из достоверных источников! Извольте выслушать все, что мне удалось узнать.
Рассказ дался Грановскому нелегко. Суворов поначалу изумленно молчал, затем нервно забегал по небольшой комнатке следственного бокса, стучал кулаками в зеленые казенные стены, матерился. Заглянул выводной и, призывая к порядку, пообещал тотчас же завершить свидание. Суворов покорно сел и на время затих, но по бешено пульсирующей жилке на его виске Грановский понял, что его подзащитный еле сдерживает рвущийся на волю гнев. Больше всего его потрясло не известие о чудесном «воскрешении» бывшего товарища и даже не те последствия, которые оно за собой влечет, а предательство самого близкого друга Марьина. Суворов не хотел верить своим ушам, но ровные кирпичики раскрываемой адвокатом интриги без проблем укладывались в стройную высокую стену горькой истины, навсегда отлучающую Александра от человека, близкого ему с детства. Он не хотел осознавать, что змеей, прирученной и пригретой на его груди, был тот, кому он доверял больше всего. Олег Марьин! Самый верный, самый преданный товарищ, умный, дьявольски изобретательный. «И последний!» – вдруг пришло в голову Александра. Последний из трех друзей, с которыми он собирался покорить мир. «Нет со мной Олега, как нет ни Зверева, ни Лесина… Я остался один. Есть, конечно, Ольга, но нет рядом крепкого плеча друга».
– Пусть будет так, – после долгой паузы заговорил Суворов. – Лесин жив. Чем, по-вашему, он может быть нам опасен?
– Насколько я понимаю, этот парень некогда входил в круг вашего самого близкого окружения.
Александр горько усмехнулся. Не то слово! Лесин был одним из неразлучной четверки друзей. Он был ему почти как брат: кровь от крови, плоть от плоти – свой. То, что его убили… черт!.. пытались убить – это была кара, заслуженная кара за предательство.
– Он обладает ценной, с точки зрения обвинения, информацией. Кроме того, не забывайте, у него есть повод вас ненавидеть. Неужели вы полагаете, что, если он все-таки отважится явиться в зал суда, он будет молчать?
– Я знаю Лесина. Он не ангел. Он хитер и изворотлив, всегда знает свою выгоду. Очерняя меня, он не сможет остаться в стороне. Его привлекут к ответственности. Надо быть дураком, чтобы самому, добровольно позволить надеть на себя наручники.
– Я внимательно изучал дело… – нерешительно начал Грановский.
– Ну и?..
– Лесина, бесспорно, можно подвести под отдельные статьи, как, например, участие в преступном сообществе. Но, поверьте, не хватает конкретики. Он, насколько я понял, никого собственноручно не убивал и не насиловал.
– Ну, это легко можно будет поправить, – нервно засмеялся Суворов. – Лесин разрабатывал план, помогал советами. Надеюсь, этого будет достаточно, чтобы обвинить его в пособничестве?
– Было бы достаточно, если бы не одно обстоятельство…
– Какое еще обстоятельство?
– Неужели вы сами не понимаете, Александр Петрович?
Грановский выглядел не похожим на себя. Он казался больным.
– Никто не будет привлекать Лесина к ответственности. Никто! Он – ценный свидетель. Кроме того, он давно уже сделал свой выбор… еще в тот день, когда впервые дал против вас показания.
– О чем вы говорите? Какие показания?
– А вы и не догадываетесь? Наш загадочный персонаж, наш инкогнито, наш никому не известный, но всезнающий свидетель-аноним из материалов дела… Тот, кто еще не появлялся в суде, но способен своим присутствием перевернуть все, чего мы достигли…
Суворов молчал. Было видно, что он потрясен. Грановский нервно кашлянул. Он дожидался распоряжений.
– Поговорим позже, – произнес Суворов. – Не сейчас.
– Мне не хотелось бы торопить вас, но я хочу напомнить, что до вторника осталось только шесть дней.
Суворов почувствовал, что если он сейчас же не уйдет в камеру, то потеряет над собой контроль. Он был не в состоянии принимать решения.
Ольга восприняла неожиданное известие спокойно. Или Грановскому это только показалось? Ни единый мускул не дрогнул на ее лице. Даже тонкая сигарета, удерживаемая длинными нервными пальцами, не задрожала. Пожалуй, только глаза восхитительного орехового цвета сразу потемнели, словно погрузились в непроглядную черную ночь.
«Да, она ничем не уступает Суворову. Если быть объективным, то по силе характера и выдержке она где-то превосходит его», – пришло ему в голову. Раздумья Голицыной не были долгими.
– Лесина нужно остановить. Он не должен появиться в судебном заседании, – заявила она.
– Делайте, как считаете нужным. Только прошу вас, не вмешивайте в это меня. Я сделал все, что мог. – К неудовольствию Грановского, фраза прозвучала почти умоляюще, а ведь это касалось второго незыблемого правила его профессиональной деятельности.
«Никогда не увлекайся авантюрами», – напутствовал его когда-то старина Знаменский. Конечно же, он был, как всегда, прав. Ушлые родственники и друзья обвиняемого, как правило, не любят сидеть без дела и требуют от защитника развить кипучую деятельность далеко не законного содержания: переговорить с нужным человеком, сунуть в лапу прокурору, следователю, судье, нагнать жути на потерпевших и тому подобное. Такие эксперименты на практике приводили часто к плачевным последствиям: в худшем случае – к возбуждению уголовного дела против ретивого защитника, в лучшем – к бесславному концу его адвокатской карьеры. Знаменский отрицательно относился к таким вещам и считал это проявлением моральной нечистоплотности защитника. Но Грановский, более пластичный в мышлении, изворотливый и пробивной, этого правила придерживался наполовину. Он никогда сам не участвовал в подобных авантюрах, но в душе признавал, что сделанная чужими руками грязная работа может оказаться весьма полезной для конечного результата по делу. Он косвенными намеками подводил родственников обвиняемого к мысли о том, что возможно сделать дополнительно в интересах подзащитного, запутавшегося в сетях отечественного правосудия. При этом он никогда не обсуждал с клиентами детали предстоящих действий и тем самым открещивался от возможного провала. К счастью, подобных случаев в его практике не было. Очень осторожный по природе, он сводил риск к минимуму и никогда не связывался с дураками, способными загубить даже самую продуманную идею. Так и в этом случае – он счел для себя приемлемым собрать информацию и сообщить ее заинтересованным лицам. Дальше – дело за ними. Он же не желал знать, каким образом будет остановлен Лесин. Вернее, он предполагал, но предпочитал не забивать себе этим голову.
– Лесина мы берем на себя. Вам же следует заняться Дубровской, – оповестила его Ольга.
