Аркадьевич нахмурил брови и, подозрительно взглянув на Андрея, спросил: – А с чего такие вопросы? Вы вроде из серьезной организации, с чего бы такой разговор?
– Я расследую дело, связанное с профессиональной деятельностью сотрудников больницы, и мне интересно независимое мнение пациентов, проходивших в ней лечение, – уклончиво ответил Андрей, не спеша переходить к сути своего визита.
– Но почему вы обратились именно ко мне? – не переставал въедливо допытываться Худяшов.
– Вы не единственный, к кому мы обратились. Нас интересует мнение людей различного возраста и социального статуса. Но все же наиболее объективным мне представляется мнение человека образованного, зрелого, здравомыслящего, с достаточным жизненным опытом, – неторопливо подбирая нужные слова, Андрей наблюдал, как на хмуром лице Семена Аркадьевича явственно вырисовывается понимание собственной значимости и возникает выражение самодовольства.
– Тогда понятно, – кивнул он. – Но что именно вас интересует?
– Например, меня интересует подробный рассказ о вашем поступлении в больницу и о предоперационном осмотре. Насколько быстро, четко и профессионально сработали врачи?
– Это вопрос скорее к Татьяне, – разочарованно поджал губы Семен Аркадьевич. – Она тогда с врачами общалась.
– Я не уверена, что могу достаточно объективно оценить чью-либо работу, кроме своей, – поджав так же чопорно губы, заявила Татьяна Викторовна. Андрей уже знал, что она возглавляет некую химическую лабораторию в НИИ химических волокон и композиционных материалов и считается хорошим специалистом и жестким руководителем. – И тем не менее у меня нет претензий к персоналу больницы. Когда встал вопрос о срочной операции и нам немедленно понадобились деньги на ее оплату, врачи, видя мои затруднения, сами предложили выход из ситуации. А юрисконсульт и вовсе сработала на удивление быстро и грамотно, так что Семино лечение нам не стоило ни копейки.
– А должно было?
– А как вы думаете? – едва заметно усмехнулась Татьяна Викторовна. – У вас разве имеется впечатление, что в наше время в нашей стране можно получить что-то за так?
– Но разве полис обязательного медицинского страхования не покрывал расходы по этой операции, Татьяна Викторовна?
– Погоди, Татьяна, – мгновенно насторожился более чуткий Семен Аркадьевич. – Вы намекаете, что они были обязаны провести операцию бесплатно… и нас просто развели на бабки?!
Лицо хозяина квартиры от этой мысли мгновенно утратило легкий налет интеллигентности и начало медленно, но верно наливаться нездоровой краснотой.
– Ну, строго говоря, не вас, а благотворительный фонд, – поправил его Андрей. – Но неужели вы не удостоверились в справедливости представленной вам информации?
– Ну, во-первых, как вы справедливо заметили, мы сами ничего не заплатили, а во-вторых, в тот момент нам не до того было, а потом вроде уже и незачем стало думать об этом, – нервно посматривая на мужа, попыталась оправдаться Татьяна Викторовна.
Было похоже, что расчет Андрея оправдался и менеджер по импортным закупкам торгового дома не остался равнодушным к попытке больницы «развести ЕГО на бабки».
– Скажите, вам не предлагали указать в документах неверный диагноз, чтобы получить финансовую помощь? – обратился Андрей к Татьяне Викторовне.
– Ну, да… Они объяснили, что фонд может оплатить лишь операцию определенной сложности, что для Семы это не будет иметь в итоге никакого значения, зато мы сможем получить помощь. Причем немедленно! Она сказала, что больница часто сотрудничает с этим фондом, у него безупречная репутация и им не надо ждать подтверждений.
– И вас не насторожила подобная легкость?
– Не знаю… Семе было очень плохо, я была в растерянности, на нервах, посоветоваться ни с кем не могла. – Татьяна Викторовна украдкой поглядывала на мужа, видимо, пытаясь оценить масштабы грядущих неприятностей.
– А кто-нибудь еще принимал участие в вашей беседе? Или она велась с глазу на глаз?
– Свидетели вашего разговора есть? – грубо влез Семен Аркадьевич.
– Нет, никого больше не было. Мы беседовали в пустом боксе, врач заходил несколько раз, но юриста в это время не было, – все больше скукоживаясь, объясняла Татьяна Викторовна. – Хотя нет! – вдруг обрадовалась она. – Я вспомнила! Когда Сему уже забрали на операцию, ко мне подошел какой-то пожилой доктор, приятный такой, с бородкой, расспрашивал, как у меня дела и почему юрист прибегала? Я ему все рассказала, он очень внимательно меня выслушал, а потом ушел.
– Это не годится, – отмахнулся от нее Семен Аркадьевич. – Так что, есть у нас шанс вернуть себе эти деньги? – пытливо взглянул он на Андрея.
– Думаю, что эти деньги, скорее всего, вернутся в благотворительный фонд. Но вы, вполне вероятно, сможете получить от больницы компенсацию.
– В самом деле?
– Ну, если провести экспертизу, она наверняка установит ошибочный диагноз, указанный в вашей истории болезни, и несоответствие проведенной операции той, что должна быть указана в документах. Соответственно, подобное отношение к вам как к пациенту могло нанести и, вероятно, нанесло непоправимый ущерб вашему здоровью. Например, ваш инфаркт можно рассматривать и как осложнение, которого можно было бы избежать в том случае, если бы врачи не тратили время на махинации с благотворительным фондом, а занялись непосредственно вашим лечением. Я думаю, ознакомившись с вашим случаем, члены экспертной комиссии без труда обнаружат тактические и организационные ошибки в работе медперсонала.
Лицо Семена Аркадьевича отражало все б?ольший интерес.
– Я уже не говорю о том, что по отношению к вам было нарушено правило хирургической деонтологии.
– Что?! – одновременно спросили супруги Худяшовы, и Андрей впервые за последние дни почувствовал себя человеком глубоко образованным, с широким кругозором. Потому что просветительские беседы Родиона Михайловича по части медицины едва не породили в Андрее множество разнообразных комплексов, включая и комплекс неполноценности.
– Это свод правил для всего медперсонала, направленных в том числе и на максимальное оберегание психики больного от вредных воздействий.
– Круто! – восхищенно выдохнул Семен Аркадьевич. – Мы на одной этой… деодонтии тысяч сто можем срубить!
– Деонтологии, – скромно потупившись, поправил его Андрей. – Хорошо бы вспомнить: кто из вас подписывал согласие на операцию и какой именно там был указан диагноз?
– Не знаю, я вроде что-то подписывал, но даже не видел что, – озабоченно пожал плечами Семен Аркадьевич. – А ты что-нибудь подписывала? – обратился он к жене.
– Да… Заявку в фонд и еще что-то. Но я тоже страшно волновалась и плохо помню, что именно подписывала. А как выглядит это согласие?
– Обычно эта строка, эта графа имеется прямо в карте стационарного больного, там, где «Предоперационный эпикриз», где указаны показания к операции и назначения по обезболиванию.
– Не помню, – расстроенно заморгала Татьяна Викторовна. – А это очень важно?
– Нет. Выясним по ходу следствия.
– Точно. Надо им показать, где раки зимуют! Мерзавцы! Люди при смерти, а они свои гешефты крутят! Ну ничего, они еще не знают, с кем связались! – загорелся жаждой борьбы Семен Аркадьевич.
– Но, Сема, ведь они хорошо провели операцию, даже успели вовремя, – несмело произнесла Татьяна Викторовна: каким бы жестким руководителем она ни была, мужа своего она, очевидно, побаивалась.
– Вовремя?! Сколько времени было потеряно на обработку твоей чрезмерно податливой психики? А я в это время корчился от боли! Да у меня до сих пор боли в поджелудочной, я с диеты никак слезть не могу!
– Сема, я же еще на свадьбе предупреждала тебя, чтобы ты не налегал на салаты и копчености, а уж про водку я и не говорю, – с укором проговорила Татьяна Викторовна. – Его сразу после банкета скрутило, –
