– Но позвольте… а та ночь в Петербурге? Хотите сказать, что между нами ничего не было?
– А, тогда… Да-а, тогда ты выглядела великолепно. Каюсь, грешная мысль была. Я просидел с тобой рядом всю ночь. Во сне ты звала Сергея. Но…
– Ну и…
– Я не любитель надувных кукол, Марина.
– Каких еще кукол? Вы что, принимаете меня за полную идиотку?
– Отнюдь. Знаешь, продаются такие куклы в соответствующих магазинах. Так вот, Марина, я люблю женщин, но живых, не пластиковых… люблю, чтобы они стонали в моих руках, извивались, просили о любви. Насиловать спящих женщин, да к тому же нетрезвых… фи! Увольте, я давно не пылкий, прыщавый юноша.
– Но я… я… была же совсем голая.
– Припоминаю, – насмешливо протянул Полич. – Поверь, мне не хочется тебе напоминать все детали того вечера, но, дорогая, тебя тошнило так… Я просто отдал халат в чистку. Или ты полагаешь, что я должен был блюсти твое целомудрие и попытаться одеть тебя? Клянусь, мне и в голову не приходило, что твое воображение заведет тебя так далеко.
Полич говорил более чем убедительно. Марина не знала, что и думать. От яростной вспышки не осталось и тлеющих угольков, и теперь Марине стало стыдно. Вот это да! Пришла без приглашения, наговорила такого, чего повторить не смогла бы даже лучшей подруге, а теперь стоит как школьница и не знает, как выпутаться из этой позорной ситуации.
– Мне, Мариночка, все-таки интересно, по чьей такой недоброй воле я попал в категорию извращенцев? Неужели это ты сама придумала такую комбинацию, чтобы заставить меня решиться на серьезные меры: жениться либо просто помогать тебе деньгами. Или это выдумка Сергея? А может, умная мама присоветовала?
– Мне не нужны ваши деньги. Я просто… ошибалась.
Она развернулась и пошла к выходу.
– Марина! – Полич окликнул ее у двери.
Она повернулась.
– Поверь, Марина, может, я не был ангелом, но и подлецом по отношению к тебе я тоже не был.
Дверь захлопнулась. Виктор Павлович подошел к окну. Он не мог не посмотреть ей вслед. Жалел ли Полич о том, что в ту дождливую питерскую ночь он не поддался искушению? Пожалуй, нет. Если бы он захотел, он все равно завоевал бы ее любовь. У него просто не хватило на это времени…
Еле заметный ветерок пробегал легкой рябью по темной глади реки. Осенние листья, бурыми заплатами расцвечивая мрачноватую поверхность воды, как неприкаянные странники, вовсе не стремились прибиться к берегу. Они подолгу кружились на месте, затем, влекомые течением, продолжали свой путь.
Марина стояла, опершись на парапет набережной. Как долго она здесь находилась – бог знает. Да, впрочем, это было и неважно. Ей было на удивление хорошо и спокойно. Казалось, все проблемы последних месяцев уплывают куда-то вдаль вслед за жухлыми листьями, а она остается здесь, на берегу, и нет ей дела до того, что произойдет дальше. Пусть небеса упадут на землю, а река потечет вспять. Пусть… Была ли она рада вынужденным откровениям Полича? Конечно. Но она так устала от потрясений, которыми изобиловала ее жизнь последнее время, что радоваться у нее не было сил. Да, ребенок, которого она носит, – дитя ее и Сергея. Хотя сам Сергей ей от этого ближе не становится. Он скорее поверит в ее измену, чем в свое отцовство. Уж таков он есть. А если прикинуть то время, которое он проведет за решеткой, то и смысла в его родительстве нет никакого. Что увидит ее ребенок? Отцовские письма и короткие встречи. Это слишком жестокое испытание для их любви. Выдержат ли они?
Тем не менее открывшаяся ей сегодня правда снова примирила ее с ребенком. В жизни появился смысл. Им будет хорошо вдвоем, даже если Сергей не захочет их видеть. Все перемелется, все образуется. Слова Полича, как старая заезженная пластинка, не переставали звучать у нее в мозгу: «Но и подлецом… я тоже не был».
Неподалеку взвизгнули тормоза. Остановилась машина. Марина вздрогнула. «Боже, малыш! Твоя мама стала пугливой крольчихой. Как же мы с тобой друг друга измучили! Но теперь все будет по-другому. Вот увидишь».
Ей не хотелось уходить отсюда. Вдруг это чувство спокойствия и безмятежности развеется, едва она переступит порог своего дома? Нет, торопиться некуда, она останется здесь, хотя бы еще немного.
– Марина! – окликнул ее знакомый голос.
Она не пошевелилась. Чья-то рука легла на ее плечо. Она зажмурила глаза. Нет! Этого быть не может. У нее просто что-то случилось с головой. Или она спит?
– Марина! Ну же! Это я, Сергей. Я вернулся.
Рядом оказались его глаза, до боли знакомые губы. Что это? Он целует и обнимает ее. Она отстраняется. Пытается рукой отогнать видение. Если это сон, то она больше никогда не проснется.
– Что ты здесь делаешь? – это скорее не вопрос, а шелест листвы.
– Я вернулся, Марина. Я вернулся к тебе.
Она качает головой:
– Этого просто не может быть.
– Может, любимая, может. Да что с тобой?
Ее тело обмякает в его объятиях. Но глаза смотрят в глаза. Она не может говорить, она только слушает. А у него слова не иссякают. Он говорит и целует ее, целует и говорит. Но у нее есть что-то важное, какой-то вопрос. Она задаст его потом, не сейчас. Она не хочет ничего испортить. Еще будет время для вопросов.
– Марина, а я без цветов… Не успел заехать. Но я зато заскочил в другое место. Угадай, что у меня в карманах?
Она улыбается и качает головой. Какая разница, даже если там царская корона?
– Какой цвет тебе по душе, голубой или розовый?
У нее перехватило дыхание. Что это у него в руках? Да это же крохотные пинетки небесно-голубого и нежно-розового цветов, точь-в-точь такие же, какие она купила в тот самый день, когда узнала про ребенка!
Марина растерянно смотрит на Сергея и мотает головой. Это не может быть явью. Но это реальность! Вот его глаза совсем рядом, а этот знакомый запах…
– Прости меня. Как я мог тебе не верить… Боюсь, я был тебе не самым лучшим мужем. Но ведь у нас впереди еще целая жизнь… Но что с тобой, ты такая бледная! И у тебя слезы!
Его слова становятся все глуше.
– Не бойся, Сережа. От счастья не умирают.
Он успевает подхватить ее на руки.
Виктор Павлович лениво соображал, стоит ли вынимать из чемодана вещи. Хотя как знать! Возможно, ему придется здесь задержаться. Он подошел к окну. Осторожно отодвинув портьеру, взглянул на залитую дождем мостовую. В Питере опять отвратная погода. Низкое мрачное небо, повисшее над серым неуютным городом, давило на психику. И здесь ему не рады, и здесь его не ждут. Черт возьми! Он, гонимый опасностью, реальность которой он ощущал почти физически, вернулся в город, где надеялся найти укрытие. Впопыхах собрав нехитрый багаж, он снабдил близких ложной информацией о своем местопребывании и укатил в направлении северной столицы. Скорее всего, он поступил неосмотрительно, поселившись в гостинице, где его знали как постоянного клиента. Придется найти себе что-нибудь более безопасное. Возможно, он переоценивает внимание к своей персоне. Однако чем черт не шутит! Надо будет сказать своему охраннику, преданному Остапу, чтобы завтра же подыскал что-нибудь попроще.
Полич нуждался в помощнике. Кто знает, насколько долгой будет его добровольная ссылка. Без верного человека не обойтись. Остап подходил для этой роли идеально. Немногословный, деловитый, он выполнял поручения Полича быстро, не задавая ненужных вопросов. Он был холост. Постоянной подруги на данный момент у него тоже не было. Шумных компаний избегал. Словом, Виктор Павлович был уверен, что информация о его персоне не станет достоянием посторонних.
Виктор Павлович удобно расположился на широкой кровати. Рассматривая лепнину на потолке, он размышлял о том, насколько обезопасил себя от возможного преследования. Казалось, его незамысловатый план был лишен изъянов. Представителей доблестных органов правопорядка Полич в гости не ждал. Им концы с концами не свести. А вот друзья покойного, а такие среди пестрого окружения Макара все же имелись, не отказали бы себе в удовольствии свести счеты с заказчиком убийства.
Полич провалился в забытье, перемежаемое короткими беспорядочными видениями. За ним кто-то гнался, он куда-то бежал. Мелькали чьи-то лица, обрывки непонятных фраз. Он проснулся где-то около восьми с чувством надвигающегося несчастья. Усевшись на кровати, он медленно приходил в себя. Страшно захотелось курить. И это при том, что Виктор Павлович, ярый сторонник здорового образа жизни, отказался от табака лет десять назад.
В дверь постучали.
– Кто там? – спросил Полич, неприятно удивившись тому, как глухо звучит его собственный голос.
– Виктор Павлович, это Остап. Откройте. Тут какие-то проблемы с моим номером. Они говорят…
– О черт! – выругался Полич, натягивая на себя халат. – Минутку! Какие могут быть проблемы? Меня здесь даже гостиничные мыши по запаху узнают…
Он открыл дверь. На пороге стояли двое молодых людей располагающей наружности. Один, с интеллигентным лицом, держал в руках небольшой кейс. Другой, по всему видно – добряк, виновато улыбался.
– Я не понимаю, что происходит! – рявкнул Полич и осекся. Остап, старательно отводя глаза в сторону, развернулся и поспешил прочь по коридору.
– Вы позволите? – вежливо осведомился «добряк», втолкнув Полича обратно в номер.
– Что вы от меня хотите? – почему-то шепотом произнес Виктор Павлович.
– Клянусь, ты догадываешься об этом, ублюдок, – ответил «интеллигент».
«Все кончено! – вихрем пронеслось в голове Полича. – Но почему так быстро?» Нелепее вопроса трудно было придумать.
Через двадцать минут в номере воцарилась тишина. Виктор Павлович лежал в своей постели. Казалось, он собирался почитать книгу, а затем еще немного вздремнуть. Вот только аккуратная дырочка посреди лба да остекленевшие безжизненные глаза говорили о том, что здесь произошло убийство.
В юридической консультации царило оживление.
