расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам. Необходимо опубликовать имена всех расстрелянных, а также основания применения этой меры». Позднее Дзержинский признавался: «Законы 3 и 5 сентября наконец-то наделили нас законными правами на то, против чего возражали до сих пор некоторые товарищи по партии, на то, чтобы кончать немедленно, не испрашивая ничьего разрешения, с контрреволюционной сволочью».
В секретном циркуляре от 17 сентября Дзержинский предлагает местным ЧК «ускорить и закончить, т. е. ликвидировать, нерешенные дела». В действительности же «ликвидации» начались 31 августа. 3 сентября «Известия» сообщили, что в предыдущие дни в Петрограде местной ЧК было расстреляно свыше 500 заложников. Из чекистских источников известно, что в течение сентября в Петрограде было расстреляно 800 человек. Эта цифра сильно преуменьшена. Очевидец событий описывает следующие подробности: «Что касается Петрограда, то, при беглом подсчете, число казней достигает 1300. (…) В своей статистике большевики не учитывают сотен офицеров и гражданских лиц, которые были расстреляны в Кронштадте по приказу местных властей. В одном только Кронштадте за одну ночь было расстреляно 400 человек. Во дворе были вырыты три больших ямы, 400 человек поставлены перед ними и расстреляны один за другим». В интервью, данном 3 ноября 1918 года газете «Утро Москвы», правая рука Дзержинского Я. Х. Петерс признавал: «В Петербурге, я бы сказал, истерическому террору прикосновенны больше всего те мягкотелые чекисты, которые были выведены из равновесия и стали чересчур усердствовать.
До убийства Урицкого в Петрограде не было расстрелов — и я должен сказать, что вопреки распространенному мнению я вовсе не так кровожаден, как думают, — а после него слишком много и часто без разбора, тогда как Москва в ответ на покушение на Ленина ответила лишь расстрелом нескольких царских министров». Тем не менее, как сообщали «Известия», 3 и 4 сентября в Москве было расстреляно только 89 заложников, принадлежащих к «контрреволюционному лагерю». Среди них два бывших министра Николая II — А. Хвостов (министр внутренних дел) и И. Щегловитов (министр юстиции). Однако существуют многочисленные свидетельства того, что в московских тюрьмах во время «сентябрьских убийств» были расстреляны сотни заложников.
И в эти дни красного террора Дзержинский отдает распоряжение об издании «Еженедельника ВЧК». Этому органу поручено было превозносить заслуги политической полиции и всячески поддерживать «справедливую жажду мести» в массах. Шесть недель, вплоть до своего закрытия Центральным Комитетом партии по требованию многих большевистских руководителей, «Еженедельник» методично, без всякого стыда и совести, сообщал о взятии заложников, заключениях в концентрационные лагеря, казнях и т. п. Он представляет собой официальный источник по истории красного террора за сентябрь и октябрь 1918 года. Там можно прочитать, что ЧК Нижнего Новгорода, действуя особенно оперативно под руководством Николая Булганина (будущего главы правительства СССР в 1955–1958 годах), расстреляла с 31 августа 141 заложника; 700 заложников было арестовано в течение трех дней.
В Вятке эвакуированная из Екатеринбурга Уральская ЧК отрапортовала о расстреле за неделю 23 «бывших жандармов», 154 «контрреволюционеров», 8 «монархистов», 28 «членов партии кадетов», 186 «офицеров» и 10 «меньшевиков и правых эсеров». ЧК Иваново-Вознесенска сообщила о взятии 181 заложника, казни 25 «контрреволюционеров» и об организации «концентрационного лагеря на 1000 мест». ЧК маленького городка Себежа казнила «1б кулаков и попа, отслужившего молебен в память кровавого тирана Николая II»; ЧК Твери — 130 заложников, 39 расстрелянных; Пермская ЧК — 50 казненных. Можно еще продолжать этот каталог смерти, извлеченный из шести вышедших номеров «Еженедельника ВЧК».
И другие местные газеты осенью 1918 года также сообщают о сотнях арестов и казней. Ограничимся лишь двумя примерами: единственный вышедший номер «Известий Царицынской Губчека» сообщает о расстреле 103 человек за неделю между 3 и 10 сентября. С 1 по 8 ноября 1918 года перед трибуналом местной ЧК предстал 371 человек: 50 были приговорены к смерти, другие — «к заключению в концентрационный лагерь в качестве профилактической меры как заложники вплоть до полной ликвидации всех контрреволюционных восстаний». Единственный номер «Известий Пензенской Губчека» сообщает без всяких комментариев: «За убийство товарища Егорова, петроградского рабочего, присланного в составе продотряда, было расстреляно 152 белогвардейца. Другие, еще более суровые (!) меры будут приняты против тех, кто осмелится в будущем посягнуть на железную руку пролетариата».
С недавних пор исследователям стали доступны секретные донесения местных ЧК в Москву. Из этих донесений (сводок) видно, с какой жестокостью, начиная с лета 1918 года, подавлялись малейшие попытки крестьянских сообществ воспротивиться как реквизиционным поборам продотрядов, так и насильственной мобилизации в армию; все эти попытки характеризовались как «мятежи кулаков-контрреволюционеров», которым нечего было рассчитывать на пощаду.
Было бы напрасно пытаться точно сосчитать число жертв этой первой волны красного террора. Один из видных руководителей ВЧК М. Лацис, утверждая, что за второе полугодие 1918 года ВЧК казнила 4500 человек, не без цинизма добавил: «Если можно в чем-нибудь обвинить ЧК, то не в излишнем рвении к расстрелам, а в недостаточности применения высшей меры наказания. Строгая железная рука уменьшает всегда количество жертв». В конце октября 1918 года лидер меньшевиков Ю. Мартов считал, что жертв ЧК с начала сентября было «более чем десять тысяч».
Каково бы ни было точное количество жертв красного террора осенью 1918 года (а мы можем пользоваться лишь сведениями прессы, которые позволяют считать, что их было никак не меньше 10–15 тысяч), этот террор решительным образом закрепил большевистскую практику рассматривать всякое несогласие, реальное или потенциальное, с точки зрения беспощадной классовой войны, у которой, как утверждал тот же М. Лацис, «законы свои». Стоило только рабочим начать забастовку, как весь завод тотчас же объявлялся местными властями «в состоянии мятежа». Так было в начале ноября 1918 года на большом оружейном заводе в Мотовилихе близ Перми, когда рабочие выступили против большевистского принципа снабжения «в зависимости от социального происхождения» и против превышения власти местными органами ЧК Никаких переговоров с забастовщиками: увольнение всех рабочих, арест зачинщиков, поиски «контрреволюционеров-меньшевиков», подозреваемых в организации забастовки. Такая практика была обычной в течение всего лета 1918 года. Однако в ноябре того же года в Мотовилихе местная ЧК, вдохновляемая призывами из центра, пошла дальше: более 100 забастовщиков были расстреляны без всякого суда.
Сама по себе эта цифра — от 10 000 до 15 000 казненных за два месяца — говорит о резком изменении масштаба репрессий по сравнению с царским режимом. Напомним, что за время с 1825 по 1917 год число смертных приговоров, вынесенных судами дореволюционной России (включая военные суды) по так называемым «политическим преступлениям» достигло за 92 года цифры 6 ЗбО, при максимуме в 1310 приговоренных к смерти в 1906 году, в первый год реакции после революции 1905 года. За два месяца ВЧК казнила в два или три раза больше людей, чем приговорила к смертной казни царская Россия за 92 года, при этом надо учитывать, что в царской России все эти приговоры были вынесены после законной судебной процедуры, и значительная часть из них не была приведена в исполнение, но заменена каторжными работами.
Но это изменение коснулось не только цифр. Появление таких понятий, как «подозрительный», «враг народа», «заложник», «концентрационный лагерь», «революционный трибунал», неслыханная практика таких действий, как «профилактическое заключение», массовые расстрелы сотен и тысяч людей, арестованных без суда и следствия стоящей над законом ВЧК, произвели подлинный переворот в юридической практике и теории.
К такому перевороту оказались не готовы многие из большевистского руководства, об этом свидетельствует полемика, развернувшаяся в октябре — декабре 1918 года вокруг деятельности ВЧК. В отсутствие Дзержинского, посланного под чужой фамилией на месяц в Швейцарию поправить нервы и окрепнуть физически, Центральный Комитет РКП(б) обсудил 25 октября новое положение о ВЧК. Критикуя «полновластие организации, ставящей себя не только выше Советов, но и выше самой партии», Бухарин, партийный ветеран Ольминский и наркомвнудел Петровский требовали принять меры по ограничению «произвола организации, напичканной преступниками, садистами и разложившимися элементами люмпен-пролетариата». Была создана комиссия политконтроля. Вошедший в ее состав Каменев зашел настолько далеко, что предложил попросту упразднить ВЧК.
Однако вскоре лагерь безоговорочных сторонников ВЧК одержал верх. На его стороне выступили
