историк Андреа Грациози, «он весьма отличался от первого. Инициатива отныне была в руках государства, крестьяне же, постепенно ослабевая, могли лишь кое-как реагировать на атаки с его стороны».
Несмотря на то что концу 20-х годов сельское хозяйство заметно поднялось после катастрофы 1918– 1922 годов, «крестьянский враг» все равно был слабее, а государство сильнее. Об этом свидетельствуют, например, подробные информационные сводки о том, что происходило в деревне, а также перепись «социально опасных элементов», позволившая ОГПУ успешно провести первые акции по раскулачиванию, искоренению «бандитизма», разоружению крестьян, увеличению процента военнообязанных среди них. Как свидетельствуют письма большевиков и стенограммы дискуссий в высших эшелонах партийной власти, сторонники Сталина, как, впрочем, и его противники — Бухарин, Рыков и Каменев, — прекрасно знали в 1928 году чего может стоить новое наступление против крестьянства. «Вы получите крестьянскую войну как в 1918–1919 годах», — предупреждал Бухарин. Сталин к этому был готов: он знал, что на этот раз власть выйдет победительницей, какой бы ни была цена победы.
Срыв плана хлебозаготовок в конце 1927 года дал Сталину искомый предлог. Ноябрь 1927 года был отмечен заметным падением поставок сельскохозяйственной продукции в государственные закрома, которое приняло катастрофические размеры в декабре. В январе 1928 года стало ясно, что, несмотря на хороший урожай, крестьяне обеспечили поставки только 4,8 миллиона тонн, вместо 6,8 миллионов тонн предыдущего года. Понижение цен на закупку сельскохозяйственной продукции, дороговизна и нищета, отсутствие промышленных товаров, дезорганизация закупочных органов, слухи о предстоящей войне — все это вызывало всеобщее недовольство крестьянства правящей властью и явилось причиной кризиса, который Сталин назвал «кулацкой забастовкой».
Сталин и его сторонники воспользовались этим недовольством как предлогом для того, чтобы вновь начать репрессии, как это уже было сделано при военном коммунизме. Сталин самолично отправился в Сибирь. Другие руководители, такие как Андреев, Микоян, Постышев и Косиор, поехали в хлебные районы Черноземья, на Украину и Северный Кавказ. 14 января 1928 года Политбюро направило местным властям циркуляр с требованием «арестовать спекулянтов, кулаков и других дезорганизаторов рынка и политики цен». Вновь появилось слово «уполномоченные», напоминающее о реквизициях 1918–1921 годов, об отрядах коммунистических борцов, направленных в деревню для «чисток» местной власти, которую обвиняли в сочувствии кулакам, и для того, чтобы поискать припрятанные излишки, «столь необходимые беднейшему крестьянству», причем беднякам была обещана четверть найденных у «богатых» излишков зерна.
В арсенале средств наказания непокорного крестьянства было постановление в предписанные сроки сдать по смехотворно заниженным ценам — в три-четыре раза дешевле, чем на рынке, — свою сельскохозяйственную продукцию. Статья 107 Уголовного кодекса предусматривала заключение на три года в тюрьму за любую попытку поднять цену, и эта статья широко применялась. Наконец, налоги для кулаков были увеличены за два года в десять раз. ОПТУ приступило также к закрытию рынков как таковых, а эта мера касалась уже не только зажиточных крестьян. За несколько недель все эти меры свели на нет передышку, которая с 1922–1923 годов, хорошо ли, плохо ли, но все-таки наладила отношения между властью и крестьянством. Реквизиции и репрессивные меры, конечно, только углубили кризис; очень скоро власти силой добились выполнения плана хлебозаготовок с несколько худшими показателями, чем в 1927 году, однако на следующий год крестьяне, как во времена военного коммунизма, отреагировали на эти меры тем, что понизили размеры своих посевных площадей.
«Кризис хлебозаготовок» зимой 1927–1928 годов сыграл решающую роль в ходе дальнейших событий. Сталин сделал свои выводы из того, что произошло, и решил, что необходимо создать на селе «бастионы социализма» — колхозы и гигантские совхозы; итогом коллективизации сельского хозяйства должен был стать постоянный контроль над производством сельскохозяйственной продукции и над самими производителями, которых нельзя допускать на рынок; и тогда можно будет избавиться сразу от всех кулаков, «ликвидировать их как класс».
В 1928 году власть решила покончить также с передышкой и для другой социальной категории — так называемых спецов, тех «буржуазных специалистов», представителей дореволюционной интеллигенции, которые в конце 20-х годов занимали большую часть должностей на предприятиях и в администрациях. На Пленуме Центрального комитета в апреле 1928 года обсуждалось «шахтинское дело»: в городе Шахты на одном из предприятий треста Донуголь, который использовал «буржуазных специалистов» и поддерживал отношения с западными финансовыми кругами, был обнаружен так называемый промышленный саботаж. Спустя несколько месяцев 53 обвиняемых, в большинстве своем инженеры, предстали на первом со времен процесса эсеров в 1922 году публичном политическом разбирательстве. Суд завершился пятью смертными приговорами, остальные подсудимые были приговорены к различным мерам наказания. Этот показательный процесс, о котором писали все газеты, должен был подтвердить одну из главных легенд власти — о присутствии на предприятиях «саботажников, финансируемых из-за рубежа»; эта легенда делала оправданной новую мобилизацию сил ОГПУ, призванных «предотвратить» возможный экономический ущерб, позволила «ликвидировать» старые кадры, а также организовать «специальные конструкторские бюро», где инженеры, ученые, исследователи работали над стратегическими проектами, находясь в заключении. В народе такие КБ назывались шарашками[27]. Тысячи инженеров и техников, осужденных за саботаж, «заглаживали свою вину» принудительным трудом на стройках и предприятиях первой пятилетки. В месяцы, которые последовали после первого процесса в Шахтах, экономический отдел ОГПУ подготовил десятки подобных дел, особенно на Украине. Только на одном промышленном комплексе Югосталь в Днепропетровске 112 сотрудников были арестованы в мае 1928 года.
Широкомасштабная борьба со «спецами» велась не только против промышленной и технической интеллигенциии, множество преподавателей и «социально чуждых студентов» были изгнаны из учебных заведений в результате многочисленных кампаний по «чистке» университетов и выдвижению новой «красной пролетарской интеллигенции».
Ужесточение преследований и экономические трудности в последние годы НЭПа, отмеченные возрастающей безработицей, имели результатом впечатляющее увеличение обвинительных приговоров: 578 000 в 1926 году, 709 000 в 1927 году, 909 000 в 1928 году, 1 178 800 в 1929 году (19). Часть людской лавины была направлена в тюрьмы, рассчитанные в 1928 году только на сто пятьдесят тысяч мест. В связи с этим обстоятельством постановлением от 26 марта 1928 года кратковременные заключения за небольшие проступки заменялись неоплачиваемыми исправительными работами «на стройках, предприятиях и лесоповале». Еще одно «нововведение», предусмотренное постановлением от 27 июня 1929 года, имело грандиозные последствия. Согласно этому постановлению, все заключенные, приговоренные как минимум к трем годам лишения свободы, переводились на исправительные работы в лагерях с «целью освоения естественных природных богатств восточных и северных районов страны». Эта идея носилась в воздухе долгое время. ОПТУ решило принять меры для выполнения программы заготовки леса на экспорт; неоднократно эта организация обращалась с предложениями в Главное управление мест заключения, находившееся в подчинении Народного комиссариата внутренних дел и занимавшееся обычными тюрьмами, с просьбой о выделении им дополнительной рабочей силы, так как «собственные» заключенные Соловецкого лагеря особого назначения в числе 38 000 человек в 1928 году не могли выполнить установленные производственные планы.
Подготовка первого пятилетнего плана выдвинула на повестку дня вопросы распределения рабочей силы и освоения отдаленных, но. богатых естественными ресурсами регионов страны. Рабочая сила заключенных, до того не использованная, могла стать при условии хорошо организованной эксплуатации настоящим богатством; контроль и управление рабочей силой могли стать источником дохода, влияния и власти. На это и сделали ставку руководители ОГПУ, в частности Менжинский и его заместитель Ягода, поддерживаемые Сталиным. Летом 1929 года они привели в исполнение амбициозный план «колонизации» Нарымского края, занимающего 350 тысяч квадратных километров западно-сибирской тайги, и потребовали немедленного приведения в исполнение постановления от 27 июня 1929 года. Именно в такой ситуации родилась идея «ликвидации кулачества как класса», т. е. массовой депортации зажиточных крестьян, рассматриваемых в правящих кругах в качестве серьезных противников коллективизации.
Целый год понадобился Сталину и его сторонникам, чтобы выдержать противостояние и сломить сопротивление теперь уже внутри партийного руководства. Последнее необходимо было склонить к
