решатся сами собой.
– Вы, наверное, шутите?
– Ничуть! Я не сомневаюсь, что смогу его открыть, и также не сомневаюсь, что внутри ларца нас ждет настоящее открытие… простите меня за невольную тавтологию, но это так и есть!
– Ну вот, – вздохнула Анна. – Я угробила столько сил и времени, чтобы надежно спрятать этот несчастный собор, – и теперь вы хотите, чтобы я привезла его сюда? По-моему, это не лучший вариант. Пока нам удалось сбить конкурентов со следа, вы лежите здесь под чужим именем и в относительной безопасности, артефакт надежно спрятан, но если я привезу его сюда – нас снова выследят…
– А вовсе не надо везти его сюда, – Кукушкин сел на кровати и спустил ноги на пол. – Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. Я сам поеду туда, где вы спрятали ларец, и открою его.
– Да вы с ума сошли! Вы еще вчера не могли пройти двух шагов по коридору, а сейчас собираетесь ехать на другой конец города!
– Вчера было вчера, а сегодня – сегодня! – нелогично ответил ей Кукушкин. – Сегодня я чувствую себя гораздо лучше и могу совершить небольшое путешествие…
Он перехватил ее неодобрительный взгляд и добавил:
– С вашей помощью, конечно. И не пытайтесь меня отговорить! Я чувствую, что нахожусь на пороге грандиозного научного открытия! Представляете?
Он перевел дыхание и продолжил другим тоном – молодым и взволнованным:
– Я уже закончил свою карьеру историка и, честно говоря, не совершил ничего выдающегося. Ну, написал десяток неплохих работ, несколько статей для энциклопедии, уточнил даты двух-трех событий – и это все! А ведь каждому человеку хочется сделать в жизни что-то особенное, вписать свое имя в историю… и вот теперь у меня появилась такая возможность. Неужели вы думаете, что меня остановят два-три сломанных ребра и парочка гематом?
Анна покачала головой. Увлечение, с которым Кукушкин произнес последний монолог, впечатлило ее. Да, пожалуй, она не сможет остановить этого человека.
– В общем, Аня, решайте: или вы поможете мне добраться до артефакта и примете участие в моем эксперименте, или я поеду один.
– Ну-ну! – одернула его Анна. – Больно уж вы расхрабрились! Для начала вы даже не знаете, куда ехать!
– Ну, уж это вы мне, надеюсь, скажете!
Кукушкин сделал небольшую паузу и добавил:
– Неужели вам самой не хочется узнать, что там, внутри этого ларца? Не могу поверить!
– Ладно, – проговорила Анна после недолгого раздумья. – Так и быть, я отвезу вас туда, где спрятан ларец. Только сначала нужно решить один маленький вопрос: во что вас одеть.
– Как – во что? А моя одежда? То, в чем я поступил в больницу?
– Во-первых, я думаю, что она в ужасном состоянии. Вы ведь – жертва аварии, не забыли? Во-вторых, нам ее не выдадут: ведь вы сейчас – не Иван Иванович Кукушкин, вы – Прокофий Питиримович Крысенко! Вы это не забыли?
Кукушкин удивленно захлопал глазами: эта мысль не приходила ему в голову.
– А впрочем… – Анна усмехнулась. – Может быть, это даже хорошо.
Ненадолго оставив Кукушкина в одиночестве, она отправилась к администратору платного отделения.
Алла Карловна встретила ее, как родную.
– Ну как, я надеюсь, ваш родственник всем доволен? Его устраивают наши условия?
– Все хорошо, – успокоила ее Анна. – И чувствует он себя гораздо лучше. Только… у меня к вам такая просьба…
– Я вас слушаю!
– Понимаете, Прокофий Питиримович – он очень привязан к своим внукам…
– Как я его понимаю! – Алла Карловна умильно улыбнулась.
– Так вот, сегодня у его любимой внучки, Дунечки, в детском саду выпускной вечер. Там будет настоящее торжество! – Анна закатила глаза. – Банкет на пятьдесят персон, фотосессия, концерт силами выпускников… Дунечка, можно сказать, солист – в песне «Мы едем, едем, едем в далекие края». Она будет сольно исполнять фрагмент «Тра-та-та, тра-та-та…» Разумеется, ее родители все сделали на самом высшем уровне – вечернее платье у девочки от Вячеслава Зайцева, прическу сделал знаменитый парикмахер…
– Как это замечательно! – Администратор завистливо вздохнула.
– Да, конечно, замечательно, – озабоченно проговорила Анна. – Но Прокофий Питиримович очень переживает, что не увидит всю эту красоту, не сможет разделить с семьей такой важный для внучки праздник. И Дунечка расстроится, если не увидит в этот знаменательный день любимого дедушку. Так не вовремя он попал в больницу…
– Ну, это всегда не вовремя…
– Вот мы и переходим к моему вопросу. Не могу ли я забрать Прокофия Питиримовича на один день? Он посмотрит на внучку, послушает ее «Тра-та-та», порадуется вместе с семьей… ведь положительные эмоции очень полезны для организма!
– Да, очень полезны… – согласилась Алла Карловна. – Вы говорите, он лучше себя чувствует?
– Гораздо лучше!
– Ну, что ж… у нас, в отделении повышенной комфортности, такое правило: почти все желания наших пациентов – закон.
– Почти все? – переспросила Анна.
– Да, почти все. Скажем, если пациент захотел чего-то откровенно вредного для здоровья – скажем, крепких спиртных напитков – мы его постараемся отговорить. А в вашем случае я не вижу никаких противопоказаний. Если вы увезете и привезете его на собственном транспорте…
– Разумеется, на собственном! Еще только один вопрос – где его одежда?
– Не беспокойтесь, мы получили его одежду на больничном складе, доставили к нам на отделение и привели ее в порядок – вычистили, отгладили…
– Какой сервис! – восхитилась Анна.
– Эта услуга входит в стоимость пребывания. Так что вам сейчас принесут одежду… кстати, внутри больницы вы можете воспользоваться инвалидным креслом, это тоже входит в наш сервис.
Анна вернулась в палату, и уже через пять минут молоденькая сестричка принесла большой пакет с одеждой настоящего Прокофия Питиримовича Крысенко.
– Что это? – удивленно проговорил Кукушкин, развернув пакет.
В нем оказалась вышитая украинская рубашка огромного размера и широченные штаны.
– Ну, что я вам могу сказать, – вздохнула Анна. – Судя по этому костюму, Порфирий Петрович немного полнее вас…
– Ну да, немного! Он носит одежду пятьдесят восьмого или шестидесятого размера! И еще эти украинские мотивы…
– Не знаю, что вы имеете против украинских мотивов. – Анна с интересом разглядывала вышивку на воротнике рубахи. – Мне при виде этой одежды вспомнился Гоголь… «Вечера на хуторе близ Диканьки»… «Старосветские помещики»… Видимо, Прокофий Питиримович – настоящий Прокофий Питиримович, я имею в виду, хотел припасть к своим украинским корням…
– Ага, в этой рубахе я почувствую себя Тарасом Бульбой. Да она с меня просто свалится…
– Не привередничайте! Велика – это не страшно! Разве было бы лучше, если бы она вам была мала? Сейчас мы ее подвяжем, затянем ремнем, и все будет как надо…
Кукушкин всем своим видом выражал крайнее неудовольствие, и тогда Анна использовала самый решительный аргумент:
– Кажется, вы хотели увидеть старинный ларец и попробовать его открыть. Или вы передумали?
Это подействовало. Кукушкин молча страдал, пока Анна трудилась над его внешним видом, но больше не возмущался.
Наконец она привела его в относительный порядок и усадила в кресло на колесиках.
В этом кресле они торжественно покинули отделение повышенной комфортности, благополучно
