было такое отчаяние… Ей-богу, я думала, что она сейчас завоет…
– Муки голода, знаешь ли, бывают посильнее боли… – пробормотал дядя Бо, – не зря в Средневековье придумали пытку голодом. Не надо было ей идти в модели. Рано или поздно последовал бы нервный срыв, может, и хорошо, что она умерла…
– Но я этого не хотела, – упавшим голосом сказала Тина.
– Успокойся, ляг поудобнее и закрой глаза. Ты должна быть честна с собой, – продолжал звучать в комнате мягкий, уверенный голос дяди Бо. – Ты должна трезво оценивать собственные мысли, собственные чувства и поступки. Только тогда ты сможешь стать внутренне свободной. Только тогда сможешь выбраться к свету…
Внезапно Тину охватил липкий, тошнотворный страх. Она снова была маленькой беспомощной девочкой, пытающейся выбраться из груды покореженного металла. Она кричит, зовет на помощь… хватает за руку отца, но папина рука, всегда такая надежная, не отзывается на ее прикосновения… папина рука в чем-то темном и липком… и только мама пытается помочь маленькой Тине, пытается вытолкнуть ее прочь из перевернувшейся, разбитой машины… еще немного – и будет поздно, их охватит багровое пламя…
Может быть, так и лучше – все закончится, закончится эта боль, закончится эта беспомощность…
Но мама подталкивает ее из последних сил…
– Все будет хорошо, моя девочка! – произносит дядя Бо, и Тина наконец вырывается на свободу, к свету, она может вдохнуть полной грудью…
Ей было семь лет, когда они с родителями возвращались с дачи. Отец нервничал, торопился – на следующий день у него была назначена важная встреча. И тут какой-то лихач пошел на обгон и в самый неудачный момент не справился с управлением. Чтобы избежать столкновения, отец резко повернул руль, машину занесло, она вылетела на обочину и перевернулась…
Тина каким-то чудом сумела выбраться наружу. Чьи-то руки подхватили ее, унесли прочь.
Бензобак взорвался, и машина родителей сгорела, как свеча. От них почти ничего не осталось.
Виновника аварии не нашли. Да его, собственно, не слишком искали. Время наступило трудное – начало девяностых, и у всех были свои собственные проблемы.
Тогда в ее жизни появился дядя Бо.
Родственник матери, то ли двоюродный, то ли троюродный брат. Он пытался получить опеку над маленькой Тиной, но у него ничего не вышло. Строгая унылая тетка из РОНО целый час разговаривала с ним за закрытой дверью, и дядя Бо вышел из ее кабинета расстроенный.
– Ничего не получается, принцесса… ничего не получается!.. – проговорил он, положив мягкую руку на голову девочки.
Откуда-то из провинции приехала другая родственница – тетя Зина, двоюродная сестра отца. Ей доверили Тину – тетка из РОНО почувствовала в ней родственную душу.
Тетя Зина мгновенно прописалась в родительской квартире, устроилась бухгалтером на кондитерскую фабрику и вплотную занялась Тининым воспитанием.
Воспитание это сводилось в основном к двум пунктам: не нужно о себе слишком много воображать и нельзя лениться.
– Ты вот что, Алевтина, – говорила она суровым голосом.
Тину назвали Алевтиной в честь бабушки, папиной матери, но маме это имя не нравилось, и она называла дочку Тиной. Тина и сейчас еще иногда во сне слышит мамин смеющийся голос: «Тинка-льдинка, Тинка-сардинка…»
– Ты вот что, Алевтина, – повторяла тетка, – выбрось все мечтанья из головы, ни к чему хорошему это не приведет. Чем сидеть да грезить, лучше пол вымой, это-то за тебя никто не сделает. Я работаю и тебя на шее держать не стану.
Трудолюбие она Тине в конце концов привила, а вот насчет воображения…
Тина, к явному расстройству тети Зины, росла удивительно красивой девочкой. И в других людях, и в окружающих вещах она замечала и ценила в первую очередь красоту.
– От красоты этой одни неприятности, – повторяла тетка, мрачно разглядывая племянницу. – Пустое все это! Главное, чтобы можно было прокормиться и на черный день что-то оставить…
Она одевала ее в унылые бесцветные вещи, купленные в секонд-хенде, коротко стригла, но ничего не помогало – расцветающая красота Тины пробивалась сквозь уродливую одежду, как зеленый росток упорно пробивается через трещину в асфальте.
Дядю Бо тетка не выносила на дух. Она чувствовала в нем свою полную противоположность. И еще что-то трудноуловимое, но чрезвычайно ей неприятное.
Поначалу он время от времени приходил к ним домой, всеми силами пытался наладить контакт, но тетя Зина при виде его совершенно зверела, чуть не силой выпроваживала вон и в конце концов пригрозила милицией.
Дядя Бо приходить перестал, только время от времени подкарауливал Тину возле школы и провожал до дому, рассказывая ей разные удивительные истории про королей, принцесс и волшебников и даря маленькие забавные вещицы – крошечные фигурки из цветного картона в нарядных костюмах, фарфоровых зверюшек.
Тина понимала, что об этих встречах и подарках нельзя рассказывать тете Зине. Это была их с дядей Бо общая тайна. Подаренные игрушки она прятала в укромном месте под кроватью, а волшебные истории сохраняла в самой глубине своей памяти.
Пару раз он приводил ее к себе домой. Тогда Тина впервые увидела старинные часы с процессией фарфоровых человечков, тогда впервые испытала сладкий страх при виде скелета с косой.
«Есть жнец, смертью зовется он…»
Об этих визитах тетя Зина ни в коем случае не должна была узнать.
Тогда же дядя Бо начал называть ее принцессой.
– Боже мой, принцесса, как эта женщина тебя одевает! – вздыхал он при встрече. – Ну ничего, ты помнишь историю про гадкого утенка? Когда-нибудь ты расцветешь, несмотря ни на что…
Эту историю она, разумеется, помнила – читала сказки Андерсена, купленные еще мамой. Тетя Зина книг не покупала, считала, что все это баловство, только голову задуривать девчонке.
Тина прекрасно помнила конец сказки, но ей вовсе не хотелось выглядеть гадким утенком: как всякой девочке, ей хотелось быть красиво одетой, красиво причесанной, окруженной красивыми вещами… и не когда-нибудь в будущем, а именно сейчас, сегодня!
Так или иначе, время шло.
Тина окончила школу.
Тетя Зина настаивала на том, что у нее должна быть нужная, хлебная, как она выражалась, специальность. И понятно, что такой она считала специальность бухгалтера. Поэтому Тине предстояло учиться в специальном бухгалтерском колледже.
Но тут тетя Зина заболела.
На первых порах она лечилась какими-то домашними средствами, по врачам не ходила – считала, что это – пустая трата времени и денег. Особенно денег.
«Эти все теперешние врачи только и глядят, как бы из тебя деньги вытянуть, – говорила она по вечерам. – А об том, чтобы лечить, они и не думают…»
Однако ей становилось все хуже и хуже.
Однажды пришлось вызвать «Скорую», и приехавший по вызову молодой врач долго качал головой и повторял, что болезнь невероятно запущена и теперь уже трудно что-то сделать.
Тем не менее тетю Зину положили в больницу.
Тина приходила к ней, приносила яблоки и апельсины, но все в этой больнице казалось ей таким ужасным, таким бедным и отвратительным, что она с трудом высиживала возле больной тетки десять минут и скорее вырывалась на свежий воздух.
Все время, пока она сидела возле тетки, та повторяла, что красота – это зло, что от нее – одни неприятности, и что нужно поскорее освоить хлебную специальность бухгалтера, тогда ты нигде не пропадешь.
Время от времени тетя Зина замолкала, закусив губу. Ее взгляд застывал, словно она прислушивалась к чему-то, происходящему внутри ее больного тела.
