зрения своего исходного элемента, законность вообще выступает в виде метода деятельности государства[229].
В эксплуататорских государствах могут формироваться и становиться политико-юридической реальностью некоторые требования законности (например, требование верховенства закона, неотвратимость юридической ответственности за совершенное правонарушение). Еще в большей мере такое накопление элементов законности касается социальных механизмов, обеспечивающих взаимоотношения внутри господствующего класса, его полновластие; здесь, в частности, утверждаются и начала юридического равенства, и требование реального осуществления субъективных прав.
Словом, к вопросу о возникновении и развитии законности нужно подходить конкретно-исторически, дифференцированно, различая элементы законности, фиксируя их формирование и постепенное накопление, свойственные всем этим процессам сложные противоречивые тенденции. «Отображая исторически прогрессивную смену типов государства и права, — пишет П.М. Рабинович, — законность развивалась, обогащалась новыми элементами, вбирая в себя — главным образом под влиянием правовых требований и классовой борьбы эксплуатируемых трудящихся масс — все наиболее демократические свойства и черты, формирующиеся в периоды ее прогрессивного развития» [230].
Хотя те или иные элементы законности складываются в условиях различных социальных систем и политических режимов, все же в полном, развернутом виде, обретя полный набор элементов, законность выступает в качестве органического элемента демократии (потому-то и возможно обозначить законность с полным составом элементов термином «режим» — термином, используемым и при обозначении демократии).
Утверждение законности как особого, самостоятельного общественно-политического феномена в условиях буржуазной демократии сопряжено с деятельностью идеологов революционной буржуазии, с обоснованием, провозглашением и стремлением воплотить в политической жизни идею законности, причем именно в такой ее интерпретации, когда она трактуется в качестве органической части общих представлений о политической демократии.
Конечно, демократия как социально-политический режим — всегда явление классовое. Поэтому и законность, развертывающаяся в рамках демократии того или иного классового типа, вбирает в себя черты и особенности последнего, выступает в качестве строго классовой законности (рабовладельческой, феодальной и т. д.). В соответствии с этим и буржуазная законность, в той или иной мере воплотившая в своих требованиях идеалы и представления идеологов революционной буржуазии и отличавшаяся более полным по сравнению с прошлым набором свойственных ей элементов, является законностью формальной, урезанной и потому обеспечивает всевластие капитала над трудом, достаточно широкие возможности для произвола, для подавления трудящихся, для расправы над революционными, прогрессивными силами. К. тому же в условиях империализма даже такая, формальная, законность оказалась помехой для монополистической буржуазии, и мир стал свидетелем кризиса буржуазной законности, ее разрушения, разложения.
И все же именно в условиях буржуазной демократии законность обретает достаточно четкое собственное бытие, свойства самостоятельного общественно-политического феномена, элемента демократического политического режима. Ведь демократические права и возможности, прежде всего, права и возможности личности как важнейший компонент демократии, становятся реальным явлением общественной жизни через субъективные юридические права, их реализацию, а значит, через законность. Именно в этих условиях, когда законность обретает свое собственное бытие, она в качестве режима общественно-политической жизни способна воплотиться в виде особого принципа в самое содержание права, стать принципом государственной деятельности, принципом и элементом политической системы.
Собственное содержание, субстанция законности выражена в системе политико-юридических требований — нормативных начал политико-юридической жизни.
Основные требования законности, проявляющиеся в условиях демократических политических режимов, это:
— всеобщность права, т. е. необходимость развитого, совершенного законодательства — такого, при котором все общественные отношения, нуждающиеся в юридическом опосредствовании, регулируются законом, а не произволом, усмотрением, чьей-либо прихотью; в законодательстве нет таких существенных пробелов и таких несовершенств, которые бы давали возможность для произвольных действий;
— верховенство Конституции и закона, т. е. подчиненность всех иных нормативных и индивидуальных актов действующим законам, а всех законов и других актов государственных органов — Конституции;
— равенство всех перед законом, предъявление всем участникам общественных отношений одинаковых требований, отсутствие у кого-либо привилегий;
— наличие социальных и юридических механизмов, обеспечивающих реализацию права (строжайшее соблюдение и исполнение обязанностей; беспрепятственные возможности для использования субъективных прав);
— гарантированное, «качественное» применение права, активная и решительная борьба с правонарушениями, неотвратимость юридической ответственности для всех, кто нарушил закон;
— стабильность, устойчивость правопорядка, эффективная работа всего механизма правового регулирования.
Эти требования в действии и образуют законность; в своей совокупности они призваны исключить из общественной жизни произвол, бесконтрольность, в том числе и при обеспечении, охране прав личности, и в конечном итоге привести в соответствии с заложенными в законности идеалами к тому, чтобы «записанное» в юридических нормах могло стать реальностью, переключиться в фактическое поведение участников общественных отношений, в действительную правомерность общественных отношений, в строгий правопорядок[231].
Понятно, что указанные выше политико-юридические требования законности — своего рода идеальный «максимум»; в условиях буржуазной демократии они не только урезаны, усечены, но и, что самое главное, выступают в основном в формальном виде как начала законодательства, лишь в малой степени соответствующие или вовсе не соответствующие реальной политической и правовой практике буржуазных государств. Кризис, крушение требований законности на империалистической стадии развития буржуазных государств, полный отказ от них в фашистских государствах — закономерный результат развития политической системы в странах капитала, перехода от либерализованных буржуазно-демократических политических режимов к авторитарным, военно-бюрократическим, фашистским, к реакции по всем линиям.
Сам факт существования и функционирования законности как особого, самостоятельного общественно-политического феномена ставит перед общей теорией права ряд непростых вопросов, в том числе касающихся соотношения законности и права. С точки зрения общепринятых представлений о номенклатуре правовых явлений право — центральное звено в указанном соотношении. И действительно, без права законности нет. Более того, если видеть в законности только аспект общеобязательности права (исходный элемент законности), то особой проблемы в данной плоскости вообще не возникает: законность здесь — только проекция права, т. е. явление, от права всецело производное, от него зависимое.
Но когда законность обрела полный набор свойственных ей требований, представляет собой особое, самостоятельное общественно-политическое явление, элемент демократического политического режима и, значит, обособлена от собственно права, то как они соотносятся друг с другом?
Одно из возможных решений поставленного вопроса заключается в том, что законность в качестве элемента политического режима, принципа политической системы можно рассматривать в виде принципа права. Ведь законность проявляется и объективируется как особое, самостоятельное общественно- политическое явление, хотя не исключительно, но и через право. И в этом отношении ее характеристика в качестве принципа права, а значит, его нормативного, руководящего начала, к тому же являющейся частью режима демократии, не только научно обоснованна, но и имеет в высшей степени важное конструктивное значение (следовательно, вполне оправданно, во всяком случае, в ракурсе юридической науки, определять