- Куда это вы с такой тоской смотрите, леди Вейра? - окликнул меня отец Фандар, тоже вышедший из ворот. Судя по его виду, он собирался в долину - поверх сутаны была накидка и в руках он держал палку и корзину, закрытую тряпицей. - А, беарниты провожают брата Ренса... ну да, прошло два года, он не изменил своего решения... значит, все-таки ушел в большой мир. Да хранит его Творец... - святой отец сделал знак рукой, напутствуя спины уже почти скрывшихся за очередным поворотом дороги всадников.
- Решения? В большой мир? - недоуменно переспросила я, пытаясь понять, о чем говорит священник. - Вы хотите сказать, что монахи из ордена могут уходить?
Наверное, такое удивление было написано у меня на лице, что тронувшийся было в путь отец Фандар остановился и вернулся ко мне.
- Леди Вейра, - он поставил корзинку на землю и оперся о палку. - Наверное вы, в силу своего положения, не все знаете о беарнитах, да вам и не все будет интересно, но один из пунктов в их Уставе как раз и гласит, что каждый брат может вернуться в светский мир, пройдя определенный испытательный срок на ожидание подтверждения правильности своих намерений. За этот пункт основателя ордена хотели было подвергнуть суду, на котором настаивал епископат, но собравшимся было явление, после которого пункт остался в Уставе, а епископ Моррельский получил удар и оправился от него только тогда, когда согласился со всем, что написал святой Беарн. Суть же пункта такова - мужчины, достигая зрелого возраста, могут и должны охранять покой границ Альветии, совершенствуя свое воинское мастерство и посвящая свободное время чтению книг, угодных Творцу. Но Творец для беарнитов - отец, а какому отцу хочется остаться одному, без поддержки не только сыновей, но и внуков? Творец создал не только мужчин, но и женщин для того, чтобы род людской не пропал и не рассеялся, а раз женщина тоже создание Творца, то почему надо отделять ее от мужчины? Беарниты не монахи в полном смысле этого слова, если Судьба сводит кого-то из них с той, которая захочет связать свою судьбу с одним из них, то он должен прийти к настоятелю и рассказать ему обо всем. Настоятель назначает срок испытания, после которого, если беарнит не изменил своего решения, он уходит из ордена, возвращаясь в мир. Второй раз стать членом ордена он уже не имеет права. Вижу вопрос, написанный у вас на лице, - улыбнулся как-то очень тепло святой отец, из-за чего сразу стал похожим на доброго дядюшку. - Не так часто из ордена уходят мужчины, как вы только что подумали. Чтобы попасть в орден, им недостаточно одного хотения, существует еще много условий, которые они должны выполнить, да и жизнь в ордене меняет их внутреннюю сущность, заставляя больше думать о долге, стране и Творце, чем о женщинах, оставленных за стенами. Брат Ренс, отъезд которого вы видели в сопровождении двоих братьев, ждал два года, прежде чем этот день настал. Отец настоятель знает, что делает, назначая каждому его срок... Простите, леди Вейра, я должен идти в долину, там меня ждет отец Калеб, с которым мы уже давно договорились о встрече.
Священник поднял свою корзинку и пошел по дороге вниз, оставив меня стоять, как столб, в шоке от услышанного. Воспоминания о брате Дире нахлынули так отчетливо, что все вокруг расплылось от слез. У меня могло быть будущее и здесь, если бы не трагическая случайность, если бы не... Сознавать утрату было так больно, что мне захотелось возненавидеть все вокруг, живущее и радующееся новой весне. Зачем он тогда так спешил, зачем?
Но живые должны жить, помня о мертвых... я вытерла слезы и отвернулась от дороги, по которой уехали беарниты. Нельзя все время травить себя воспоминаниями, надо жить дальше, благодаря судьбу за то, что она позволила мне не раствориться под гнетущей волей короля Харриша, не потерять себя и даже чуть-чуть приподняться ... а разве титул герцогини Одьерской и две шкатулки это не подтверждают? Отражение в луже было отвратительным, нос распух, а глаза превратились в щелочки. Ну и нечего туда смотреться, обойдусь!
Первый торговый обоз, прошедший через граничный перевал из Дарнии, был настоящим праздником для замкнутого мирка Тройденской долины. Его сопровождало облако пыли, видное издалека и с его приближением на большое плато перед въездными воротами стал стекаться деревенский люд, побросавший ради такого случая свою работу. Вопили и шныряли под ногами мальчишки, подростки постарше с деланной солидностью стояли рядом со своими старшими родственниками, то и дело порываясь побежать навстречу торговым телегам, а сзади степенно, как и подобает взрослым, уже теснились жители средних лет, держа за руки малых детей. Перед всей толпой стоял отец Фандар и еще один священник с блестящей, как яйцо, головой. Видимо, они должны были встретить купцов и договориться с ними о порядке проведения ярмарки. К святым отцам подошли два степенных мужика и они вместе, перекидываясь мимолетными фразами, выжидающе смотрели на дорогу. В комитет по встрече пригласили и меня, от чего я попыталась отбрыкаться, но отец Фандар пообещал, что они сами будут разговаривать обо всем, я же должна по сложившемуся этикету только представиться главе обоза как новая хозяйка Тройдена. По всему меня больше бы устроил вариант, когда бы я втихую походила по ярмарке, присматривая для себя нужные вещи и также втихую, не представляясь, приобрела все нужное. Пускать торговцев в замок я отказалась категорически, будучи совершенно уверенной, что они запросят за свои товары втридорога и обязательно золотом. А вот прикинувшись местной бабехой я бы могла купить и подешевле хоть те же сапоги. В ответ на мои высказывания Андре деликатно промолчал, но потом прибежала Майра и мой план полетел в помойку.
- Миледи, да вы же за деревенскую ни в жисть не сойдете, хоть платок нацепите, хоть завернетесь в него с головой! Да и отец Фандар, который встречает обозы, обязательно скажет, что в Тройдене живет вдова герцога Одьерского, а какой торговец упустит шанс хоть поглядеть на вас одним глазком, чтобы потом рассказывать всем? Торговцы - они люди ушлые, будут наверняка высматривать вас у своих повозок, вряд ли вы сумеете скрыться от них, прицениваясь к товарам, уж помяните мое слово! Новостей они привозят много, всем интересно, что за зиму произошло в Дарнии, а уж они тоже падки на сплетни и события у нас! Уверяю вас, что тут будет не только торговля и мена, но и болтовня завяжется, а что еще в эту осень и зиму было более интересно, чем приезд сюда герцога Одьерского с молодой супругой? Вы думаете, что просто так жили себе в замке и все? Да о вас вся долина судачила, одни печи, которые вы собственноручно сложили, чего стоят! Фрида уж горазда языком поработать, только бы ее слушали, Жиль и подавно записной пустобрех, лишь бы не работать, вот и посудите сами - сможете ли вы остаться незамеченной и неузнанной? Да на вас любой селянин сразу пальцем покажет, стоит вам только выйти из ворот!
- Ладно, Майра, - досадливо поморщилась я, желая прервать словесное извержение, - хватит, поняла я все. Придется участвовать во встрече, хоть я страшно и не люблю таких мероприятий.
- Ой, да что вы, миледи, чего же там не любить-то? Все на вас смотреть будут, уважение оказывать, это же только сердцу радость! Ну как такое можно говорить, ума не приложу, да любая другая на вашем месте только бы и думала, как получше нарядиться да на виду у всех покрасоваться! Мужчины же они как петухи, им только покажи новое да яркое, они и кинутся рассматривать да увиваться, а вам и подношения могут перепасть в знак уважения да знакомства... ну что вы опять глаза закатываете, правду же говорю! Никто не посмеет вас обидеть непристойностью, пока здесь беарниты рядом, а вот дружбы вашей захотят да и расположения! Что за платье будете одевать? - деловито поинтересовалась Майра, уже предчувствуя будущее сражение.
- Да все равно какое... с розочками пошло, вырез там большой, в голубом я уже ходила, можно его натянуть...
- Ни в жисть не дам голубое одевать! - Майра упрямо топнула ногой. - Не ваше оно, как есть не ваше! И кружев там мало... Давайте зеленое меряйте, вам этот цвет пойдет к глазам!
- Давай зеленое, мне все равно, - махнула я рукой. - Хоть фиолетовое, куда тут красоваться? В штанах и рубашке я бы куда лучше себя чувствовала, - добавила уже тише, чтобы не вызвать новый взрыв возмущения.
И вот теперь я и топталась в этом самом платье цвета хаки, отделанном Майрой белыми кружевами, чтобы наглотавшись пыли милостиво кивнуть главе обоза в качестве свадебного генерала. Солнце припекало все сильнее и постепенно женщины снимали теплые платки и оставались в платьях, чаще всего непритязательного серого или коричневого цветов. Только молодые девушки мелькали редкими яркими пятнами светло-голубого или бежевого оттенка. Вздымались длинные подолы юбок, украшенные узенькими вязаными кружевами, тряпичными розочками и незатейливой вышивкой. Молодость красива сама по себе,
