упоительно…
Они лежали на узкой кушетке, совершенно не предназначенной для того, что на ней произошло. Здесь было тесно, и обнаженная гостья распростерлась поверх любовника. Она уткнулась лицом ему в шею и боялась пошевелиться. Если поднять голову, окажется, что все закончилось, и тогда придется собирать по комнате разбросанную одежду и уходить. До следующего раза. А потом снова бежать к нему, раздираемой желанием и обидой. Соблазнительница закусила губу. Никогда не думала, что это так страшно.
– Что именно? – спросил Фрэйно, лениво поглаживая шелковистое бедро.
– А? – Блаженствующая дива вскинула голову.
– «Никогда не думала, что это так страшно», – повторил он ее случайно произнесенные вслух слова. – Спрашиваю, что именно?
Собеседница снова уткнулась лицом в горячую шею и глухо ответила:
– Любить.
Телохранитель нииды оторвал ее от себя.
– Что?
– Любить. Страшно любить. А тебя я, кажется, люблю, – ответила суккуб, не считая нужным врать. Зачем? Конечно, это смешно. И это пройдет. Ему-то вообще все равно.
– Персик, – предостерегающе напомнил демон, – я любить не умею.
Она снова легла ему на грудь и прошептала, касаясь губами обжигающей кожи:
– Жаль…
Мужчина хмыкнул и сел. Натэли пришлось последовать за ним. Теперь они оказались лицом к лицу.
– Персик, – воин Ада заглянул ей в глаза, – почему жаль?
Непонятая пожала плечами:
– Не знаю. Просто жаль, и все. Хотя не представляю тебя влюбленным.
Он улыбнулся. Впервые улыбнулся. Это была не усмешка, не ухмылка, а обычная человеческая улыбка.
– Тогда почему ты меня любишь, если я на это не способен? В чем причина?
Она смешалась, но все-таки начала перечислять:
– Ты первый, кто спросил разрешения, прежде чем сделать что-то, на что я могу не согласиться. Первый, кто не захотел, чтобы я принимала чей-то облик. Первый, кто не причинил мне боли. За это.
Демон задумался.
– Расскажи мне, как это – любить? Что это значит? – попросил он.
Его руки лежали на ее бедрах. Он не гнал ее. А на теле все еще горели его поцелуи и укусы. Нат закрыла глаза. Такой простой вопрос и ни одного ответа….
– Ну… любить, это значит не причинять другому боли… – Она задумалась, вспоминая, что еще можно отнести к любви, когда собеседник вдруг спросил:
– А я причинил тебе боль?
– Нет… – растерянно ответила девушка и смешалась, не понимая, куда он клонит.
– Хорошо. Что еще? – Он снова приготовился слушать.
– Любить, значит, делать приятно тому, кого любишь, – неуверенно проговорила рассказчица.
Полно, дурочка, что ты знаешь о любви?
– А я не сделал тебе приятно? – продолжил допытываться демон.
Гостья покраснела от удовольствия, вспоминая то, что творилось в этой комнате несколько минут назад.
– Сделал, – согласилась она и вдруг просияла, поняв, что же такое любовь. – Это когда ты всецело принадлежишь тому, кого любишь! Быть безоговорочно чьей-то…
Удивленный воин Ада слегка отстранился:
– И ты бы хотела быть безоговорочно моей?
Красавица с синими волосами, не раздумывая, кивнула, хотя и сама плохо понимала, что означает это «безоговорочно».
– И ты признаешь над собой мою власть? – спросил искуситель, проводя пальцами по бархатистой спине. – Скажи. Признаешь?
– Да… – простонала она, отдаваясь ласке и почти не понимая смысла обращенных к ней слов.
– Добровольно? – настойчиво допытывался он.
– Да.
– Это правда?
– Да.
– Персик… – Карие глаза полыхнули торжеством. – Ты согласилась. Трижды. Теперь у тебя есть хозяин.
Он с удовольствием наблюдал, как лицо тугодумки из нежно-персикового становится пепельно-серым. Натэль слишком поздно поняла – ее подловили, заставив совершить даже не ошибку – самоубийство. Стать вещью, принадлежащей коварному и жестокому господину. Сердце замерло в груди, во рту пересохло. Он обманул ее! Провел, как ребенка! И теперь она рабыня. Но не абстрактная рабыня этого мира, а вполне конкретная, у которой есть владелец…
– Ну же, сладкая, – примирительно сказал коварный лукавец, – чего расстроилась? Ты же только что искренне хотела мне принадлежать. Да еще к тому же безоговорочно. Вот и принадлежишь.
Суккуб сделала судорожный вдох. На глаза навернулись слезы. Дура! Какая дура! Наивная, глупая дура, возомнившая невесть что о демоне, которому просто захотелось иметь под боком на все готовую и на все согласную подстилку для любовных утех. Хотя, каких любовных… Он не знает, что такое любовь.
Фрэйно смотрел, как все эти мысли мелькают на ее лице.
– Я слышал, будто любовь – самое сильное чувство. Даже сильнее ненависти, хотя в это верится с трудом, – сказал вдруг он. – Но ты, похоже, больше меня не любишь, а, Персик? Не любишь и не хочешь принадлежать.
Он убрал с побледневшего лица мягкую прядь цвета индиго.
– Неужто твоя привязанность так быстро прошла?
– Ты… – несчастная задохнулась, и в ее глазах вспыхнула ярость. – Ты обманул меня!!! НЕНАВИЖУ!
Она хотела расцарапать это веснушчатое невозмутимое лицо, но демон опять на удивление ловко перехватил ее руки и прижал их к телу. После чего сказал с нравоучительными интонациями в голосе:
– Я не обманывал тебя.
Жертва рванулась, но он конечно же без труда удержал.
– Итак, во-первых, я не спрашивал разрешения тебя укусить. Я сказал, что
Лицо Натэли из серого стало черным. Глаза как будто умерли. И в глубине зрачков поселилась безжизненная пустыня. Дура. ДУ-РА. И теперь уже ничего не изменить. Ее обманули. Раскусили и обманули. Но и в этом есть плюс. По крайней мере, других ошибок уже не наплодить. Так плохо легкомысленной вертихвостке не было никогда в жизни. Хотелось умереть. Хотелось повернуть время вспять и на том последнем, приснопамятном для нее соревновании вонзить проклятый меч в живот, да еще и провернуть, чтобы уж наверняка…
Но увы. Время вспять не поворачивалось, а изощренный мучитель не собирался отпускать попавшуюся на крючок невольницу. По-прежнему удерживая ее руки, Фрэйно продолжил:
– Однако это еще не все, мой нежный Персик, – сказал он спокойным и ровным голосом. – Тебе нужно понять кое-что, прежде чем… начнется твоя новая жизнь. – Говоривший сделал паузу и заглянул в синие полные слез глаза. – Во-первых, если бы ты не согласилась, чтобы я тебя кусал, я бы этого не сделал. Во- вторых, я не прошу тебя принять чей-то облик просто потому, что хочу прикасаться именно к тебе, а не к кому-то другому. В-третьих, я никогда не причиню тебе боли, если только ты сама меня не вынудишь. В общем, я хотя и не умею любить, но могу не причинять страданий.
С этими словами он отпустил ее руки и спокойно смотрел, как на бледное лицо возвращаются краски,