Царь Дарий всю ночь не спал и к пище не прикоснулся. Жалко ему было юного Даниила, своего советника и любимца. Голодные львы — не шутка, небось и костей от Даниила не осталось… А вдруг жив? Не сохранил ли его Бог, которому он поклонялся?.. Так ведь спокоен был Даниил, когда его вели в львиный ров, и так светел, точно ничего злого себе от хищных зверей не ждал.
Чуть свет, едва первые птицы в кустах встрепенулись, кликнул царь Дарий воинов и пошел торопливо к львиному рву.
Стал у опечатанного камня и тревожно окликнул:
— Жив ли ты, Даниил?
И из-за камня бодро и радостно отозвался знакомый голос:
— Жив! И ты, царь, живи во веки…
Отвалили камень. Вышел невредимый Даниил. Дарий в радости глазам не верит.
А злые, лукавые вельможи сзади столпились, хмурятся и глаза в землю потупили.
Обернулся Дарий — и, как его ни просил Даниил простить их, не послушался и махнул воинам рукой:
— Бросьте их львам!
РАССКАЗЫ, СКАЗКИ, СЦЕНКИ, НЕ СОБРАННЫЕ В КНИГУ
ФАКИРСКИЙ ПОДАРОК*
Много лет назад, когда нос мой едва доставал до ручки двери, я учился в Белой Церкви и по классу своему носил веселое звание «приготовишки» (вы и слова такого теперь не знаете).
Был я как-то осенью с дядей в цирке. И вот в антракте, помню, как сейчас, пошли мы с ним за кулисы к страшному человеку Рачки-Чикалды, «самопротыкающему различные части организма при помощи гвоздя без повреждения внутренних печенок и пролития кровяных шариков».
Факир за дощатой перегородкой сидел на табурете, пил пиво, отдувался и обсасывал усы. Очень был обыкновенный факир. А я стоял в углу и, прячась за дядю, смотрел на него, как канарейка на гремучую змею.
Помню, как Рачки-Чикалды взял меня за руку, притянул к себе, посадил на свои факирские колени и сказал тихим загробным голосом:
— Ну, ученый человек, чего дрожишь? Научить тебя знаменитой штуке?
— Без пролития кровяных шариков? — робко спросил я, упорно сползая с коленей на пол.
— Ишь ты! Эта штука, брат, не для таких мышат, как ты… А вот что, ты сны видишь?
— Вижу.
— И хорошие?
— Какие там хорошие… Все про делимое и про делителей. Даже надоело.
Факир на мои ученые слова только головой покрутил.
— Эх ты, каплюшка! Да разве ж это сны?..
Он достал из-под расшитого звездами халата листок бумажки, разорвал его на три клочка, пососал карандаш, задумался и стал писать.
— Вот. Видишь, тут три бумажки. Если тебя днем взрослые обидят, если дождик шел и гулять тебя не пустили, если за обедом сладкого не было, разверни перед сном любую бумажку, прочти семь раз, обратясь лицом на восток, все, что на бумажке написано, и засыпай с Богом. Увидишь сон добрый, сон веселый, сон сладкий, — какой пожелаешь… Только знай: должен ты этим словам крепко верить и никому про них зря не болтать. Тогда все и сбудется.
Дядя усмехнулся в усы — не поверил. А я три бумажки в карман, да скорей — ходу. Может быть, самопротыкатель этот еще раздумает и бумажки свои назад отберет.
И что же вы думаете? Поверил я ему — и много добрых, веселых и сладких снов видел, чего и вам желаю.
Друзья мои маленькие! Я взрослый. Снов никаких давно уже не вижу: ни сладких, ни горьких. А вам, малышам, мой секрет, может быть, и пригодится.
Вот что на бумажках этих было написано.
