— А как? — простуженным голосом спросил еж. — Я тоже У людей жил когда-то: у них свечки, игрушки, ленточки. А у нас — ничего.
У него, бедняжки, выдумки никакой не было…
— Зачем свечки, муфта колючая! — закричала белка. — Сосулек на мшинках понавешаем. Луна их и осветит.
— Кра! — каркнула ворона.
— А я рыбок принесу, — ласково пропела лисица. — Внизу в проруби верша торчит, я ее так с рыбками и приволоку. Ведь они как серебряные… Сами светить будут, да еще и подрыгают!
— Кра! — похвалила ворона.
— Киль-киль-киль… — сорока слетела на нижнюю ветку и растопырила хвост. — А у меня в дупле есть жестяные обрезочки, серебряное ситечко и стекляшки с люстры. Я еще летом из города перетаскала…
— Слушайте! Квик! — щелкнула белка. — У меня есть орехи…
— А чем ты их оклеишь? — спросил еж.
— Молчи, муфта! Окуну их в прорубь, вытащу, они ледяной корочкой покроются… и будут как серебряные.
— Ах! — запищал заяц. — У нас будет совсем, совсем серебряная елка.
— А мы что будем делать? — спросили слетевшие кольцом на снег воробьи.
— Вы отряхнете с елки снег. Сверху донизу! — сказала ворона. — Ну, живо все за работу!
Чудесная вышла елка! Лунный свет дробился на льдинках — и свечей не надо. Рыбки блестели, переливались и вздрагивали хвостиками: им-то, бедным, одним елка не в радость была. Звери вокруг затоптались хороводом — впереди волк, за ним лисица и так все поменьше: заяц, еж… до крохотных воробьев.
Сорока тут же и песенку придумала, — что ж за хоровод без песни…
Ух, как закружились! Сова с осины круглыми глазами посмотрела, нахохлилась и крыльями развела: вот сумасшедшие. А заяц от хоровода оторвался, голова закружилась, да на толстый сугроб за можжевельником с разгону налетел и провалился.
И вдруг, подумайте только, зашевелился сугроб, сучья затрещали, и огромная мохнатая туша вылезла и пошла горой на полянку, фыркая и ворча.
— Дядя Миша! Дядя Миша!
Медведь только головой тряс, да зевал, да лапой глаза протирал:
— Фу, лешие! Что такое? Почему меня разбудили? Что за безобразие! В середине зимы сна лишили! Как я теперь опять засну? Кто ко мне в берлогу ввалился? Признавайся!
Заяц под елку забился — молчок. Где ему с медведем связываться?
А белка храбрая: поймай-ка ее! Вскочила медведю на спину и пищит:
— Дядя Миша! Дяденька Мишенька! Да ты не ворчи. Рождество сегодня. Кто ж теперь спит? У нас елка, посмотри!
Поворчал медведь, да и сам разошелся: первый хоровод повел и так толково, точно век танцмейстером был.
А потом, когда наплясались, под елкой пировать сели. Белка за орехи, лисица за рыбку, воробьи за рябину, а волк стал было на зайца посматривать…
Только слышат: ших-шах… Кто-то по лесу на лыжах идет. Точно ветром смело птиц и зверей. Тишина. Рыбки на елке подрыгивают, на серебряном ситечке лучик дрожит.
Вышел на полянку лесник. Что за чудо! Горит-переливается елка синими огоньками. Подошел поближе и по валенкам себя руками хлопнул. Чудо и есть… Да что ж много думать: уложил в мешок рыбок, орехи, ситечко да стекляшки и весело понес к себе в лесную сторожку. Вот ребята-то обрадуются!!!
КРАСНЫЙ КАМЕШЕК*
Дача стояла у леса. Жоржик скоро-скоро позавтракал и побежал к грядкам. Вчера он с дворником посадил горох — надо было посмотреть, не вылез ли он уже. Но на грядках еще ничего не было. Жоржик поковырял палочкой землю, вынул одну горошину и опять зарыл ее.
Потом он подошел к забору и стал смотреть в лес: за кустами качались елки, в канавке блестела вода, под можжевельником важно гуляли две вороны и о чем-то разговаривали.
«Пойду в лес, — подумал Жоржик. — Только немножко, вон до той березки…»
Подумал и пошел. В старом заборе одна доска совсем отвалилась, пролезть сквозь дырку было нетрудно: сначала одну ногу, потом голову, потом другую ногу, — вот и в лесу!
По дороге к березке Жоржик два раза обернулся: «Вон она, наша дача… Красная крыша, огро-омная, и голубь на крыше сидит…» Дырку в заборе тоже было видно.
Дошел мальчик до березки и сел отдохнуть. «Минуточку посижу и — домой. Здравствуй, букашка! Зачем по моей коленке ползешь?»
Он снял букашку, посадил ее на мох и сказал:
— Сиди тут, а то заблудишься!
Посмотрел Жоржик кругом: елочки скрипят («верно, у них в середине такие пищалки, как у моего зайца», — подумал он), мураши с дровами один за другим куда-то бегут, как живая черная ниточка; папоротники кланяются; вверху тучки, — одна на Жоржина дворника похожа: с белой бородой и трубка во рту. Светло и совсем не страшно…
— Ах, какая беда! — запищал вдруг кто-то в лесу.
Жоржик испугался и вскочил:
— Какая беда? Кто меня пугает?
— Эй! Помоги-ка мне, милый! — опять сказал кто-то за кустами.
Жоржик хотел было заплакать и пуститься во весь дух домой, но потом ему стало стыдно. Голосок был тоненький и жалобный, как у Амишки, когда ей хвост прищемят. Чего же пугаться? Он ведь большой… Может быть, это девочка с соседней дачи заблудилась, — надо взять ее за руку и привести домой.
