их и принялся перебирать, внимательно рассматривая каждый. Уверена, что Осипов уже не первый раз видел эти фотографии, но усердно делал вид, будто они ему незнакомы.
Когда он просмотрел все до последней, я спросила:
— Ну, что вы можете сказать по этому поводу?
Осипов поднял на меня глаза:
— А что вы хотите от меня услышать? На фотографиях я и моя жена. Но я не имею представления, кто нас снимал и когда. — Николай постарался придать своему лицу максимум недоумения.
— Вы уверены? — недоверчиво спросила я.
— Уверен, — невозмутимо кивнул Осипов.
— И вы не видели этих снимков никогда раньше?
— Никогда. А где вы их взяли? — вдруг, словно спохватившись, вскинулся Осипов.
— Мы их нашли, скажем так.
— Где? — продолжал настаивать Осипов.
— Неважно. Скажите, а человек по фамилии Калмыков вам не знаком?
Осипов изобразил на лице задумчивость и через несколько секунд проговорил:
— Нет, что-то не припоминаю.
Мне надоел этот цирк, и я решила поднажать на вдовца:
— Послушайте, нам все давно известно, и вы совершенно зря строите из себя наивность. Мы отлично знаем, что вы знакомы с Калмыковым, знаем и то, что он вас каким-то образом шантажирует. Вот, посмотрите! — Я извлекла из сумочки экземпляр снимка, сделанный знакомым Гурьева во время встречи Осипова с Калмыковым.
На сей раз он даже не взял фотографии у меня из рук, лишь скользнул по ней глазами, и я успела заметить смятение и испуг, мелькнувший в них.
— Вы так и будете продолжать упираться?
Наконец Осипов не выдержал.
— Не понимаю, чего вы от меня хотите?! — истерично взвизгнул он. — И вообще, кто вы такие и что вам нужно в моем доме?!
— Я тележурналистка, Ирина Лебедева, и вы это знаете. А нужно нам, чтобы вы все рассказали о Калмыкове, о вашей связи с ним и о том, как он вас шантажирует.
— Не понимаю — Осипов отвернулся в сторону.
— Ну что вы как маленький! Это для вашего же блага. Мы знаем, что Калмыков убил вашу супругу, что он шантажирует вас… Понимаете, что его место за решеткой? Или вы хотите, чтобы он и дальше разгуливал на свободе?
Осипов, насупившись, продолжал хранить молчание.
— Послушайте, — продолжала я его увещевать. — Калмыков — преступник, и мы это знаем, у нас есть против него улики. Но нам нужно, чтобы вы рассказали все как есть. Тогда его смогут посадить в тюрьму.
— Раз у вас есть улики, вот и посадите его сами, — откликнулся Николай.
— Вы тоже являетесь соучастником преступления. Или вы хотите разделить участь Калмыкова? Нам известно и про липовое завещание, которое было состряпано знакомым нотариусом Калмыкова.
И тут глаза Осипова расширились от ужаса. Видимо, с завещанием я попала в цель. Он не подозревал, что нам известно и о нем. Глаза Осипова воровато забегали, и он бормотал:
— А какие гарантии вы мне даете?
— Какие гарантии? — не поняла я.
— Что меня не посадят, что меня не тронет Калмыков… — принялся перечислять Осипов.
— Нет, извините, уважаемый, никаких гарантий мы вам дать не можем, — сказала я. — Вы являетесь соучастником преступления, и у нас есть все основания, чтобы посадить вас вместе с Калмыковым. Может, даже в одну камеру, — добавила я. — Так что вы уж соблаговолите сами рассказать нам всю историю с самого начала и до конца. И как только все станет известно правоохранительным органам, Калмыкова сразу же возьмут.
— Если вам нужны гарантии, то я могу пообещать вам, что вас не посадят, — подал голос Валерий. — В крайнем случае ограничатся условным сроком. Это все же лучше, чем реально сесть за решетку на неопределенный срок.
Осипов с опаской посмотрел на Гурьева, потом перевел взгляд на меня, показалось, что мне он почему-то доверял больше.
— Хорошо, — наконец проговорил он. — Я расскажу вам все. Но только с условием, что меня защитят от Калмыкова.
— Да все, что угодно! — не выдержал Гурьев.
— Павлик, давай. — Я кивнула нашему оператору, чтобы он включил камеру.
— Что это? Зачем? — засуетился Осипов.
— А как же вы хотели? Чтобы вы потом отказались от своих показаний против Калмыкова? Ничего не выйдет. Не отопретесь. Готов? — Я посмотрела на Павлика, тот кивнул. Камера заработала, и я приступила к разговору.
— Расскажите, когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с Калмыковым.
Осипов тяжело вздохнул, прежде чем начать повествование, и заговорил:
— Он сам позвонил мне. Я его раньше не знал. Это случилось после того, как умерла моя жена… Он позвонил и сказал, что хочет поговорить со мной. Мы встретились, и Калмыков сказал, что Элла была должна ему какие-то деньги, много денег, и теперь, после ее смерти, я должен отдать ему эти деньги. Кроме того, он сказал, что у нее хранятся какие-то его документы и что их я тоже должен вернуть ему. Я ничего не знал ни о деньгах, ни о документах, которые якобы должна была вернуть ему моя жена. Она никогда не говорила со мной о своих делах. Мы вообще плохо жили в последнее время. Ну, вот я и сказал ему, что ничего не знаю ни о каких долгах Эллы и никаких денег отдавать ему не собираюсь. Калмыкову это не понравилось, и он пригрозил упечь меня за решетку по обвинению в смерти жены. Я не поверил ему, и тогда он показал мне эти фотографии. И еще дал послушать пленки с записями наших с Эллой разборок, сказав, что домработница при необходимости даст нужные показания о наших постоянных ссорах, что я угрожал Элле смертью и так далее. Ну, в общем, что я не скрывал, что хочу убить ее. Он меня напугал. Я задумался о том, что нужно бы действительно отдать деньги и документы. Я искал эти документы, где только мог, но ничего не нашел. А когда узнал, какую именно сумму денег требует с меня Калмыков, то понял, что легче мне убить его, чем отдать долг Эллы, если, конечно, этот долг вообще существовал.
— А какой была сумма долга? — спросила я.
— Сто тысяч долларов, — уныло проговорил Осипов.
— Круто! — Валерка даже присвистнул.
— Продолжайте, — попросила я и грозно посмотрела на Валерия: — Не мешай!
— У меня, естественно, не было таких денег, и я сказал об этом Калмыкову. Тогда он сказал, что нужно найти завещание. Если Элла оставила мне что-то, то я продам это имущество и погашу долг. Но все дело в том, что, когда я искал дома документы Эллы, я случайно нашел ее завещание. И вскрыл его, выяснив — в общем-то для меня это не стало сюрпризом, — что Элла не оставила мне ничего: все свое имущество она завещала своим родителям.
— А где это завещание?
— Я его спрятал.
— Где? — Здесь, у нас на даче… Так вот. Я сказал Калмыкову, что нашел завещание Эллы, но она не оставила мне ничего. Тогда Калмыков потребовал отдать завещание ему, но я соврал, сказав, что сжег его. Побоялся уничтожить завещание, сам не знаю почему. Калмыков сказал, что тогда нет никаких проблем. Нет завещания — нет и наследников, кроме меня. Тогда я вступаю во владение наследства и отдаю ему долг, продав имущество Эллы.
— Тогда зачем же вы подделали другое завещание? — подала голос Моршакова.
— Это Калмыков предложил. Если бы я вступал в права наследования по закону, то это случилось бы не раньше чем через полгода, а Калмыков требовал деньги немедленно. Он сказал, что по завещанию я смогу сразу же вступить в права. Мы поехали к его знакомому нотариусу, скользкому типу, и тот сделал
